Гротеск в творчестве К. Маккалерс

          Полемика о том, что представляет собой южная литература, началась в тридцатые годы Х1Х века, когда расхождения между Севером и Югом в области политики и экономики провели границу и в культуре: «южный» романтизм отличался от  «северного» акцентом на мифологизированные моменты истории и региональный элемент, тогда как в Новой Англии он имел отчётливо выраженный философский характер.  Все особенности, отличающие южную литературу с момента её появления,  в полной мере проявились в романах Дж. П. Кеннеди, А. Карузерса, Д. Г. Симмса, Дж. Таккера, К. Хенц и др. Для  них характерно  принципиальное восприятие Юга как особой цивилизации со своим социальным укладом и культурой, в центре которой понимание «южной локали» как единства исторических, бытовых и психологических особенностей.

         Политическим надеждам конфедератов не суждено было сбыться - Гражданская война закончилась капитуляцией. Югу было необходимо представить свою версию войны, осмыслить поражение, преодолеть комплекс побежденной нации, внедряемый в сознание местного населения политикой «реконструкции». В литературе коллизия «прошлое – настоящее» выражалась в полемике между «обречённым поколением», верным принципам старого Юга, и группой, защищавшей образ нового, «реконструированного» региона. С началом «великой депрессии» заметно оживился  южный аграрианизм, традиционно опиравшийся на доктрины Т. Джефферсона о мессианской значимости американского фермерства. Лидеры аграрного движения – Д. К. Рэнсом, Д. Дэвидсон, А. Тейт - считали, что Юг переживает своеобразный момент истины: либо он будет придерживаться традиционных ценностей и выживет, либо  погрязнет в агрессивной культуре урбанистического индустриализма и прекратит своё существование. Аграриями была чётко сформулирована проблематика и идеология южного литературного Ренессанса, а самые видные из них – Тейт,  Рэнсом , Уоррен – стали основоположниками  школы «новой критики» с её идей «органической формы»,  реализующейся в контексте «литературной традиции», понимаемой как определённый набор константных, трансисторических структур содержания и формы, образующих сквозное единство человеческой культуры. В качестве основных признаков Ренессанса принято считать острое восприятие драматизма социально-исторических коллизий,  религиозную целостность, чувство конкретного и специфического, убеждённость в человеческом несовершенстве и  непредсказуемости природы[4,c.31].

          Перед писателями послевоенного поколения стояла  задача сохранить основные черты традиции и при этом отстоять свою самобытность на фоне таких гигантов южного Ренессанса, как У.Фолкнер, Т.Вулф и Р.П.Уоррен. Следует отметить, что Юг 50-60-ых годов представлял собой иною социальную сущность и был лишён тех исторических конфликтов, которые определяли трагизм жизненных ситуаций в романах довоенного времени. Это означало появление в литературе  иного идейно-тематического спектра и поиск новых художественных решений в трактовке действительности.  Устойчивость общинного фактора в менталитете южан остаётся  доминирующий чертой в творчестве молодого поколения писателей:  Ю.Уэлти, К. Маккаллерс, У. Стайрона, Ф.О’Коннор и многих других.      Несмотря на различие творческих задач, всех их объединяет региональная традиция и определение «южный» продолжает обозначать специфику более, чем географическую.  Однако значение исторической памяти в современной литературе Юга  практически утратило смысл «гармоничной старины». Большинство писателей пытаются обрести своё место не в легендарном прошлом, а в хаотичном современном универсуме, из которого  Бог и привычный порядок вещей давно уже изгнаны. Чтобы сделать подобный мир осязаемым, писатели вынуждены были порой прибегать к нетрадиционной, экспериментальной технике. Чаще всего использовался гротеск (К. Маккаллерс, Ф. О’Коннор, Т. Капоте) и экзистенциалистские приёмы,  как это мы видим в работах Джона Барта, Уолкера Перси и в некоторых произведениях Уильяма Стайрона, где доминируют мотивы одиночества, крушения  семейных ценностей, отчуждённости от общества и природы – всё то, что приносит с собой материалистическая культура, превращающая человека в абстракцию.

