И не лжет, -- только не дли!

О, когда бы в сей мир явились  мы

Простолюдинами любви!

О. когда  б здраво и попросту:

Просто  – холм, просто – бугор…

(Говорят,  тягою к пропасти

Измеряют  уровень гор.)

В ворохах вереска бурого,

В островах страждущих хвой…

(Высота  бреда над уровнем

Жизни.)

- На же меня! Твой.

Но  семьи тихие милости,

Но  птенцов лепет – увы!

Оттого, что в сей мир явились мы –

Небожителями  любви!

      «Поэма  Конца» – воплощение трагедии, огромное горе, обрушившееся на героиню. Цветаева отказалась от этой любви, от бытия, чтобы не сделать его бытом. В разгар романа она писала Бахраху: «Милый друг, я очень несчастна. Я рассталась с тем, любя и любимая, в полный разгар любви, не рассталась – оторвалась!.. С ним я была бы счастлива… От него бы я хотела сына…»

      Сам Родзевич потом очень жалел об их расставании, с нежностью и  грустью вспоминал о том времени:

      «Я  был глуп и молод, ей надо было служить, стелиться у ее ног и от всего  ее освободить – от семьи, от быта. Надо было ее красиво одевать. А Сережа был слишком святой, чтобы одевать  жену… это была любовь неустроенная. За то время, что мы были вместе, я мог для нее сделать больше, чем то, что я делал… именно по моей вине, по моей слабости наша любовь не удалась. Это была такая любовь, которая требовала большой сосредоточенности… надо было быть около нее. А я был не на высоте этой большой любви, я не продолжил ее в житейском смысле… Кто был прав? Из-за чего мы разошлись? Мы разошлись потому, что я не мог ее жизнь устроить… И мешала моя собственная скромность. Я считал, что я ей совсем не нужен.

      Личность  Марины Цветаевой настолько широка, богата и противоречива, что охватить ее в немногих словах совершенно немыслимо!.. Как живо и остро восставала она против всего, что шло наперекор ее жаркому правдолюбию… Еще одно замечание: в произведениях Марины Цветаевой нередко слышатся трагические ноты – отзвук ее тяжелой, разбитой и неустроенной судьбы. По существу же у Марины Цветаевой был светлый, счастливый и жизнеутверждающий характер.

      Не  это ли роднит все творчество Марины Цветаевой с народным эпосом, с  народной стихией стиха и слова! 
 В Марине была жажда жизни, стихийная любовь к природе, она была вся стихийная. Она была полна любви к жизни, и в то же время ее неустройство и невозможность найти полноту в этой жизни иногда звучали пессимистическим отказом от жизни. Но радость жизни не была отвлеченной… И все же самостоятельно жить и устроить свою жизнь она не могла»²⁷.

      Роман отгорел. Летом 1924 года Цветаевы оставили Прагу и переехали в пригород. Недолго жили в Иловищах, потом  поселились во Вшенорах. Жизнь возвращалась в обычное русло. Аля, проучившаяся год в гимназии, вернулась домой, возобновились бытовые заботы. Через некоторое время, устав "от захолустной скуки и мещанского уклада жизни", Цветаевы вслед за семьей друзей отправились в Париж.

Франция.

 

      После Чехословакии Цветаева сначала жила у Ольги Елисеевны Колбасиной-Черновой в Париже, затем в 1926 году уезжает на все лето к морю, а на зиму устраивается в Бельвю. Весной 1927 года Цветаева перебирается из Бельвю в Медон, где она в разных квартирах прожила до весны 1932 года, потом в Кламар и Ванв.

      В Париж Марина Цветаева приехала уже  с двумя детьми – в феврале 1925 года у нее родился сын Георгий (Мур). В мечтах Цветаева называла его  Борисом – в честь Пастернака, но уступила мужу, согласившись на Георгия. Она боготворила сына, и это  отношение сохранилось на всю жизнь. Цветаева приносила ему в жертву все – вплоть до стихов. "Он не должен страдать от того, что я пишу стихи, -- пусть лучше стихи страдают!" – писала она в одном из писем. Мур стал центром ее жизни, средоточением чувств, мыслей, мечтаний.

