«Война и мир» — это роман-эпопея

«Война и мир» — это роман-эпопея. В произведении показаны исключительные по важности исторические события и роль народа в этих событиях. Неправильно было бы пытаться объяснить поражение  французов какой-то особой гениальностью  русских полководцев или роковыми просчетами Наполеона. Судьба кампании решалась не в штабах и ставках, а  в сердцах обычных людей: Платона  Каратаева и Тихона Щербатого, Пети Ростова и Денисова, Тимохина… Да перечислишь ли всех? Толстой-баталист рисует масштабный образ русского народа, поднявшего дубину освободительной войны против захватчиков.  

Вчитаемся в слова  писателя о характере войны 1812 года: «… Дубина народной войны поднялась  со всею своею грозною и величественною силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднимаясь, опускаясь, гвоздила французов  до тех пор, пока не погибло все  нашествие». Действия защитников Родины бессознательны, но целесообразны. Не какие-то логические выкладки или правила  заставляют людей участвовать в  борьбе с врагом. Может быть, сказывается  та самая «сила бессознательного добра», о которой писал позднее  в своем романе «Жизнь и судьба»  крупнейший художник XX века Василий  Гроссман. Во всяком случае, народный дух в полной мере проявляет себя и в Бородинском сражении, и в других важных эпизодах кампании 1812 года.  

Лев Толстой с  любовью и уважением рисует героев партизанской войны. Вот Денисов, «покраснев, как девушка», излагает Кутузову план «разрезания операционной линии  неприятеля между Смоленском и Вязь��ой». И «странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице». Но Денисов ис кренен и естествен. Вскоре мы видим его в рядах партизан. «22-го сентября Денисов, бывший одним из партизан, пребывал с своей партией в самом разгаре партизанской страсти». Совместно с Дороховым он готовит захват французского транспорта. Не смущает и численное превосходство деморализованного врага. Главное — узнать, какие войска сопровождают обоз. Мужику-партизану Тихону Щербатому дано поручение «взять языка». «Пластун» проявляет незаурядное мужество, энергию и ловкость. Будучи замечен французами, Тихон, «подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновение, выбрался на поверхность весь черный от воды и побежал дальше». Можно ли удивляться.тому, что «Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии? Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов…». Однако более того рассказ Щербатого об убийстве пленного француза не вызывает у нас мыслей о какой-то особой жестокости или мстительности мужика из Покровского. Нельзя назвать жестоким и Денисова. Командир партизанского отряда заботится о пленных французах, по-своему жалеет их. Поведение же карьериста Долохова — скорее изъятие из правила, чем правило. Вспомним, что Толстой описывает не только о смелости этого человека, но и о его безжалостности. Он безразличен к смерти Пети, погибшего во час атаки на французский транспорт. Он жаждет крови разбитого врага. Возьмем характерный момент. Долохов подходит к «неподвижному, с раскинутыми руками лежавшему Пете…  

— Готов,— повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки,— Брать не будем! — крикнул он Денисову». Но эта сцена — изъятие. Выиграна махаловка не Долоховым и ему подобными, а русским народом, его армией, оружием, верой и любовью. И этим людям прекрасно знакомо милосердие, ведомы сострадание и печаль. Неподдельно беда Денисова после смерти Пети Ростова. «Денисов… подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети… И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которым Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него». И все-таки Денисов не пытается выместить свои страдания на пленных французах.  

Подчеркивая тем  самым мысль Толстого в романе, что народ не жаждет крови врага. Не об этом ли качестве победителей  говорит Кутузов сразу же после  Красненского боя? Пленные французы вызывают сострадание главнокомандующего и всей русской армии: «Пока они были сильны, мы их не жалели, а теперь и пожалеть можно. Тоже и они люди». Таким образом, история обретает нравственный смысл. «Дубина народной войны» — это не столько военное, сколько нравственное возмездие захватчикам и их самолюбивому импера

тору. Это проявление той высшей справедливости, которая, по мысли Толстого, рано или поздно побеждает в жизни человеческого  общества.