         На исходе ХХ века заметно  меняется поэтика южной литературы. Наиболее яркими фигурами  становятся представители магического реализма с его виртуозным синтезом историзма и мифологии, а также  минимализма,  гибко сочетающегося с фольклором, готикой и социальной критикой.

         В 60-90-е  годы в южном литературоведении сложились три стратегических направления, обусловленных предметом и методологией исследования: 1) общий культурно-исторический анализ традиции; 2) изучение отдельных тенденций, персоналий,  явлений и периодов литературы Юга; 3) исследование теоретических аспектов традиции.

        История литературы Юга как главный элемент региональной культуры создаётся трудами Т. Дэвиса, Дж. Хаббелла Л. Рубина, Д. Янга, Л. Симпсона, У. Салливана, Ф. Хобсона, Р. Грея и др.

         В теоретическом плане наиболее интересны работы Р. Хейлмана, Ф. Хоффмана, М. Крейлинга. Хейлман выдвигает теорию четырёх уровней южного текста: конкретного, элементального, орнаментального и символического. Хоффман рассматривает хронотоп южного романа, наделяя его тремя  идеологическими функциями: а) «охранительно-описательной»; б) «комментирующей» и «морально-исторической», когда среда обитания героев определяет их сознание и становится неотъемлемой частью мифопоэтической глубины образа. Работы Крейлинга посвящены структурному анализу южной литературы.

 Карсон Маккаллерс принадлежит к так называемой «южной школе» американской литературы. Уже в первом ее романе «Сердце — одинокий охотник» прозвучала главная тема ее творчества — одиночество человека в современном мире и тщетные поиски контактов — тема, которая снова возникает и в повести «Баллада о невеселом кабачке» (1951), и в романе «Часы без стрелок» (1961). По-своему, не так горько, но с присущей ей прямотой и откровенностью писательница раскрывает эту тему и в своей повести о детстве[10,c.11].

         Действие повести «Участница свадьбы» происходит в маленьком провинциальном городке, где не случается никаких достойных внимания событий, где один день похож на другой и жизнь протекает монотонно и скучно. Но именно это и раздражает двенадцатилетнюю героиню повести Фрэнки. Она полна внутренней энергии и любознательности, она стремится познать окружающий ее мир, ей хочется вырваться из узкого сонного царства, но все ее попытки терпят крах. Сначала Фрэнки хочет стать членом клуба девочек, чтобы быть участницей каких-то общих дел, начинаний. Но для этого она еще мала, девочек ее возраста в клуб не принимают, и Фрэнки оказывается словно за бортом общественной, коллективной жизни. Это ее больно задевает, она страдает от одиночества и ищет утешения в откровенных беседах с живущей в их доме негритянкой Береник. Однако разговоров с Береник Фрэнки мало, у нее настоятельная потребность общаться с разными людьми, быть кому-то нужной, желанной, приносить людям пользу. И она мечется. То она хочет уехать к родному брату на Аляску, где он служит в армии солдатом, то собирается стать донором, чтобы таким образом принять участие в событиях второй мировой войны, «породниться со всеми людьми». Но опять из-за возраста Фрэнки не разрешают это сделать. Тогда она размышляет: а не пойти ли ей в морскую пехоту? Все это не досужие фантазии, в этом и выражается главная мысль повести — не может человек жить один, ему непременно надо быть соучастником общего дела, разделять общую судьбу, общие интересы. Отсюда и название повести — «Участница свадьбы». не только она одна, Фрэнки, но «мы», т. е. и она, и ее брат, и его будущая жена. Раскрывая внутренний мир девочки-подростка, рассказывая о ее переживаниях, о самых необыкновенных фантазиях и мечтах, Маккаллерс затрагивает одну из важнейших проблем современного американского общества, возникающую не только у взрослых, но и у детей.

