Творчество Екатерины 2

                                                   Введение.

    Литературная деятельность Екатерины II продолжалась около четверти века и была необыкновенно обильна. Литературная работа Екатерины была весьма многообразна по характеру, по жанрам, хотя и едина по своей идейной направленности, по резко выраженной во всех ее произведениях политической тенденции. Она писала журнальные статьи и фельетоны для органов печати, выходивших под ее более или менее непосредственным руководством. Она писала в большом количестве драматические произведения, комедии, исторические драмы, комические оперы. В ее литературном наследии драматургия занимает центральное место и количественно и по вниманию, которое ей уделяла сама Екатерина. Всего до нас дошло 25 законченных (или почти законченных) ее театральных пьес и отдельные отрывки из 7 пьес; при этом установлено, что еще несколько пьес не сохранилось. Совсем не писала и не могла, не умела писать Екатерина стихов, но к прозе она питала прямо-таки страсть. Целью моей работы является расссмотреть литературную деятельность Екатерины II , а актуальность темы работы обусловлена сложившейся на данный момент объективной необходимостью представить полноценное описание творчества Екатерины II .

                    Начало литературного творчества  Екатерины II.

       Екатерина выступила впервые в печати в 1767—1768 гг. Первой публикацией ее произведения было издание «Наказа», книги не столько публицистической, сколько имевшей характер официального государственного акта, правда, чисто декларативного, а не практического, но все же не индивидуально-литературного. В 1767 г., во время своего путешествия по Волге, Екатерина организовала силами своих приближенных коллективный перевод только что вышедшей во Франции книги Мармонтеля «Велизарий», книги, вызвавшей гонения со стороны французских властей. Этот перевод должен был продемонстрировать перед всей Европой просветительское свободолюбие «Семирамиды Севера». Переводчиками «Велизария» были вельможи — граф З. Г. Чернышев, граф Г. Г. Орлов, С. Козмин, А. И. Бибиков, граф В. Г. Орлов и др. — и писатели, близкие ко двору, — И. П. Елагин, А. В. Нарышкин, Г. В. Козицкий, все три — ученики и приятели Сумарокова. Сама Екатерина перевела девятую главу книги. В 1768 г. перевод был издан отдельной книгой с титулом: «Велизер, сочинения господина Мармонтеля, члена Французской Академии, переведен на Волге» и посвящением тверскому епископу Гавриилу (написанным гр. А. П. Шуваловым). Посвящение опальной книги такому лицу должно было продемонстрировать перед Европой религиозную терпимость русского правительства и просветительное свободомыслие русской церкви — по контрасту с церковными властями Франции, обрушившимися на «Велизария» и его автора. Затем книга переиздавалась.

      Однако систематически занялась русской литературой и приняла в ней непосредственное участие Екатерина несколько позднее, именно тогда, когда перед ней воочию встал вопрос о необходимости правительственной опеки над умами, правительственного руководства общественным движением и открытого нажима на него как мерами административного воздействия, так и мерами убеждения, через печать. Так возникла «Всякая всячина», еженедельный журнал, издававшийся в 1769 г. под редакцией и при активном участии Екатерины, помощником которой, скорей всего техническим, был ее секретарь — литератор и филолог Г. В. Козицкий. Этот журнал возник в качестве своего рода литературного продолжения прений в Комиссии для сочинения нового уложения. Полтора года работ Комиссии вполне доказали Екатерине, что в умах ее подданных крепко засели мысли, опасные для ее режима. Императрица решила воздействовать на общественное мнение — в целях «отрезвления» его — при помощи печати. Она решилась сама взяться за это дело и своим примером направить критику действительности в то русло, которое было приемлемо для правительства. В то же время она собиралась «осадить» зарвавшихся вольнодумцев.

      Екатерина не скрывала официального характера своего журнала. В тексте «Всякой всячины» были даны читателю достаточно ясные намеки на этот счет. При этом «Всякая всячина» была необыкновенно хвастлива. Она помещала множество писем к издателю, на все лады расхваливавших журнал, подобострастных, бесстыдно-льстивых. По заданию, декларированному «Всякой всячиной», она должна была явиться журналом по преимуществу сатирическим. Но Екатерина понимала сатиру по-своему. Ей необходимо было вести борьбу с недовольными, и это надо было делать двумя способами: с одной стороны, порицать нежелательные для правительства претензии оппозиции, с другой — показывать пример «благонравной» сатиры.

      «Всякая всячина» придерживается умеренно-моралистических взглядов; она любит морализировать «вообще»; политических и социальных вопросов она избегает, кроме тех случаев, когда она защищает правительство и нападает на недовольных им. Так, она поместила резкую статью против свободомыслящих женщин, занимавшихся литературой и наукой, т. е. против хозяек салонов, своего рода комитетов оппозиции. Она напала на «стариков», хулителей современности, приверженных, по мнению журнала, ко всему устаревшему, прошлым временам. «Всякая всячина» издевалась над московскими «прожектерами» и «болтунами», под которыми разумелись либералы, группировавшиеся именно в Москве, вдали от правительственного ока. Вот какие проекты составляют эти люди, в изложении «Всякой всячины»: «Первый состоит в том, чтоб из города Ромны сделать порт. Другой содержит замысел, чтобы сложить подушный оклад, а вместо того обещает семьдесят миллионов серебряною монетою дохода; и для того советует нарядить секретную эскадру из двух тысяч кораблей, коими б завоевать неизвестные острова Тихого моря и, убив там черных лисиц, продавать оные ежегодно на ефимки чужестранным. Пятый, любя общую пользу, хочет сообщить публике, каким образом удвоить зерна разного хлеба, и для делания толь полезного опыта просит деревни, мужиков и денег. Я спросил: кто делал сии проекты? Мне сказали: люди острые. А кто же именно? По большей части все проторговавшиеся купцы. А денег и деревни кто просит? Молодой человек, который отцовское прожил». Так старается дискредитировать Екатерина (эта статья, вероятно, написана ею лично) самый социальный состав и цели оппозиции.

     В то же время «Всякая всячина» усердно защищает существующую власть. Она, не смущаясь, берет под свою защиту «подьячих», т. е. бюрократию, от нападок передовой литературы и все вины в неполадках административной судебной машины перекладывает на самих подданных. «Подьячих не можно и не должно перевести. Не подьячие и их должности суть вредны... Подлежит еще и то вопросу: если бы менее было около «их искусителей, не умалилась ли бы тогда и на них жалоба»; как же сделать так, «чтоб подьячие не приводили никого в изнеможение» — «сие весьма легко: не обижайте никого; кто же вас обижает, с тем полюбовно миритеся без подьячих; сдерживайте слово и избегайте всякого рода хлопот».

     Сатириков передового лагеря, вроде Новикова, «Всякая всячина» ненавидит, осыпает резкими словами, раздраженно бранит их, заявляя, что осуждать общественные пороки — еще больший порок, признак ненависти к человечеству, дерзости, наглости и т. п. Либерализма «Всякая всячина» не любит. Она сурово порицает мягкое обхождение с крепостными слугами, недвусмысленно рекомендует строгость с ними (вплоть до порки), считая, что они непременно негодяи.

     «Всякая всячина» не только сама почтительна и даже подобострастна к придворным и всяческим властям, но и своим читателям рекомендует всяческую покорность. «Долг наш, как христиан и как сограждан, велит имети поверенность и почтение к установленным для нашего блага правительствам и не поносить их такими поступками, несправедливыми жалобами, коих, право, я еще не видал, чтоб с умысла случились», — и ниже вывод: «Любезные сограждане, перестанем быти злыми, — не будем имети причины жаловаться на неправосудие». Защищая «правительства», журнал правительства давал отповедь различным нареканиям и на фаворитов царицы; так, он поместил сказочку, в которой прославлялся и оправдывался от «наветов» некий «визирь», в котором сразу можно было узнать Гр. Гр. Орлова.

     За пределами борьбы с главным врагом, крамолой, сатира «Всякой всячины» неизбежно оказывалась расплывчатой, примиренческой, беззубой. Она касалась главным образом мелочей быта высших слоев общества. Характерны такие темы «сатиры» журнала: излишнее обилие мебели в комнатах, слишком громкий голос у женщин, привычка пить много кофе, чая, лимонада, например, в маскарадах и т. п.

     Следует отметить, что «Всякая всячина» очень много материала черпала из иностранной морально-сатирической журналистики, в частности из знаменитого «Зрителя» Аддисона и Стиля, послужившего образцом для множества журналов Западной Европы. Ряд очерков в журнале Екатерины, рисующих якобы русские нравы, оказывается, на поверку, переделками и переводами (более или менее вольными) из «Зрителя» («Спектатора», как его называли часто в XVIII в.). От Аддисоиа идет и морализм «Всякой всячины». Литературная манера Екатерины 1769 г. и ее журнала целиком определяется поэтикой раннего русского классицизма, к тому же пропущенного через фильтр правительственной идеологии. Изложение очерков журнала сухо, отвлеченно, лишено живых и конкретных красок. Язык журнала — казенно-бюрократический. Поучительный тон его, восходящий к «Зрителю», однако, внутренне отличается от тона английского журнала. Вместо манеры дружеской беседы и пафоса буржуазных добродетелей, во «Всякой всячине» господствует либо начальственный окрик, либо доктринерство, бюрократическое и авторитарное, опирающееся на догмы феодального иерархического мышления.

        Отпор правительственному журналу со стороны Новикова и других журналистов 1769 г. быстро охладил пыл Екатерины-журналистки. В результате, к концу года она начала поход против журналов, возникших по ее же инициативе или при ее поощрении. Почти все журналы 1769 г. прекратили существование. Закончилось издание и «Всякой всячины». В 1770 г. были выпущены накопившиеся в портфеле редакции за прошлый год и еще не напечатанные статьи в виде сборников под названием «Барышек Всякия всячины», и на этом первый этап журнальной деятельности Екатерины прекратился.

          В 1770 г. вышел в свет «Антидот» Екатерины, а в 1772 г. появилась в печати и на сцене первая серия комедий императрицы.

       Ко времени, когда Екатерина выступила на поприще драматургии, русская комедия прошла уже, хотя и краткий, но обильный творческими исканиями путь. Этот путь начался в 1750 г. памфлетными и остро-сатирическими пьесками Сумарокова, чуждыми бытовизма, дающими галлерею гротескных образов-карикатур без стремления плотно связать их единством сюжета. За ними пошли комедии Хераскова («Безбожник», 1761) и А. Волкова, также удаленные от интереса к быту, условные по манере, строящие стиль русского классицизма на базе традиций старинного русского театра или народных фарсов. Одновременно развертывается драматургическая деятельность группы Елагина, пытавшейся насадить на русской сцене навыки новейшей комедии нравов и ранние веяния сентиментализма. В этом плане развивалась работа самого Елагина и юного Фонвизина («Корион»), перелагавших западные пьесы на русские нравы. Из того же течения родилась идея изображения на сцене русских национальных нравов, легшая в основу творчества Лукина, тесно связанного с Елагиным и его кружком. Наконец торжеством этого течения явился «Бригадир» Фонвизина, впервые закрепивший национально-самобытный тип комедии, давший реальные зарисовки быта и в то же время связанный с традицией ранних комедий Сумарокова своей композицией слабо сцепленного сюжета, условно объединяющего ряд гротескных сцен и острых шаржированных портретов. Открытия фонвизинской бытовой живописи были подхвачены его современниками, в том числе Сумароковым в его поздних комедиях (1768—1772).

        Из всех разнообразных типов комедии, накопленных русской литературой к 1772 г., Екатерина в своих пьесах этого года примыкает к наиболее раннему, к первым комедиям Сумарокова. Ее образы условны, схематичны н карикатурны, сюжет либо играет малую роль, либо совсем отсутствует, заменяясь последовательной характеристикой гротескно-упрощенных типов-масок. Только в одном Екатерина воспользовалась опытом елагинской группы: она научилась у нее технике «склонения на наши нравы» иноземных пьес; ее первая комедия «О время!» представляет собой переделку пьесы Геллерта «Богомолка» («Die Betschwester»), но действие в ней перенесено в Москву, и Екатерина попыталась придать тексту местный колорит, дать некоторые черты московской современности.

       В 1772 г. Екатерина выпустила в свет, кроме комедии «О время!», еще «Именины госпожи Ворчалкиной», «Переднюю знатного боярина» и «Госпожу Вестникову с семьею»; повидимому, к тому же времени относится написание комедии «Вопроситель», по ошибке названной при публикации ее в 1786 г. (в сборниках Российский феатр») неверно — «Невеста-невидимка» и сохранившей это название при перепечатках XIX в. (правильное ее название восстановлено лишь в 1901 г. в Академическом издании сочинений Екатерины под редакцией А. Н. Пыпина).

          Главная суть первых комедий Екатерины, как и большинства ее позднейших пьес, — не столько в изображении нравов или характеров, сколько в политике. Основу их составляют защита и пропаганда программы и политики правительства, осуждение всех недовольных режимом, установленным императрицей. Прежде всего в первых комедиях Екатерины высмеяны общечеловеческие пороки: ханжество, любовь к сплетням, трусость, грубость, даже глупость и т. п. Екатерина хотела этой стороной своих комедий указать современной ей сатире путь в сторону от острых социальных проблем, дать ей образцы мирной морализирующей направленности, в укор «злым» сатирикам-драматургам вроде Фонвизина или позднего Сумарокова. Затем — и в этом Екатерина освобождала себя от морально-отвлеченного рецепта сатиры — она дает ряд персонажей, диалогов, отдельных намеков на современность, явно направленных на поддержку правительственной политики. В комедии «О время!» московские старухи-сплетницы, невежественные, злобные, тупые, недовольны правительством, пророчат беды, брюзжат на все на свете, беспрестанно бранят нераспорядительность властей. Так, например, ханжа Ханжахина, жестоко обращаясь со своими крепостными слугами, не хочет женить их, так как скупа и жалеет приданое; при этом она говорит: «Надлежало бы правительству-та сделать такое учреждение, чтоб оно, вместо нас, людей-та бы наших при женитьбе снабжало. Правду сказать, вить оно обо всем в государстве-та печися должно, да полно, что ныне ничего не смотрят». Разумеется, на защиту правительства немедленно выступает идеальный резонер пьесы Непустов. В другом месте Ханжахина сетует: «Я не знаю, для чего правительство не запрещает таким бедным жениться. Да полно что! Нынече и ни в чем смотренья-та нет; да кому и смотреть». Сплетница Вестникова попрекает полицию в том, что она ни за чем не смотрит, отчего и «улицы так склизки, так скверны, что и ездить нельзя», а умная служанка Мавра объясняет публике: «А того не скажем, что лошади не кованы, у колес чек нет и что упряжка скверная». Но Вестникова обобщает: «Да и ни в чем смотренья нет. О, какие нынче времена! Что-та из етого будет». Вестникова распускает слухи, что в Петербурге наводнение потопило весь город, что люди там мрут от голода, «во всем недостаток, ни о чем ни правительство, ни полиция, и никто не думает. Я и еще кое-что знаю похуже етого; много оттуда вестей: хороших-та только нет; да не все сказывать надобно...» Она даже намекает на ожидание серьезных политических событий. Суеверная баба Чудихина недовольна обучением девушек в институте при Смольном монастыре и т. д.