Жизньи творчество Шарля Бодлера

  Конечно, элегантная внешность поэта и  его английские манеры производят впечатление  на женщин. Но, к сожалению, Бодлер даже не пытается завязать роман с какой-нибудь приличной дамой. 

  Взаимоотношения с женщинами. 

  И все  же самыми существенными для понимания  личности Бодлера являются его взаимоотношения  с женщинами. Безумных влюбленностей  в юности он не испытывал, однако был  неутомимым посетителем борделей. Робость  и неуверенность в себе как  в мужчине заставляли его искать партнершу, по отношению к которой он мог бы чувствовать свое полное превосходство и ничем не смущаться. Его возлюбленной на долгие годы стала проститутка Лушетта, нечистоплотная и уродливая. Соединяясь с телом Лушетты, он словно переносил на себя ее болезни и уродство. Можно предположить, что подобные любовные контакты служили его тайной потребности в медленном самоубийстве.

  В течение  двадцати лет он состоял в связи  со статисткой одного из парижских  театров Жанной Дюваль. Бодлер сошелся  с ней весной 1842 года и, все время она была его постоянной любовницей. Хотя «черная Венера» (Жанна была квартеронкой) на самом деле не отличалась ни особенной красотой, ни тем более умом или талантом, хотя она проявляла открытое презрение к литературным занятиям Бодлера, постоянно требовала у него денег и изменяла ему при любом удобном случае, ее бесстыдная чувственность устраивала Бодлера и тем самым отчасти примеряла с жизнью. Кляня Жанну за ее вздорность, нечуткость и злобность, он все же привязался к ней. Как многие из женщин цветной расы, Жанна имела пристрастие к спиртным напиткам и еще в молодые годы была поражена параличом. Бодлер поместил ее в одну из лучших лечебниц и, отказывая во всем себе, устроил там все самым комфортабельным образом. Вскоре он вернулась из больницы и на этот раз поселилась под одной крышей с Бодлером. от период совместной жизни с такой женщиной был особенно трудным для поэта, но тем не менее он терпеливо вынес несколько лет такой жизни. Даже в самые последние годы, находясь в когтях полной нищеты, он не переставал помогать Жанне…После смерти Шарля, впав в страшную нищету, и она вскоре умерла где-то в госпитале. Конечно, такая несчастная связь не могла не оставить в душе поэта мрачных следов. ¹ 

  Бодлер, как художественный критик. 

  К 40-м годам относится начало литературной деятельности Бодлера, который, однако, впервые заявил о себе не столько как поэт, сколько как художественный критик. Его отчеты о парижских Салонах, статьи о художниках, размышления об искусстве не только печатались как небольшие приложения к сборникам стихов, но были собраны в единую книгу, которую можно читать как роман. Особенности его восприятия живописи и вообще изобразительных искусств делают это чтение увлекательным и научным одновременно.

  Большинство картин, о которых пишет Бодлер, давно забыты, хранятся в запасниках музеев. Имена Домье, Коро, Курбе встречаются не чаще, чем имена других, не очень известных художников. Статьи Бодлера отражают современное ему распределение ролей, то есть ситуацию 40-60-х годов XIX века. Властителем душ массового зрителя были Делакруа и Энгр.  Им уделяется значительно больше времени, чем остальным. Известно, что импрессионисты полностью отвергали метод Энгра и превозносили Делакруа, в то время как для академических критиков первой трети XIX века кумиром был Энгр. Бодлер как бы синтезирует столь разные подходы и формирует оценки, которые стали характерными во второй половине XIX века.

  Размышления Бодлера по поводу картин многих художников: о сюжете, рисунке, колорите, мастерстве и многом другом, - вынутые из контекста, можно трактовать очень широко, они подходят к любой идее, будь то гуманизм, рационализм, романтизм или позитивизм. Если же представить любую статью Бодлера целиком и в органичном контексте его собственного творчества и художественной критики вообще, то удивляет контраст и неожиданная несопоставимость описаний и отвлеченных размышлений о живописи. Кажется, абстрактные размышления не вытекают из описания картин и проникновения в их суть; произведения искусства становятся поводом для философских прозрений. Проза Бодлера об искусстве по своей структуре подобна его стихам: за довольно подробным описанием следует неожиданное обобщение, казалось бы, не связанное с ним. В статьях об искусстве это происходит скорее всего спонтанно, незаметно для самого автора. Для читателя именно такой способ мышления оказывается самым интересным и всегда актуальным.

  Когда Бодлер выступает как объективный критик, он отражает довольно характерные для  его времени стереотипы, сложившиеся  вокруг отдельных художников. Напротив, когда он высказывает субъективную точку зрения, именно она становится интересной для всех последующих поколений художественных критиков и любителей искусства.

  Бодлера сравнивают с Дидро и Делакруа, самыми известными критиками XVIII и XIX века, пытаясь определить своеобразие его места в истории искусства. Высказывания Бодлера об искусстве подобны поэтическому произведению. Его отвлеченные размышления разбросаны по всем текстам и отличаются краткостью и точностью выражения мысли. Сравнение художника с творцом Вселенной, понимание всемирности и отсутствие времени в искусстве, то есть ориентация на абсолют и бесконечное стремление к идеалу, - основные критерии эстетики Бодлера.

  Бодлер  пытался понять, что такое искусство, сквозь призму поэзии и философии и показать, что именно поэзия и филисофия наиболее близки живописи. Бодлер как художественный критик отразил объективные законы развития искусства, поэтому его мысли по-прежнему актуальны для исследователей и любителей искусства.

  По свидетельству некоторых близких друзей Бодлера, к середине 40-х годов уже была написана значительная часть стихотворений , впоследствии составивших “Цветы зла” , но в печати в то время появились лишь разрозненные пьесы (“Даме креолке”, “Дон-Жуан в аду”, Жительница Малабара”, “Кошки”), не привлекшие широкого внимания . Обратила на себя внимание новелла “Фанфарло”, опубликованная в январе 1847 года, однако и она не принесла Бодлеру известности. 

  Назначение  опекунства. 

  Между тем  к середине 1844 года, успев, кроме  всего прочего, приобщиться к наркотикам, Бодлер растранжирил уде половину своего наследства. Встревоженные родственники, собравшиеся по настоянию Опика на очередной «семейный свет», решили ходатайствовать перед властями об учреждении над беспутным Шарлем официальной опеке. Опекуном стал друг дома, нотариус Нарцисс Дезире Ансель, в течение 23 лет следивший за денежными делами Бодлера и выдававший ему месячное содержание. С Анселем, доброжелательным по натуре человеком, у Бодлера установились сносные в целом отношения, однако к отчиму, инициатору унизительной акции, его ненависть только возросла. 

  Увлечение поэта. 

  С точки  зрения духовной биографии Бодлера  намного важнее, конечно его литературная деятельность конца 40-х - первой половины 50-х годов, когда он предпринимает опыты в прозе и в драматургии (набросок пьесы «Пьяница», 1854), пишет заметки с художественных выставок. Также с конца 1840-х годов Бодлер начал увлекаться сочинениями знаменитого американского писателя Эдгара По, усиленно переводя их на французский язык. Несомненно, что у обоих авторов было в некотором отношение сильное духовное родство, и благодаря ему-то Бодлер любил По такой страстной, доходившей до болезненного обожания любовью. Начиная с 1846 года, он переводил его вплоть до самой смерти, переводил с изумительным трудолюбием, необыкновенной точностью и верностью подлиннику, так что до сих пор по справедливости признается образцовым и неподражаемым переводчиком американского поэта. До какой страстности доходила эта мистическая любовь Бодлера к По, видно из его интимного дневника последних лет жизни, где наряду с покойным отцом он считает дух Эдгара По своим заступником перед высшим милосердием… И все же литературную судьбу Бодлера определили не эти занятия, а единственный созданный им поэтический сборник: «Цветы зла»

  Сборник «Цветы зла». 

  Замысел сборника, скорее всего, созрел у Бодлера  довольно рано. Во всяком случае, уже  в «Салоне 1846 года» автор упоминает  о намерение выпустить книжку стихов под названием «Лесбиянки; два года спустя в прессе появляется сообщение о том, что Бодлер готовит к печати сборник «Лимбы»; в 1851 году под этим же заголовком в одной из газет появляется подборка из 11 его пьес и , наконец, в 1855 году респектабельный журнал «Ревю де Де Монд» публикует целых 18 стихотворений Бодлера, что было несомненным успехом, так как в данном случае редакция намеренно отпустила от своего правила печатать только стихи именитых поэтов. К Бодлеру пришла известность, пусть и негромкая, но оказавшаяся достаточной для того, чтобы в декабре 1856 года модный издатель Огюст Пуле-Маласси купил у него права на «Цветы зла». Всего полгода спустя книга вышла в свет. 

  Новая любовь. 

  Однако  литературные успехи не могли возместить Бодлеру недостаток личного счастья. Жанна в его глазах воплощала  сугубо «женское», «животное» начало, о котором он отзывался с холодным презрением, хотя на самом деле, бравируя тем, что якобы не ждет от противоположного пола ничего, кроме чувственных удовольствий, втайне всю жизнь мечтал об идеальной любви, о женщине-друге и о женщине-матери.