         Мироощущение Фрэнки, ее легкая ранимость и жадная потребность найти общее с другими людьми, в которых она надеется встретить понимание, доброе участие и такую же щедрую отзывчивость, как у нее самой, отражает состояние духа и умонастроения известной части подрастающего поколения современной Америки. С момента выхода повести Маккаллерс прошло несколько десятилетий, но болезни века от времени не излечиваются, и позже мы встречаем те же проблемы и в книгах Сэлинджера «Над пропастью во ржи», Апдайка «Кентавр», негритянского писателя Джеймса Болдуина «Идите, вещайте с гор», Бел Кауфман «Вверх ведущей вниз лестницы», Рея Бредбери «Вино из одуванчиков» и других. И чем старше главный герой произведения, тем ощутимее и горше его разочарования при столкновении с реальностью. Вероятно, именно потому, что Фрэнки еще так мало лет — всего двенадцать, ее неудовлетворенность еще бессознательна и неудачи надолго не омрачают ее существования. Напротив, она полна решимости переделать этот мир, в котором царит неправильный порядок. В какой-то мере сочинение Маккаллерс автобиографично, многое в характере Фрэнки, в обстановке ее детства перекликается с событиями детства и отрочества самой писательницы[10,c.20].

          Вспоминая прошлое, Маккаллерс поразительно точно воспроизводит жизнь южного американского городка, его духовно скудную атмосферу, угадывая в этом одну из главных опасностей грядущего засилья мещанства. Такое зоркое социальное видение вместе с психологической глубиной проникновения в человеческие характеры делают книги Маккаллерс значительным явлением. Прибавим к этому, что особое обаяние повести «Участница свадьбы» придает еще и стилевая манера, в какой она написана, певучий,- внешне как будто неторопливый ритм, за которым, однако, скрыт огромный эмоциональный накал, словно в народных негритянских блюзах — грустных песнях.

       «Общинность» – одна из ключевых идейно-тематических систем со сложной структурой как взаимно комлементарных, так и противоречивых элементов, способных к неожиданным взаимодействиям в пределах южной региональной идентичности, обусловленной  различными бытовыми, этическими и религиозными факторами. Главными источниками и стимуляторами общинного сознания в ХIХ веке  были: а) традиция английской общины, унаследованная первыми переселенцами;  б) аграрная экономика; в) суды, тесно связанные с администрацией; г) родственные связи; д) епископальная церковь; е) «южный миф», в основе которого лежала идея исключительности региона. Хозяйственный уклад Юга  не носил чисто плантаторского характера и отличался относительной социальной однородностью, способствующей развитию общинного менталитета и морали. Между фермерами и плантаторами существовал негласный союз в деле защиты традиционных экономических и моральных устоев.    Постепенно в недрах общинного сознания в качестве обрамляющей идеи регионального бытия формировался так называемый «южный миф», теснейшим образом связанный с литературой[2,c.161].

     Реальным  ядром «южного мифа» было олигархическое, патриархальное рабовладельческое  общество, созданное по английской аристократической модели. По мнению большинства историков, американский вариант созданного мифа, по сути аркадианский и утопический, никогда не существовал на реальном Юге по крайней мере в том виде, который встречается в литературе. Но как явление культуры и общественного сознания роль «южного мифа» в становлении идеологии, искусства и литературы Юга сложно переоценить. Он был стержнем региональной самоидентификации, и его возникновение было обусловлено вполне объективными причинами.  История его появления и эволюции органически связана со сложными  процессами на европейском континенте, а именно – с взаимодействием возрожденческих и церковно-реформаторских моментов, где, помимо конкретных политических, социальных, культурных факторов Нового времени, направляющих менталитет на практические вещи, имелась и мифологическая составляющая. С мифологической точки зрения, колонизацию  Северной Америки можно рассматривать  как своеобразный  акт исторической «сакрализации», то есть соединения с областью фундаментальных принципов.  Если для пуритан Америка предоставляла условия построения «Нового Сиона» («Иерусалима», «Ханаана»), то  южане открыли в Виргинии затерявшийся уголок Эдема, в который они вернулись, чтобы обустроить свою жизнь.   Отсюда и сходство, и  отличие  южной литературы колониального периода от новоанглийской, выразившийся как в общем идеологическом пафосе первых летописей, так и в дальнейшем отношении к своим первооткрывателям. Южная колонизация имела возрожденческий характер, проявившийся  прежде всего  в  «героизации» личности, и образ первооткрывателя Виргинии Джона Смита сохраняется в памяти не как пример индивидуалистического протестантизма и буржуазной предприимчивости, а как образец рыцарства и героического начала в человеке.   Литература Юга колониального периода (Д. Смит, Р. Беверли, У. Бирд) в отличие от новоанглийской (У. Брэтфорд, Д. Уинтроп, Р. Уильямс, А. Брэдстрит) имела «экстравертивный» характер, т.е. была  направлена вовне, на окружающий человека мир, а не на внутреннее духовное сосредоточение. В ней главное – внешний, броский фасад, призывающий к радости, движению, материальному благополучию. Здесь чаще используется авантюрный сюжет, а религия выполняет лишь функцию  нравственно-этического фона основных событий.  Условия жизни Юга, отображённые  в литературе  первых поселенцев,  содержат богатый драматический материал для художественного воплощения: взаимоотношение рас, проблема человека и природы, социальные коллизии[13,c.82].

     Идея «южного мифа» нашла дальнейшее развитие в литературе первой половины ХIХ века. Кризис рабовладельческой системы, рост аболиционистского движения, политическая конфронтация с Севером  изменили и содержание  мифа, и отношение к нему.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Глава 2. Роль гротеска в «Балладе о невеселом  кабачке» 
 

2.1. Гротеск  в творчестве К. Маккалерс 

      В отечественном литературоведении (А. Майзелс, М. Тугушева, Р. Орлова) творчество К. Маккаллерс трактовалось в плане социальной критики американского буржуазного общества. На наш взгляд, более плодотворным представляется исследование  произведений писательницы в контексте южной традиции. В этом ракурсе творчество Маккаллерс можно рассматривать как переходный этап от фолкнеровской эпохи к новой литературе Юга, поскольку уже в первом  романе писательницы   обозначился  заметный отход от идеологии и эстетики  Ренессанса. В диссертации рассматриваются четыре произведения писательницы: «Сердце-одинокий охотник» (1940). «Отражения в золотом глазу» (1941), «Участница свадьбы» (1946), «Баллада о невесёлом кабачке» (1951). Внешне романы Маккаллерс напоминают квазипсихологические драмы вне рамок социально-исторического контекста, сложившегося на Юге в 20-30 годы ХХ века.  Букет диссонансов во взаимоотношениях героев, их тотальная отчуждённость выглядят, по меньшей мере,  развитием популярной на Западе традиции экзистенциализма. Это впечатление обманчиво. Как правило, мир  экзистенциалистского романа рисуется сквозь призму сознания героя (Дж. Барт «Плавучая опера», Ж.-П.Сартр «Тошнота» и др). Действительность в таком случае обретает субъективный характер, и её пессимистическая тональность усиливается повествованием от первого лица.   Хаотичность,  «зазеркальность» художественного мира романа «Сердце-одинокий охотник», где любой позитивный момент обращается в свою противоположность, есть не философское его восприятие сознанием «странного» индивидуума, а конкретная, заострённо показанная объективная реальность «нового» Юга. Многоракурсная конструкция произведения (мир глазами Блаунта, Копланда, Бреннона) не только убеждает нас в этом, но и заставляет вспомнить исторический контекст, а именно те издержки процесса «реконструкции», которые поставили Юг на грань физического выживания и деформировали характер человеческих связей. Поэтому в системе изобразительных средств у Маккаллерс гротеск, безусловно, занимает ведущее место[9,c.152].