      Одними  из первых французских стихотворений  Цветаевой стали две небольших  поэмы "Перекоп" и "Красный бычок", созданные на основе дневников ее мужа времен Гражданской войны. Верная себе, Цветаева воспевает Добровольческое  движение. Это не история, а скорее гимн – как и "Лебединый стан". Марина Цветаева славила побежденных, и никто больше в русской поэзии с такой любовью, восторгом и гордостью не писал о Добровольчестве.

      В это же время печатаются статьи «Поэт  о критике» и «Цветник» – первая попытка Цветаевой осмыслить само понятие поэзии. Статьи возникли из желания разобраться в принципах и подходе современной критики к литературе. Они вызвали настоящую бурю в печати, множество горячих и резких отзывов. Часто брань опускалась до уровня базарной ругани. Главным преследователем Марины Цветаевой был Г. Адамович, не понимающий и категорически не принимающий ее стихов. Его статьи задавали тон общему мнению. В Париже Цветаева не была общепринятым поэтом, интеллигенция не принимала ее всерьез. Стихи ее не ценились, в ней видели только высокомерие и противоречия. Деньги были только от печатания стихов  в журналах, поэтому жила Марина Цветаева очень бедно. Ее друзья даже организовали комитет, который ежемесячно собирал для нее деньги.

      Друзья, бывавшие в доме Цветаевой, отмечали запущенность и неряшливость жилища:

      «В  доме у них грязь была ужасная, вонь и повсюду окурки. Среди комнаты  стоял огромный мусорный ящик».

      «Вообще она была удивительно неприспособленная. Дома у нее всегда был страшный бедлам» ²⁸.

      Отношения Цветаевой с редакциями тоже были непростыми. У русской эмиграции существовало множество журналов, газет и альманахов различных направлений, но стихи Марины Цветаевой печатали немногие: газеты «Последние новости», «Возрождение», «Дни», журналы «Воля России» и «Современные записки». Рукописи часто печатались с сокращениями и искажениями. Тем не менее, благодаря волевому и напористому характеру Цветаевой, ей удалось напечатать почти все, что считала нужным. Однако за четырнадцать лет парижской жизни она выпустила только одну книгу стихов «После России. 1922-1925», да и та прошла почти незамеченной. В поисках заработка Марина Цветаева пыталась войти во французскую литературу, переведя некоторые стихи и поэму «Молодец», однако попытка напечатать их не удалась. Одной из возможностей достать деньги были литературные вечера, но они проходили нечасто. Сергей Яковлевич не стал главой и кормильцем семьи, его интересовала политика, а в политике – СССР. Периодически он печатал свои рассказы, а также снимался в массовках в кино.

      Наметился и разлад в отношениях с Алей. Дочь пошла за отцом, в сторону, противоположную  матери. В конфликте переплелись  нужда и политика. Вслед за отцом  Аля начала видеть в Советском  Союзе воплощение идеала. К тому же, после рождения Мура Марина Цветаева  сосредоточила все свои мысли и чувства на нем, заставляя Алю заниматься хозяйством. Впрочем, быт занимал почти все время и у самой Цветаевой, времени на стихи оставалось очень мало.

      Стихи эмиграции – важный этап творчества Марины Цветаевой. Их отличает внешняя простота, сдержанность, объективность, но появляется глубина мудрости. В этих стихотворениях видна отрешенность поэта, уход в глубины сознания, во внутренний мир. Цветаева отчуждается от людей, ограничивая свой мир предметами неодушевленными. Появляются циклы, обращенные к столу, кусту, саду. В этих стихах уже нет бунта, поэт принимает все как должное, не пытаясь преодолеть судьбу, углубляется в себя:

                  Уединение: уйди

                  В себя, как прадеды  в феоды.

                  Уединение: в груди

                  Ищи и находи свободу.

                  ……………………………

                  Уединение в груди.

                  Уединение: уйди,

                  Жизнь!

