Шукшин В. М.

    История и логика становления отношения  Шукшина к культуре сложна и в  целом соответствует логике отношения  всякого становящегося «Я» в 1950-1960-е  гг. XX в. в России. Специфика Шукшина в этом смысле заключается в том, что он от «потребления» культуры («взахлеб», «запоем») перешел к творчеству, вследствие чего в одном пространстве его сознания сталкиваются, «толпятся» (B.C. Библер) разные культуры: культура то выступает в форме покоящегося предмета, принимаемого им (русская культура быта сибирской деревни, советские традиции средней школы, христианские традиции жизненного мира матери), то приобретает форму человеческой активности (Шукшин наедине с природой, во ВГИКе, в общении с друзьями, врагами, образами научной и художественной литературы). Поэтому рассмотрение вопроса об отношении Шукшина к культуре - это исследование роста его «Я» в культуре. «Культура, непосредственно связанная с Я (с субъектом, а не объектом), там зрела, где наука и искусство начинают пронизывать друг друга», - писал А. Белый в 1920 г. К сожалению, в нашей стране этого «пронизывания» до сих пор не произошло, но Ш. был одним из тех, кто бился над этим вопросом, боролся против «теней культуры», воевал против оглупления человека суррогатами науки («...полунаука - это деспот» [1, 145].

    Творчество  Шукшина в максимальной степени  было русским феноменом, ибо в  России мы встречаемся с диктатом административной культуры. Русская  культура (изначальный замысел слова - культивирование чего-то вместе, сообща) как высшая оценка всего, что делает человек, «всегда «наступала на горло» русской философии» (A.M. Пятигорский), поэтому беда русской философии в том, что она всегда «культивировалась», еще не став самой собой, в силу чего рождалось идеологизированное, а не философское мышление.

    Вероятно, не случайно в одном из последних  произведений Шукшина повести-сказке «До третьих петухов», перед Иваном, возвращающимся домой после похода за справкой, возникает монастырь, где черти поют веселую песню: «Наше вам с кистенем, под забором, под плетнем - покультурим, покультурим». В этом горьком употреблении слова «культура» своего рода итог многих разочарований автора, веровавшего в силу культуры и обнаружившего «тени культуры» или полукультуру.

    Опыт  понимания Шукшина культуры, нашедший свое отражение в его творчестве и исследовавшийся в 1990-х гг., позволяет  выявить некоторые позиции автора, характеризующие бытие культуры в России. Культура, по мнению Шукшина, - сложный, противоречивый, движущийся и опасный феномен, способный сделать человека как свободным, так и рабом.

    Другая  проблема, которая все время преследует Шукшина, - человек в культуре, коммуникация через культуру, «тени культуры»  в человеке, ибо утрата культуры (или ложное присвоение культуры) резко дает себя знать дефицитом свободных людей в обществе, дефицитом человечности. В утверждении культа культуры Шукшина был советским человеком 1960-1970-х гг.: любил культуру, стремился к культуре, считал, что «недобрал» в культуре, был готов «молиться на культуру», хотел встать перед ней на колени, но будучи умным и талантливым - и по природе и по роду своему («народ»), стремился, как отмечает С.М. Козлова, «отвоевать у лжи и демагогии технические средства массового воздействия», отвоевать культуру как вспомогательный феномен социального бытия, преодолеть невостребованность людьми классической и народной культуры, их тяготении к суррогатам, к масскультуре, «докричаться» до слушающих («Микроскоп», «Срезал», «Владимир Семеныч из мягкой секции», «Пьедестал») [1, 149].

    Третья  проблема - множественность осмыслений культуры в творчестве Шукшина. В  понимании культуры у шукшинских героев сталкиваются и соединяются  несопоставимые позиции: термин «культура» в широком его значении относится ко всему биологически не фиксированному в человеке (это смыслонесущий и смыслопрограммирующий аспект человеческой деятельности); слово «культура» в произведениях Шукшина имеет и оценочное значение: высокая культура (искусства и науки), низкая культура. В творчестве Шукшина постоянны попытки развести стороны, грани культуры, объяснить и прояснить их. Но задача эта не разрешима в принципе. Вот и сталкиваются в прозе Шукшина знание и чувство, вера и разум, любовь и сострадание, начитанность и невежество, критичность и критиканство, высокое и низкое. Шукшин показывает столкновение естественного и культурного в человеке («Даешь сердце!», «Горе», «Жил человек»).

    Для русской культуры огромное значение имело присутствие в ней писателей-мыслителей.

    Шукшин, наследуя традиции русской литературы, определил для себя позицию, которой не изменял: «Логика жизни - бесконечна в своих путях, логика искусства ограничена нравственными оценками людей...» (Из рабочих записей).

    Творчество  Шукшина первой половины 1960-х гг. - это попытка выразить «логику жизни» в нравственных исканиях конкретных героев; творчество последующих лет - интенция исправить «логику жизни» «логикой искусства» и тем самым помочь человеку. На этом пути писателя ждали многие трудности, разочарования и тупики. Прав В. Горн в своей оценке творчества Шукшина: «Когда начинаешь вникать в смысл слов «мир Шукшина», то невольно закрадывается такое предположение: писатель словно задумал эксперимент, который ставился широко и с чисто научной добросовестностью, и с жаром души художника и гражданина, хорошо знающего, что он любит, и что ненавидит в современном мире» [3, 245].

    Свидетельство самого Шукшина, пожалуй, убедительнее всего подтверждает, что смысл  всей духовности заключается в том, что она позволяет измерить рост человеческого в каждом человеке. При этом духовность не есть что-то спокойное, устойчивое (качество или свойство). У Шукшина действительность жизни выступает всегда в противоречиях и диссонансах. Создается впечатление, что о жизни ровной, линейной, запрограммированной и разумно устроенной не стоит и писать, поэтому пишет он о времени, когда «тяжко на душе...», когда человек работает до потери облика, потому что «не знает, куда девать себя» [13, 224].

    Душа  чаще всего рассматривается как  мука, как боль, как тоска, как «нечто», от которого нельзя избавиться, не потеряв себя. В один из промозглых дней, когда «ветер пронизывал до костей, и душа чего-то заскулила. Заныла прямо, затревожилась», Филипп Тюрин вспоминает свою несостоявшуюся любовь. «Господи, пустота какая, боль какая!» («Осенью»). Итак, существенно шукшинское видение души как реальности особого рода, находящейся в сложных, диалектических связях с объективной реальностью бытия человека, как противоречивого процесса реализации жизни сознания и подсознательного. Поиск XX в. в сфере научного познания духовности чрезвычайно противоречив и мало плодотворен. Доказательством этому могут служить попытки отыскать духовность в сфере экстрасенсорики, в космосе, религиозности, «зове крови» и т.д. Может быть, поэтому Шукшин еще в 1974 г. в интервью газете «Правда» скажет: «В постижении сложности - и внутреннего мира человека, и его взаимодействия с окружающей действительностью - обретается опыт и разум человечества. Не случайно искусство во все века пристально рассматривало смятение души и - обязательно - поиски выхода из этих смятений, этих сомнений» («Если бы знать...») [13, 225].

1.3. Характеры героев В. М. Шукшина

    В. М. Шукшин явился продолжателем лучших традиций классической русской литературы. Он всегда считал, что главное в жизни русской интеллигенции — стремление помочь людям. И он пытается прежде всего помочь людям найти правду, сохранить истинные духовные ценности. Герои Василия Шукшина, подобно героям Льва Толстого, проходят путь нравственных исканий. Писатель стремится раскрыть суть своих героев в кризисные моменты их жизни, в моменты выбора, разочарования, открытия и самопознания.

    Нравственные  идеалы В. М. Шукшина воплощаются  в характерах героев, унаследовавших все лучшее, что было свойственно  русскому человеку. Все они стремятся обрести свое место в жизни страны, найти приложение своим силам. Герой киноповести “Живет такой парень” Пашка Колокольников живет так, как может, не задумываясь о том, как следует жить. Но при этом он полон внимания к людям, его деятельное добро — проявление сердечности. Он вообще живет не разумом, а чувством, и сердце его не обманывает. Иван Расторгуев — это хранитель русской земли. Люба Байкалова (“Печки-лавочки”) сочетает в себе ум, сердечность, верность нравственным устоям семьи. Она не обретает счастья в жизни, но сохраняет идеалы добра, чистоты и душевности.

    Герои Шукшина постоянно размышляют о  вечном, о добре и зле, о смысле жизни, призвании человека. Многие из них склонны к максимализму, не готовы к компромиссам. Они свято верят в реальность своего идеала, готовы до последнего защищать его (“Космос, нервная система и шмат сала”). Поиск истины для них начинается с познания окружающего мира. Самые активные споры начинаются тогда, когда речь заходит о роли и назначении человека в жизни, о его душевных качествах и путях самосовершенствования Они пытаются все постичь своим умом, познать на собственном опыте. В духовных исканиях героя проявляются его натура, восприятие им действительности. Смысл жизни они видят в гармонии мира и человека [13, 225]..

    Поп из рассказа “Верую!” становится страстным  жизнелюбом, как бы воплощая в себе радость стихийной жизни. Неизлечимо больной Саня Неверов (“Залетный”) стремится оставить людям свои заветные мысли, добрую память о себе. Смысл  жизни шукшинские герои находят в согласии с миром, которое возможно только тогда, когда человек открыт для людей, отзывчив, готов подарить другим часть своей души. В. М. Шукшин восхищается героями-фантазерами, эдакими “чудиками”, воспринимающими жизнь поэтически, стремящимися наделить ее легендой, наполнить сказкой. Талантливые люди почти всегда щедры. Им тяжело бороться с повседневностью, но они находят опору в любви ко всему живому, к природе. Алеша Бесконвойный, герой одноименного рассказа, ощущает: “Людей труднее любить, но вот детей и степь... он любил все больше и больше”. Только согласие, любовь, лад делают мир прекрасным.

    Задача  человека — освободиться от эгоизма, тщеславия, мелочности. Но как вернуть  прекрасное, если оно утрачено? Шукшинские максималисты требуют немедленного решения всех проблем. Они живут с твердым сознанием собственной правоты, считают себя вправе поучать людей, а потому нередко становятся одиноки. Такие персонажи, как Князев, Кудряшов, Глеб Капустин не способны прислушаться к голосу другого человека, их интонация всегда обличительна. Они стремятся сделать так, чтобы другим людям было лучше, но не признают возможности сомневаться, искать истину в чем-то другом. Из своего “целесообразного здания” Князев (“Штрихи к портрету”) изгоняет реальную жизнь обыкновенных людей, нравственные основы бытия, чувства доброты и любви. И постепенно в личности героя все более и более явственно проявляются эгоизм, озлобленность на людей. Естественно, что другие персонажи произведения отвергают его жизненную систему. Для того чтобы стать настоящим носителем истины, Князеву не хватает доброты и человечности. Похож на Князева местный просветитель Кудряшов (“Психопат”). Оба эти героя активны, бескорыстны, готовы даже пострадать за свою веру. Они пребывают в заблуждении, но сами искренне верят в то, что говорят. Можно даже сказать, что они становятся жертвами жизни, потому что поглощают всю льющуюся на них ин- формацию, находятся под гипнозом чужих красивых фраз, по нятий, мнений. Они стремятся стать интеллигентами, но в результате не только ими не становятся, но и утрачивают те лучшие качества, которые были им присущи изначально: уважение к любому труду, доверие к людям. Их положение среди людей становится трагикомическим.

    Шукшинские  герои готовы постоянно пребывать  в поиске истины. В этих противоречивых поисках, в заблуждениях, трудностях отразилось социальное и историческое состояние русского общества, важнейшие тенденции народной жизни. В них всегда присутствует жизнеутверждающее начало, с одной стороны, и идея целесообразности, пользы — с другой. При этом все любимые герои В. М. Шукшина ненавидят пошлость, мещанство, корысть. Мерилом ценности в произведениях писателя становится реальная жизнь. Отношение человека к жизни — вот основной критерий истинного, главное испытание героя “на прочность”. 
 
 
 

Глава II: Проблемы нравственности в творчестве Шукшина

2.1. Иной подход к нравственности в творчестве Шукшина

    Исследование  проблемы нравственности в творчестве Шукшина осуществлялось Л. Аннинским, В. Горном, Г. Белой, В. Апухтиной, Г. Биновой, С. Залыгиным, Е. Черносвитовым, В. Коробовым и др.

    В осмыслении проблемы нравствености  в творчестве Шукшина в исследовательской  литературе выявились два главных  направления: одно усматривает рождение нравственности героев Шукшина из бытия самого человека (субъекта деятельности, свободы выбора); другое сориентировано на выведение им нравственности из народной культуры.

    Осмысливая  нравственность человека исходя из самого человека, Шукшин противостоит господствующим версиям этики своего времени. Поэтому прозрения (открытия!) Шукшина в сфере нравственных отношений поразительны.

    Считалось, что нравственность - это совокупность идей, норм, принципов, которыми люди руководствуются  в своем поведении. Шукшин же утверждает: нравственность «никак не идеи, не соображения даже самого высоконравственного порядка». Его интересовал человек, не «посаженный» на науку поведения, человек, ищущий нравственные опоры в боге, в людях, в культуре («Верую!», «Ночью в бойлерной», «Мастер», «Думы», «Раскас», «Чудик»), человек, не обретший нравственности или потерявший душу в потоке жизни («мертвые души» России 1960-1970-х гг.). Шукшин удивлял, пугал человек с атрофией нравственного чувства (Спирька Расторгуев из рассказа «Сураз»).

    В научной литературе о нравственности признавалось, что нравственность можно привить человеку путем обучения его правилам и нормам поведения, Шукшина же утверждал, что «нравственность есть правда» и ей нельзя научиться, а только можно прожить ее[12, 225]..