  Беда заключалась  в том, что Аполлония Сабатье, дама полусвета, в которую Бодлер влюбился в 1852 году, мало подходила  на эту роль. Англаэ Жозефина Сабатье, содержанка бельгийского финансиста Альфреда Мюссельмана, устраивала у себя еженедельные обеды, на которых собирались такие литераторы и художники, как Дюма-отец, А. де Мюссе, Т. Готье, Э. Фейдо, Г. Флобер, М. Дю Кан, О. Клезенже, Ж.Мейсонье и др.  «Председательствуя» на этих обедах, Аполлония получила прозвище «Председательница». Ее облик запечатлен скульптором Огюстом Клезенже («Женщина, укушенная змеей») и художником Гюставом Рикаром («Женщина с собачкой»)

  Однако  Бодлер, плохо разбиравшийся в  женщинах, склонен был либо незаслуженно презирать их, либо столь же незаслуженно обожествлять. Нет ничего удивительного в том, что он вообразил, будто в лице привлекательной, не лишенной ума и сердца госпожи Сабатье он встретил, наконец, предмет, достойный обожания и поклонения, встретил свою Беатриче, свою Лауру, свою Музу. Впрочем, до крайности самолюбивый, не выносящий и мысли о том, что может быть отвергнут и осмеян, Бодлер не решился на признание и поступил совершенно по-детски: 9 декабря 1852 года он анонимно послал госпоже Сабатье стихотворение «Слишком веселой», сопроводив его письмом, написанным измененным почерком. Затем последовали новые письма и стихотворения², но при этом Бодлер продолжал как ни в чем не бывало посещать салон дамы своего сердца, никак не выказывая своих чувств и сохраняя неизменную маску сатанинской иронии на лице. Г-жа Сабатье была тронута почтительной пылкостью таинственного поклонника, а женская проницательность позволила ей без труда разгадать инкогнито, не показав, разумеется, при этом и виду. Бодлер же, успевший в середине 50-х годов пережить еще одно любовное увлечение на этот раз пышнотелой и пышноволосой актрисой Мари Добрен, воспетой в «Цветах зла» как женщина с зелеными глазами»³, тем не менее продолжал вести платоническую игру с Аполлонией Сабатье до августа 1857 года, когда вынужден был открыться.

  Это год, несомненно, вершинный год в жизни Бодлера. Он отмечен тремя важнейшими событиями: смертью генерала Опика (27 апреля), возродившее в душе Бодлера былую надежду на абсолютное единение с матерью, судебным процессом, устроенным над «Цветами зла» и объяснение с госпожой Сабатье. 

  Судебное  разбирательство. 

  «Цветы  зла», вышедшие в июне 1857 года, сразу  же привлекли к себе внимание публики, а вслед за тем и прокуратуры, возбудившей против Бодлера судебное преследование по обвинению в  оскорблении религии. Бодлер, конечно был напуган предстоящим судом, но еще в большей степени он был задет выдвинутыми против него обвинениями: «жестокую книгу», в которую он вложил все свое сердце, всю свою нежность, всю свою замаскированную религию, всю свою ненависть, судьи сочли вульгарной порнографией, сочинением, содержащим «непристойные и аморальные места и выражения.

  В четверг 20 августа 1857 года Бодлер должен был  явиться во Дворец правосудия на заседание  шестой палаты исправительного суда, которая обычно рассматривала дела мошенников, сутенеров и проституток.

  Обвинитель  привел отрывки из «Украшений», «Леты», «Той, которая была слишком весела»  и объявил судьям, что в «Лесбосе»  и в «Окаянных женщинах» они  найдут описания самых интимных отношений  женоложниц; упомянул он также «Метаморфозы вампира», в которых, как и во всех прочих перечисленных стихотворениях, усмотрел оскорбление общественной морали. Что же касается морали религиозной, то ее, по мнению обвинителя, Бодлер оскорбил в «Отречение Святого Петра», «Авеле и Каине», «Литаниях Сатане» и «Вине убийцы», однако в этом случае обвинитель предоставил судьям решить самостоятельно, «сознавал ли поэт, томимый страстью к новизне и необычности, что он богохульствует».(4) Судьи для себя этот вопрос прояснить не смогли, и в результате обвинение в оскорблении религии было снято.

  Речь была закончена следующим образом: «Будьте  снисходительны к Бодлеру – натуре беспокойной и неуравновешенной. Будьте снисходительны к типографам, которые прячутся за спиною автора. Однако осудите некоторые стихотворения из книги и тем сделайте обществу необходимое предупреждение».(4)

  К сожалению, на суде, да и позже, Бодлер проявил  малодушие: он не разу не решился напасть  на своих гонителей или хотя бы защититься от них, он оправдывался перед  ними, оправдывался тем, что искусство – это всегда «паясничанье» и «жонглерство», а потому судить поэта за переживания и мысли, изображенные в его произведения, равносильно тому, чтобы казнить актера за преступления персонажей, которых ему довелось сыграть.