Творческий путь Г. Белля - лауреата нобелевской премии

Об элементарных правах человека Бёлль  имеет совершенно чёткие представления.

"Во-первых, самое элементарное: право на жилище. Это совершенно  элементарное и важное право.  И это право грубейшим образом  нарушается в Западной Европе, в нашей цивилизации, потому  что там, где есть работа  и можно зарабатывать деньги, жилище является чем-то недостижимым для молодых людей. Неужели вы не понимаете, что элементарные права человека не действуют там, где это странное выражение было придумано. Право на жилище, право на работу, право на время для поддержания дружеских отношений, право на жизнь после работы. Все эти права нарушаются в мире, ориентированном лишь на повышение производительности. Поэтому это претенциозное, высокомерное выражение звучит ещё более странно для народов, не причастных к нашей считающейся уникальной цивилизации".

Касаясь проблемы насилия в обществе, Бёлль подчёркивал, что насилие бывает не только физическим.

"На мой взгляд, не следует  противопоставлять насилие и  отказ от насилия, в силу  того что насилие не поддаётся  определению. Слыша слово "насилие", люди думают только о физическом насилии. Но ведь есть и другой вид насилия. Например, в результате монополии на мнение, то есть насилие со стороны средств массовой информации. Есть люди, у которых нет возможности выразить своё мнение в газете, по радио или по телевидению. Я бы сказал, что там, где существует монополия на формирование общественного сознания, имеет место нарушение права человека выразить своё мнение. И это, конечно же, насилие – не физическое. И тогда людям приходит в голову идея выразить своё мнение на улице – с помощью транспарантов и скандированных лозунгов, с помощью демонстраций. И тогда дело доходит до физического насилия. Насилие обладает демоническим компонентом: оно возникает при столкновении двух неартикулированных сил. Поэтому я не могу решиться проповедовать отказ от насилия, ибо все люди подвержены воздействию насилия".[10 ]

Бёлль весьма критически относился к капиталистической  системе. На вопрос, существует ли гуманный капитализм, он ответил: "Такового, собственно, быть не может. То, как функционирует и должна функционировать капиталистическая экономика (оставим в стороне моральные оценки), не допускает никакого гуманизма. Основной закон капиталистической экономики – постоянное повышение производительности – не может быть гуманным. Я могу себе представить, что государственные, церковные или какие-нибудь моральные инстанции постепенно могли бы начать разъяснять людям, что пора покончить с таким абсурдом, как постоянное повышение потребления (а это тоже основной закон капиталистической экономики). Как это сделать, я не знаю, потому что в первое время это, скорее всего, вызовет экономический хаос, последствием которого станут страшные вещи".[10]

Бёлль был очень популярным писателем. Своё отношение к славе  он прокомментировал так: "Слава – это тоже средство что-то сделать, чего-то добиться для других, причём это очень хороший инструмент".

Бёлль умер в 1985 году. На траурной церемонии  друг Бёлля, священник Герберт Фалькен  свою проповедь завершил такими словами: "От имени усопшего мы молим о  мире и разоружении, о готовности к диалогу, о справедливом распределении благ, о примирении народов и о прощении вины, лежащей тяжким бременем особенно на нас, немцах".

3. ПРОБЛЕМЫ НРАВСТВЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Г. БЕЛЛЯ «ЗАВЕТ», «КРЕСТ БЕЗ ЛЮБВИ», «ГЛАЗАМИ КЛОУНА»

«Завет" - одна из первых вещей Генриха Бёлля и вместе с тем одна из последних его прижизненных публикаций. Так уж парадоксально сложилась ее судьба. Начатая осенью сорок седьмого, законченная весной сорок восьмого, повесть «Завет» была разослана сразу в несколько издательств, которых в нищей, но освобожденной Германии оказалось на удивление много. Правда, пару месяцев спустя, после конфискационной денежной реформы, проведенной в западных оккупационных зонах летом 1948 года, почти все эти издательства в одночасье разорились. А Бёлль к тому времени уже завершил другую свою военную вещь — «Поезд пришел вовремя» (кстати, первоначальное ее название «От Львова до Черновцов"), напряженно работал над романом «Где ты был, Адам?» и судьбой затерянной рукописи интересовался мало. Когда через несколько лет, обнаруженная в одном из издательских архивов, она все же вернулась к автору, тот посчитал, что публиковать ее поздно — и время, и собственное творчество Бёлля ее уже обогнали. [11]

Подобные решения почти всегда делают автору честь, свидетельствуя о его взыскательности и высокой требовательности к себе. И все же, как показывает судьба повести «Завет», иной раз они ошибочны. Когда в начале восьмидесятых младший сын Бёлля вместе с группой друзей-энтузиастов затеял небольшое «альтернативное» издательство «Ламуф», писатель отдал туда свою опальную повесть, которая в 1982 году увидела свет. Лейтмотивом едва ли не всех рецензий было изумление: критики отказывались понимать, как можно было такую вещь тридцать пять лет держать под спудом.

Наш читатель, знакомый с  искусством Бёлля давно и основательно, без труда подметит, что в этом дебютном произведении с немалым  изяществом обозначены и, так сказать, предварены многие мотивы будущего творчества писателя, а некоторые уже воплощены с незаурядной художественной силой. И в первую очередь это касается изображения войны, ее страшной окопной правды. Тут надо бы заметить, что живописанием своего фронтового прошлого Бёлль никогда особенно не увлекался. Герой одного из его военных рассказов признается, что ему нравятся пушки, «даже когда они стреляют». В этом «даже» — все отношение Бёлля к войне: она ему тем интереснее, чем дальше от самой себя, от своей человекоубийственной сути. Однако в 1947 году вчерашний фронтовик, только что вернувшийся из американского плена, видимо, не только считал своим долгом, но и жаждал поведать о неправедной войне, которую ему пришлось пройти всю, от звонка до звонка, и рассказать подробно, точно и специально то, что пережил он сам. Сцены боевого крещения, описанные в заключительных эпизодах «Завета», на мой взгляд, принадлежат к числу лучших страниц бёллевской прозы вообще. Но главное в повести все-таки не противостояние фронтов, а, как всегда у Бёлля, извечное — что в военной, что в мирной жизни — противостояние правды и лжи, совести и приспособленчества, «причастия агнца» и «причастия буйвола». И, пожалуй, именно в этой узнаваемости поэтики и нравственных коллизий — основное обаяние повести: воспринимая ее будто в обратной перспективе, сквозь опыт всего позднейшего творчества Бёлля, читатель радуется тому, что даже в этой дебютной вещи автор уже сумел в полной мере оказаться самим собой.

Далеко не каждый литератор  столь дотошен, что оставляет внятные распоряжения насчет своих неопубликованных произведений. Таким образом, перед наследниками встает любопытная моральная проблема: допустимо ли отдавать в печать не изданные при жизни автора тексты? Особенно если сам писатель десятилетиями мариновал их в письменном столе, не желая нести в редакцию.

С романом "Крест без любви" ситуация еще более запутанна. Это первое большое произведение Белля, написанное еще в 1946 году (ему предшествовали лишь несколько новелл). Вернувшийся домой после шести лет войны и плена, писатель прочитал в журнале "Neues Abendland" объявление о конкурсе на лучший роман, посвященный "сопоставлению христианства и национал-социалистического мировоззрения". Редактор утверждал, что для издания главное - "служить обновлению Германии в общехристианском духе". А Белль всю жизнь был ревностным католиком...

Рукопись начинающего  автора пролежала в издательстве почти два года. Лишь в апреле 1948 года редактор соблаговолил вынести  вердикт: роман напечатан не будет. Белль узнал, что у него "писательский дар есть, но не хватает зрелости". Проявляется это в "недостаточной глубине анализа сущности национал-социализма". А кроме того, германская армия показана необъективно, в "излишне черно-белых тонах".

Белль имел полное право не играть в объективность. Ветеран вермахта, несколько лет проведший в окопах, ненавидел войну и вообще армию. А что до анализа сущности национал-социализма, так не это было главной целью писателя. Его занимала проблема выживания (в первую очередь духовного) здравомыслящего человека - в данном случае католика - в тоталитарном обществе.

Потому и не был  напечатан "Крест без любви", что уже через несколько лет  после окончания Второй мировой  в западной части Германии разгромленные  было нацисты вновь стали поднимать голову. На скамью подсудимых Нюрнбергского трибунала сели только главари режима. А вожди рангом поменьше благополучно вписались в новую жизнь, оставшись при власти, деньгах, а главное - при своих убеждениях. Это положение дел через двадцать лет, в конце 60-х, аукнется специфической окраской лозунгов студенческих бунтов в Германии и появлением городских партизан из RAF.

70-е стали еще одной  мрачной страницей в истории  Германии. "В ответ на угрозу  терроризма" в стране были введены  так называемые чрезвычайные законы. Люди лишались работы, оказывались на заметке у полиции, а порой и в тюрьме за малейшую попытку протеста против нарушения демократии и ограничения свободы слова. Этот период, названный "немецкой осенью", сейчас в Германии предпочитают не вспоминать: он очень напоминал времена маккартизма в США с его антикоммунистической истерией, под прикрытием которой преследовались любые инакомыслящие.

Белль не мог забыть "немецкую осень" при всем желании. Нобелевского лауреата и его семью тогда  активно травили в печати, приписывая им связи с левацким подпольем. В конце концов произошла трагедия. Сын писателя - далекий от политики и вообще от общественной жизни архитектор - был так измучен постоянными вызовами на допросы в полицию, что покончил с собой… [11]

Едва ли Белль предвидел  такое будущее, когда после первого  опыта общения с религиозно-патриотическими  изданиями предпочел сотрудничать с либеральными редакциями. При этом, напомним, оставаясь верующим человеком. Впрочем, "Крест без любви" он больше никому для публикации так и не предлагал. И вышел этот роман в Германии лишь в 2002 году - уже после смерти писателя. Это история призванного в армию накануне начала Второй мировой войны молодого человека, его попыток внутреннего сопротивления отупляющей муштре, стремления остаться человеком даже в аду войны. И помогают ему в этом вера в Бога, любовь к своей девушке и ненависть к дьявольской власти.

Многие сюжетные линии "Креста" Белль использовал  в более поздних книгах. Агитирующие  против нацизма христианские общины, оказавшиеся по разные стороны баррикад братья - в знаменитом романе "Бильярд в половине десятого". Историю солдата, добровольно вставшего перед расстрельной командой взамен другого, - в "Ангел молчал". Может, потому Белль и не стремился еще раз попытаться опубликовать свой первый роман, что воплотил заложенные в нем идеи и мотивы на другом уровне.

Но эту книгу - к  сожалению, довольно актуальную - надо прочитать. И пусть "Крест без  любви" временами кажется пафосным и немного наивным, пусть это не самое сильное из того, что вышло из-под пера Генриха Белля. Все последующие его сочинения, принесшие мировую славу и Нобелевскую премию, - отсюда.

 «Глазами  Клоуна» - это очень грустная, по-настоящему грустная книга. Практически все ее содержание - один вечер из жизни клоуна. На самом деле, очень сложно передать в этой рецензии все чувства, которые автор вложил в эту книгу, но я думаю, что если Вы читали другие произведения Бёлля, то Вы меня поймете, а если не читали… то у Вас есть отличный повод сделать это. [12]

Сюжет построен довольно необычно. Основная линия повествования вовсе не является главной. Она достаточно проста: профессиональный клоун (который был очень знаменит в свое время) попал в очень неприятную ситуацию — от него ушла жена и он повредил колено настолько сильно, что долго теперь не сможет работать. Однако работы он лишен не только потому, что повреждение требует долгого лечения, а еще и по той причине, что упал он на глазах публики.

…Людей ничто так  не обескураживает, как клоун вызывающий жалость. Это все равно, как если бы вам подал пиво официант в инвалидной коляске…

Теперь клоуну нужны  деньги. Он кладет перед собой лист с номерами телефонов всех своих  знакомых и родных (родители его  очень богаты, но они никогда не помогали сыну-клоуну). И, поочередно обзванивая всех, в перерывах вспоминает всю свою жизнь. С некоторыми людьми у него связаны хорошие воспоминания, с некоторыми трагичные. Эти воспоминания и составляют собственно всю книгу. Шнир (это фамилия главного героя) видел Вторую Мировую войну, он прошел и через богатство и через бедность. Он вспоминает своих двуличных знакомых, таких как его мать, которая, будучи ярой нацисткой в сороковые, сейчас, «полностью раскаявшись», возглавляет бюро организации «Смягчим расовые противоречия». Он вспоминает хороших друзей, которые помогали ему, когда ему не на что было купить еду. И он вспоминает свою жену, свою первую встречу с ней, первую ночь. В процессе повествования читатель вместе с самим клоуном начинает понимать, что главной целью звонков знакомым являются вовсе не деньги, а жена Шнира — Мария. Он пытается найти ее, но весь мир словно обернулся против этого, все их общие знакомые скрывают ее местонахождение и не желают ей ничего передавать.

Постепенно появляется еще одна идея этого произведения — религиозные распри, предрассудки и, как это ни странно, вольности. Автор пытается показать, что религия и религиозные люди — это не одно и то же. Высокопоставленные чины церкви могут любую заповедь повернуть так, как сами того захотят, и всегда могут осветлить себя за счет кого-то другого.

Мария очень религиозная  женщина и именно это и погубило их семью. Шнир не «расписался» с ней, поскольку для этого требовалось  оформить огромное количество бумаг  в церкви, к которой принадлежала Мария. Он пытался убедить всех ее знакомых (разумеется, тоже католиков), что, независимо от того, были они обвенчаны с Марией или не были, они муж и жена, и, уходя от него к другому, она нарушает заповедь. Но… тот человек, к которому ушла Мария, тоже католик, и это значит, что даже родной брат клоуна (он монах на современный лад) стал против Шнира. [12]

Вообще, это произведение очень насыщено чувствами, каждое воспоминание Шнира — это своеобразный крик. Вся его жизнь шла словно «наперекосяк», и вот теперь она перед ним на ладони, и он остался совсем один. Постепенно становится все более очевидно, что Шнир в тупике, и это настроение безысходности и вселенской обиды мастерски передано автором.

Есть, правда, в этой книге  и пара недостатков. Во-первых, произведение сильно растянуто, некоторые абзацы порой повторяются чуть ли не дословно (но, как мне кажется, это вообще характерно для немецкой прозы); во-вторых, уже после того, как прочитана первая треть, окончательно запутываешься в немецких именах и фамилиях — очень сложно их все запомнить. Но если не считать этого, то я бы ни за что не сказал, что Бёлль немец, я вообще почувствовал, что это произведение очень близко мне, и создалось впечатление, что Бёлль пишет по-русски. Кто-то сказал, что для русских писателей характерно их умение вывернуть душу читателя наизнанку. То же самое могу сказать и Бёлле. Во время чтения я часто останавливался, потому что находил много общего между собой и главным героем.