      Тогда же создано одно из самых гениальных стихотворений Цветаевой, которое  ныне можно найти во всех сборниках. Одиночество на чужбине вылилось и выстрадалось в строчки, полные тоски и даже попытки издеваться над этой тоской:

                  Тоска по родине! Давно

                  Разоблаченная морока!

                  Мне совершенно все  равно –

                  Где совершенно одинокой

                  Быть, по каким камням домой

                  Брести с кошелкою базарной

                  В дом, и не знающий, что – мой,

                  Как госпиталь или  казарма…

      Цветаева  заявляет и о презрении к языку, который она так любила, с которым так мастерски обращалась:

                  Не обольщусь и  языком

                  Родным, его призывом млечным.

                  Мне безразлично  – на каком

                  Не понимаемой быть встречным!

      Дальше  следуют совсем уж «домоненавистнические», высокомерные, отчужденные слова:

                  Всяк дом мне  чужд, всяк храм мне пуст,

                  И все – равно, и все – едино…

      И вдруг попытка издевательства обрывается беспомощно, на полуслове, заканчивается  глубочайшим душевным выдохом, переворачивающим весь смысл стихотворения в душераздирающую трагедию любви к родине:

                  Но если по дороге – куст

                  Встает, особенно –  рябина…

      Эти три точки в конце – немое  признание в любви к России, пожалуй, самое сильное, невыразимое  словами. Это и есть самый высокий  патриотизм, глубочайшее чувство, которое  не смогут передать даже гениальнейшие стихи.

      В это время сложными стали отношения  с мужем, который был ярым сторонником  евразийского движения. Евразия была сначала политико-философским движением, главными руководителями его были философы Карсавин и Бердяев. Они рассматривали Россию как особый континент, неповторимый мир Европа – Азия. Отвергая большевизм и коммунизм, евразийцы не отвергали революцию, ища пути ее «преодоления». К концу двадцатых годов от движения отделилась часть участников, которые искали практические пути действия, к ним примкнул и Сергей Эфрон. В эту группу стали проникать советские агенты, направлявшие действия организации. Эфрон был завербован и начал работать на НКВД. Он подолгу не бывал дома, иногда жил отдельно от семьи, уезжал из Парижа. В сентябре 1937 года в Швейцарии был убит советский чекист-невозвращенец Игнатий Рейсс. Скорее всего, причастен к этому был и Сергей Эфрон. В начале этого года уехала в Москву Аля, которая фактически оказалась заложницей в руках НКВД. Иного выхода, кроме возвращения, у Эфрона не было, и он бежал в Советский Союз.

      Трудно  сказать, знала ли Марина Цветаева  о деятельности мужа. Конечно, что-то ей было известно, ведь она ходила к  тем же людям, вращалась в тех  же кругах, что и он. Однако Марина Цветаева  была уверена в честности мужа и доверяла ему. К тому же по характеру она была чужда политических дрязг, не понимала дипломатических игр.

      После отъезда мужа и дочери Цветаева осталась в Париже одна с сыном. Большинство  знакомых отшатнулось от нее из-за скандала с мужем, и она осталась практически в одиночестве. Оставаться было невозможно, и она решила возвращаться в Советский Союз. Большую часть своего архива Цветаева оставила друзьям и знакомым, сохранилось далеко не все.

      Наиболее  значительным ее произведениями этого периода являются «Стихи к Чехии» – два цикла «Сентябрь» и «Март». Они написаны перед самой Второй Мировой войной в тот период, когда фашистская Германия оккупировала Чехию. Всю жизнь почитала Марина Цветаева Германию, а в данный момент истории германцы обернулись варварами:

                  Пред горестью безмерною

                  Сей маленькой страны,

                  Что чувствуете, Германы:

                  Германии сыны??

                        Цикл «Март» имеет  особую мелодику построения: он начинается на тихих, спокойных нотах – «Колыбельная», а потом все усиливается, доходя до крика – «Германии». Обрываясь, все начинается снова со спокойного тона «Марта», и нарастает постепенно. Ключевые стихи – взрыв ярости, страсти, протеста, скорби: