Значение живописи в творчестве Леонардо Да Винчи

  Но, несмотря на это, даже в полуразрушенном  состоянии «Тайная вечеря» производит неизгладимое впечатление. Огромная фреска (4,6 х 8,8 м) занимает всю торцевую стену трапезной.

  На  стене, как бы преодолевая ее и унося зрителя в мир гармонии и величественных видений, развертывается древняя евангельская драма обманутого доверия. И драма эта находит свое разрешение в общем порыве, устремленном к главному действующему лицу.  Христос, фигура которого находится в центре, па фоне дверного проёма, и апостолы восседают за столом. Изображена драматическая кульминация трапезы, когда Христос произнёс роковые слова: «Одни из вас предаст меня». Предатель сидит вместе с другими; старые мастера изображали Иуду сидящим отдельно, но Леонардо выявил его мрачную обособленность куда более убедительно, тенью окутав его черты. Они вызывают у апостолов гамму разнообразных чувств: отчаяние, испуг, недоумение, гнев; некоторые вскакивают с мест, бурно жестикулируют. Чтобы не создавать впечатления сутолоки, художник объединил персонажи в четыре группы по три фигуры в каждой и расположил их слева и справа от Спасителя. Леонардо отказался от традиционного размещения Иуды по другую сторону стола, но предатель сразу узнаётся среди участников трапезы – по отпрянувшей назад фигуре, судорожному жесту руки, сжимающей кошель, зловещему затенённому профилю. Образ Христа – не только пространственный, колористический, но и духовный центр композиции. Учитель одинок в своём мудром спокойствии и покорности судьбе. Христос покорен своей судьбе, исполнен сознания жертвенности своего подвига. Его наклоненная голова с опущенными глазами, жест рук бесконечно прекрасны и величавы. Прелестный пейзаж открывается через окно за его фигурой. Христос – центр всей композиции, всего того водоворота страстей, которые бушуют вокруг. Печаль его и спокойствие как бы извечны, закономерны – и в этом глубокий смысл показанной драмы.

  Увидев  «Тайную вечерю» Леонардо, французский  король Людовик XII так восхитился ею, что только боязнь испортить великое произведение искусства помешала ему вырезать часть стены миланского монастыря, чтобы доставить фреску во Францию. 

  Когда в 1499 г. Милан был взят французскими войсками, Леонардо покинул город. Началась пора его скитаний. Некоторое время он работал во Флоренции. Там творчество Леонардо словно озарила яркая вспышка: он написал портрет Моны Лизы, супруги богатого флорентийца Франческо ди Джокондо (около 1503 г.). Портрет, известный как «Джоконда» (илл. №3), стал одним из самых прославленных произведений мировой живописи.

  Небольшой, окутанный воздушной дымкой портрет  молодой женщины, сидящей на фоне голубовато–зелёного странного  скалистого пейзажа, полон такой  живой и нежной трепетности, что, по словам Вазари, в углублении шеи Моны Лизы можно видеть биение пульса. Казалось бы, картина проста для понимания. Между тем в обширной литературе, посвящённой «Джоконде», сталкиваются самые противоположные толкования созданного Леонардо образа.

    «Мне удалось создать картину  действительно божественную». Так отзывался Леонардо да Винчи о женском портрете, который вместе с «Тайной вечерей» считается увенчанием его творчества.

  Над этим сравнительно небольших размеров портретом он проработал четыре года.

  Вот что пишет об этой работе Вазари:

  Леонардо  считал, что живопись «содержит все  формы, как существующие, так и  не существующие в природе». Он писал, что «живопись есть творение, создаваемое  фантазией». Но в своей великой  фантазии, в создании того, чего нет  в природе, он исходил из конкретной действительности. Он отталкивался от действительности, чтобы довершать дело природы. Его живопись не подражает природе, а преображает ее, в основе ее не абстрактная фантазия и не эстетические каноны, раз и навсегда кем-то установленные, а все та же природа.

  «Джоконда»  – знаменательная, исполненная глубокого  смысла градация: все совсем как  в действительности, но, глядя на эту действительность, испытываешь  некое новое высшее наслаждение, и кажется, что сама жизнь не может  быть иной. Другими словами: действительность, обретающая некое новое качество в красоте, более совершенной, чем та, которая обычно доходит до нашего сознания, красоте, которая есть творение художника, завершающего дело природы. И, наслаждаясь этой красотой, по-новому воспринимаешь видимый мир, так что веришь: он уже не должен, не может быть иным.

  Это и есть магия великого реалистического  искусства Высокого Возрождения. Недаром  так долго трудился Леонардо над  «Джокондой» в неустанном стремлении добиться «совершенства над совершенством», и, кажется, он достиг этого.

  Не  представить себе композиции более  простой и ясной, более завершенной  и гармоничной. Контуры не исчезли, но опять-таки чудесно смягчены полусветом. Сложенные руки служат как бы пьедесталом  образу, а волнующая пристальность  взгляда заостряется общим спокойствием всей фигуры. Фантастический лунный пейзаж не случаен: плавные извивы среди высоких скал перекликаются с пальцами в их мерном музыкальном аккорде, и со складками одеяния, и с легкой накидкой на плече Моны Лизы. Все живет и трепещет в ее фигуре, она подлинна, как сама жизнь. А на лице ее едва играет улыбка, которая приковывает к себе зрителя силой, действительно неудержимой. Эта улыбка особенно поразительна в контрасте с направленным на зрителя бесстрастным, словно испытующим взглядом. В них мы видим и мудрость, и лукавство, и высокомерие, знание какой-то тайны, как бы опыт всех предыдущих тысячелетий человеческого бытия. Это не радостная улыбка, зовущая к счастью. Это та загадочная улыбка, которая сквозит во всем мироощущении Леонардо, в страхе и желании, которые он испытывал перед входом в глубокую пещеру, манящую его среди высоких скал. И кажется нам, будто эта улыбка разливается по всей картине, обволакивает все тело этой женщины и ее высокий лоб, ее одеяние и лунный пейзаж, чуть пронизывает коричневатую ткань платья с золотистыми переливами и дымно-изумрудное марево неба и скал.

  Эта женщина с властно заигравшей на неподвижном лице улыбкой как бы знает, помнит или предчувствует что-то нам еще недоступное. Она не кажется нам ни красивой, ни любящей, ни милосердной. Но, взглянув на нее, мы попадаем под ее власть.

  Ученики и последователи Леонардо много  раз старались повторить улыбку Джоконды, так что отблеск этой улыбки – как бы отличительная черта всей живописи, в основе которой «леонардовское начало». Но именно только отблеск.

  Леонардовская улыбка, одновременно мудрая, лукавая, насмешливая и манящая, часто становится даже у лучших из его последователей слащавой, жеманной, порой изысканной, порой даже очаровательной, но в корне лишенной той неповторимой значительности, которой наделил ее великий кудесник живописи.

  В последние годы жизни Леонардо да Винчи мало работал как художник. Получив приглашение от французского короля Франциска I, он уехал в 1517 г. во Францию и стал придворным живописцем. По его приглашению уже стареющий Леонардо был при французском дворе подлинным законодателем, вызывая всеобщее почтительное восхищение. По свидетельству Бенвенуто Челлини, Франциск I заявлял, что «никогда не поверит, чтобы нашелся на свете другой человек, который не только знал бы столько же, сколько Леонардо, в скульптуре, живописи и архитектуре, но и был бы, как он, величайшим философом».

  К шестидесяти пяти годам силы Леонардо начали сдавать. Он с трудом двигал правой рукой. Однако продолжал работать, устраивая для двора пышные празднества, и проектировал соединение Луары и Соны большим каналом.

  «Принимая во внимание уверенность в смерти, но неуверенность в часе оной», Леонардо составил 23 апреля 1518 г. завещание, точно распорядившись обо всех деталях своих похорон. Умер он в замке Клу, близ Амбуаза, 2 мая 1519 г. шестидесяти семи лет. На автопортрете–рисунке (1510–1515 гг.) (илл. №4) седобородый патриарх с глубоким скорбным взглядом выглядел гораздо старше своего возраста. Нельзя себе представить, что Леонардо да Винчи мог жить и творить в другую эпоху. И тем не менее его личность выходила за пределы своего времени, поднималась над ним. Творчество Леонардо до Винчи неисчерпаемо. О масштабе и уникальности его дарования позволяют судить рисунки мастера, занимающие в истории мирового искусства одно из почётных мест. С рисунками Леонардо да Винчи, зарисовками, набросками, схемами неразрывно связаны не только рукописи, посвящённые точным наукам, но и работы по теории искусства. В знаменитом «Трактате о живописи» (1498г.) и других его записях большое внимание уделено изучению человеческого тела, сведениям по анатомии, пропорциям, зависимости между движениями, мимикой и эмоциональным состоянием человека. Много места отдано проблемам светотени, объёмной моделировке, линейной и воздушной перспективе. Искусство Леонардо да Винчи, его научные и теоретические исследования, уникальность его личности прошли через всю историю мировой культуры, оказали на неё огромное влияние.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

  II. Рукописные сокровища Леонардо да Винчи 

  По  свидетельству современников, Леонардо был прекрасен собой, пропорционально  сложен, изящен, с привлекательным лицом. Одевался щегольски, носил красный плащ, доходивший до колен, хотя в моде были длинные одежды. До середины груди ниспадала его прекрасная борода, вьющаяся и хорошо расчесанная. Он был обворожителен в беседе и привлекал к себе человеческие сердца.

  Даже  когда он сравнительно мало зарабатывал, всегда держал лошадей, которых любил  больше всех других животных.

  Он постоянно рисовал и записывал. До нас дошло около семи тысяч страниц, покрытых записями или рисунками Леонардо.

  Один  из первых исследователей этих рукописных сокровищ отмечал в изумлении: «Здесь есть все: физика, математика, астрономия, история, философия, новеллы, механика. Словом – это чудо, но написано навыворот, так дьявольски, что не один раз я тратил целое утро, чтобы понять и скопировать две или три странички».

  Дело  в том, что Леонардо писал справа налево, так что читать его труды  нужно в зеркале. По некоторым  свидетельствам, он был левшой, по другим – одинаково владел обеими руками. Как бы то ни было, такое его письмо еще усугубляет тот ореол таинственности, которым он окружал себя и которым отмечено все его творчество.

  Писал не по-латыни, как прославленнейшие гуманисты, его современники, которые  в своем любовании классической древностью нередко теряли связь  с действительностью, а живым, сочным, образным, порой простонародным итальянским языком.

  Да, эти манускрипты – подлинное  чудо. Гениальными рисунками, перед  которыми у нас, точно также как  некогда у современников, дух  захватывает от восхищения, Леонардо да Винчи иллюстрировал великие мысли, острейшие наблюдения, глубокие, изумляющие нас провидения.

  Леонардо  угадал многое, что не знали еще  люди, которые в XIX в. стали изучать  его записи. Он знал, что человек  полетит, и сам, по-видимому, рассчитывал  совершить полет с Монте Чечери (горы Лебедя).

  «Идеальный  город» – одна из тем многих рисунков и записей Леонардо. В таком  городе, указывал он, улицы должны быть проложены на разных уровнях, причем только по нижним будут ездить повозки  и прочие грузовые телеги, а от нечистот город будет очищаться по подземным проходам, проложенным от арки до арки.

  Любопытство его было безгранично. Он доискивался  причины всякого явления, даже незначительного, ибо и такое могло открыть  новые просторы познанию.

  Каковы  же были результаты всех этих вопросов, наблюдений упорнейших поисков причины и следствия, разумного основания, т.е. закономерности явлений?

  Леонардо  вскрывал трупы людей и животных, и его многочисленные анатомические  этюды поражают нас своей точностью, беспримерными в те времена познаниями. Он первый определил число позвонков в крестце у человека. Он хотел знать, как начинается и как кончается жизнь, и проделывал опыты с лягушками, у которых удалял голову и сердце и прокалывал спинной мозг. А некоторые его зарисовки фиксируют биение сердца свиньи, проколотого длинной шпилькой.

  Его интересовала подвижность человеческого  лица, отражающая подвижность человеческой души, и он стремился изучить во всех подробностях эту подвижность. Он писал: «Тот, кто смеется, не отличается от того, кто плачет, ни глазами, ни ртом, ни щеками, только бровями, которые соединяются у плачущего и поднимаются у смеющегося».

  Но  это наблюдение опять-таки надо было проверить опытом. И вот что, по дошедшему до нас свидетельству, делает Леонардо.

  Однажды, задумав изобразить смеющихся, он выбрал несколько человек и, близко сойдясь с ними, пригласил их на пиршество со своими друзьями. Когда они собрались, он подсел к ним и стал рассказывать им самые нелепые и смешные вещи. Все хохотали, а сам художник следил за тем, что делалось с этими людьми под влиянием его рассказов, и запечатлевал все это в своей памяти.

  После ухода гостей Леонардо да Винчи удалился в рабочую комнату и воспроизвел  их с таким совершенством, что  рисунок его заставлял зрителей смеяться не меньше, чем смеялись живые модели, слушая его рассказы.

  Но, изучая человека как анатом, как  философ, как художник, как относился  к нему Леонардо? Страшнейшие формы  уродства изображены в его рисунках с такой поразительной силой, что кажется порой: он радуется уродству, торжествующе выискивает его в человеке. А между тем сколь пленительны образы, созданные его кистью! Словно первые – это лишь упражнения в великой науке познания, а вторые – плоды этого познания во всей его красоте.

  В своих записках Леонардо дает исчерпывающий ответ на вопрос, как он относился к людям: