Жизньи творчество Шарля Бодлера

Когда ж наскучит мне весь этот фарс нелепый

Я руку наложу покорному  на грудь,

И эти ногти  вмиг, проворны и свирепы,

Когтями гарпии проложат к сердцу путь.

Я сердце вылущу, дрожащее как птица

В руке охотника, и  лакомым куском

Во мне живущий  зверь, играя, насладится,

Когда я в грязь  ему швырну кровавый ком.

Но что ж Поэт? Он тверд. Он силою прозренья

Уже свой видит  трон близ Бога самого.

В нем, точно молнии, сверкают озаренья,

Глумливый смех толпы  скрывая от него.

"Благодарю,  Господь! Ты нас обрек несчастьям,

Но в них лекарство  дал для очищенья нам,

Чтоб сильных  приобщил к небесным сладострастьям

Страданий временных  божественный бальзам.

Я знаю, близ себя Ты поместишь Поэта,

В святое воинство его Ты пригласил.

Ты позовешь его  на вечный праздник света,

Как собеседника  Властей, Начал и Сил.

Я знаю, кто страдал, тот полон благородства,

И даже ада месть  величью не страшна,

Когда в его венце, в короне первородства,

Потомство узнает миры и времена.

Возьми все лучшее, что создано Пальмирой,

Весь жемчуг собери, который в море скрыт.

Из глубины земной хоть все алмазы вырой, -

Венец Поэта все  сиянием затмит.

Затем что он возник из огненной стихии

Из тех перволучей, чья сила так светла,

Что, чудо Божие, пред ней глаза людские

Темны, как тусклые  от пыли зеркала". 

АЛЬБАТРОС 

Когда в морском  пути тоска грызет матросов,

Они, досужий час  желая скоротать,

Беспечных ловят  птиц, огромных альбатросов,

Которые суда так  любят провожать.

И вот, когда царя любимого лазури

На палубе кладут, он снежных два крыла,

Умевших так легко  парить навстречу бури,

Застенчиво влачит, как два больших весла

Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает!

Краса воздушных  стран, как стал он вдруг смешон!

Дразня, тот в  клюв ему табачный дым пускает,

Тот веселит толпу, хромая, как и он.

Поэт, вот образ  твой! Ты также без усилья

Летаешь в облаках, средь молний и громов,

Но исполинские  тебе мешают крылья

Внизу ходить, в  толпе, средь шиканья глупцов. 

ПОЛЕТ 

Высоко над водой, высоко над лугами,

Горами, тучами и  волнами морей,

Над горней сферой звезд и солнечных лучей

Мой дух, эфирных  волн не скован берегами,

Как обмирающий на гребнях волн пловец,

Мой дух возносится к мирам необозримым;

Восторгом схваченный ничем не выразимым,

Безбрежность бороздит он из конца в конец!

Покинь земной туман нечистый, ядовитый;

Эфиром горних стран очищен и согрет,

Как нектар огненный, впивай небесный свет,

В пространствах  без конца таинственно разлитый

Отягощенную туманом бытия,

Страну уныния и скорби необ®ятной

Покинь, чтоб взмахом  крыл умчаться безвозвратно

В поля блаженные, в небесные края!..

Блажен лишь тот, чья мысль, окрылена зарею,

Свободной птицею стремится в небеса, -

Кто внял цветов и  трав немые голоса,

Чей дух возносится высоко над землею! 
 
 
 
 

Люблю тот век  нагой, когда, теплом богатый,

Луч Феба золотил  холодный мрамор статуй,

Мужчины, женщины, проворны и легки,

Ни лжи не ведали в те годы, ни тоски.

Лаская наготу, горячий луч небесный

Облагораживал их механизм телесный,

И в тягость  не были земле ее сыны,

Средь изобилия Кибелой  взращены -

Волчицей ласковой, равно, без разделенья,

Из бронзовых  сосцов поившей все творенья.

Мужчина, крепок, смел и опытен во всем,

Гордился женщиной и был ее царем,

Любя в ней свежий плод без пятен и без гнили,

Который жаждет сам, чтоб мы его вкусили.

А в наши дни, поэт, когда захочешь ты

Узреть природное  величье наготы

Там, где является она без облаченья,

Ты в ужасе  глядишь, исполнясь отвращенья,

На чудищ без  одежд. О мерзости предел!

О неприкрытое  уродство голых тел!

Те скрючены, а  те раздуты или плоски.

Горою животы, а  груди словно доски.

Как будто их детьми, расчетлив и жесток,

Железом пеленал  корыстный Пользы бог.

А бледность этих жен, что вскормлены развратом

И высосаны им в стяжательстве проклятом

А девы, что, впитав наследственный порок

Торопят зрелости и размноженья срок!

Но, впрочем, в племени, уродливом телесно,

Есть красота  у нас, что древним неизвестна,

Есть лица, что  хранят сердечных язв печать, -

Я красотой тоски готов ее назвать.

Но это - наших  муз ущербных откровенье.

Оно в болезненном  и дряхлом поколенье

Не погасит восторг  пред юностью святой,

Перед ее теплом, весельем, прямотой,

Глазами, ясными, как  влага ключевая, -

Пред ней, кто, все  свои богатства раздавая,

Как небо, всем дарит, как птицы, как цветы,

Свой аромат и  песнь и прелесть чистоты. 

ЧЕЛОВЕК И МОРЕ 

Как зеркало своей  заповедной тоски,

Свободный Человек, любить ты будешь Море,

Своей безбрежностью  хмелеть в родном просторе,

Чьи бездны, как  твой дух безудержный, - горьки;

Свой темный лик  ловить под отсветом зыбей

Пустым об®ятием и сердца ропот гневный

С весельем узнавать в их злобе многозевной,

В неукротимости  немолкнущих скорбей.

Вы оба замкнуты, и скрытны, и темны.

Кто тайное твое, о  Человек, поведал?

Кто клады влажных  недр исчислил и разведал,

О Море?.. Жадные ревнивцы глубины!

Что ж долгие века без устали, скупцы,

Вы в распре яростной так оба беспощадны,

Так алчно пагубны, так люто кровожадны,

       О братья-вороги, о вечные борцы!