Шпаргалка по "Культурологии"

Проблемы интерпретации мифа заключается в том, что учёные и философы, исследуя миф и находясь каждый в своей исторической эпохе и придерживаясь разных научных установок, видят миф каждый по-своему. Таким образом, возникает достаточно большое многообразие трактовок, соответственно это порождает споры.

Виды мифов

1. Космогонические мифы – мифы  о происхождении мира.

В славянской мифологии, например, известен миф о яйце, подробно реконструированный А.А. Бычковым:

Космогонические мифы, таким образом, представляют собой комплекс представлений различных народов о происхождении мира. Эти представления зачастую схожи между собой, несут одинаковую знаковую нагрузку, не смотря на то, что могли формироваться в различных частях света.

2. Солярные мифы – это мифы, главным персонажем которых является солнце.

Солярные мифы отражают две группы представлений людей – о борьбе солнца со злом и о смене времен года.

3. Лунарные мифы – мифы, одним  из главных героев которых  становится Луна (Месяц).

В сибирских шаманских мифах Луна ассоциируется с ночной, тёмной, а Солнце - с дневной, светлой половиной мира.

4. Эсхатологические мифы – мифы  о конце света.

Мифы о мировой катастрофе характерны для большинства древних культур; Вселенская катастрофа призвана избавить мир от многочисленных бед, созданных самим человеком. Особенно ярко эта идея прослеживается в христианской эсхатологической традиции: так, например, откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис) повествует о событиях, которые будут предшествовать второму пришествию Христа (особую роль в Откровении играет описание катаклизмов и чудес).

6. Сакральное и профанное  в культуре. Ритуал как форма  культуры.

Сакральный образ

В культурной истории человечества С.о. на протяжении длит. времени играли доминирующую роль при построении картины мира, в мифологии, этич. и эстетич. нормах, философии и искусстве. В европ. истории степень их воздействия начинает значительно сокращаться в Новое время. В 20 в. в России и на Западе развертывались мощные кампании по внедрению в культурное сознание, взамен традиц. С.о. христианства, образов полит, вождей, религ. харизматиков новых культов и прочих претендентов на духовную власть, чьи образы должны были составить основу новой социальной мифологии и совр. язычества.

Предположение о том, что культура в своем историческом становлении имеет и сакральное измерение , придает ей полноценную значимость, связывая ее с абсолютной основой бытия. Культура включает в себя не только отношения человека с другим человеком, с природой и обществом, но и его отношения с Богом. В ней открывается сакральная глубина.

Именно сакральное измерение культуры создает предпосылку для осознания мира культуры как мира культурных ценностей. Ценность выступает как отношение явления культуры, артефакта к предельному смыслу. Ценностно определяются общепризнанные нормы, имеющие сакральную (или другую очень значимую) санкцию. Всегда, в каждом из своих аспектов, в каждом из представлений, культура образует ценностный мир витальных, аналитических, социальных, семейных, культурных, индивидуальных, воплощенных, кардинальных и высших метафизических ценностей - в любом случае это некая целостность, имеющая свое стабильное ядро, обеспечивающее единство культуры и неповторимость ее облика.

Профанное

Мирское, не связанное с религиозным, священным; светское. Профан - тот, кто не прошел инициации, не введен в тайны эзотерического знания; в менее строгом смысле - не сведущий.

Сакральное отделяется от профанного мира — мирской повседневной реальности тяжелого труда, рабочих и семейных обязанностей — посредством ритуала. Существует две основных установки в отношении профанного мира:

1) отвержение мира, например, бегство  от земной реальности посредством  мистики 

2) господство над профанным миром, например, аскетический контроль  над телом посредством молитвы, диеты и самоотречения.

Ослабление сакрального начала в индустриальном обществе связано с секуляризацией жизни людей, которая лишается религиозного смысла, харизмы и ритуальных празднеств.

Пространство

Понятие сакрального пространства включает идею постоянного действия священных сил, которые когда-то впервые осветили и преобразили данное пространство, придав ему особый смысл, и таким образом отделили его от окружающего профанного пространства.

Именно поэтому для обновления жизненной силы, мы возвращаемся к колыбели наших предков, к сакральным местам — неиссякаемому источнику силы, месту приобщения к священному. Поддержание контакта с таким пространством, в основе своей имеет религиозную природу, поскольку отражает нашу внутреннюю потребность сохранять прямую связь, непосредственное общение с «центром». Это общение позволяет нам развиваться и двигаться в направлении своего «центра» (с позиций психологии Юнга — «самости»), расширяя границы сакрального.

Священное пространство отличается в мифе от профанного; священное пространство встраивается в профанное. Не все места священного пространства оказываются встроенными в профанное, они образуют, выражаясь математическим языком, сингулярности (Олимп, Тартар и т. д.). Это встраивание ведет к тому, что священные места могут повторяться в профанном пространстве многократно и идентично (Омфал). Профанное пространство топологично исключительно благодаря шестому пункту. Таким образом, оно распознается только в силу того, что священные теменосы с их прерывностью, неоднородностью и анизотропностью отчасти недостижимы для смертных, отчасти в некоторых видах могут быть доступны, несмотря на то что они остаются теми же самыми. Хотя человек и может созерцать профанное пространство и даже жить в нем, но при профанном "внешнем рассмотрении" он видит его разорванным и искаженным, чего не знает "внутреннее рассмотрение". В мифе нет совокупного пространства, в котором все имеет свое место, в котором все может быть расположено, а есть только последовательно расположенные элементы пространства, одни из которых — священные (теменосы), а другие — профанные. В то время как профанное пространство метрически определено тем, что каждый предмет метрически определен в трех измерениях, это не относится к священному пространству.

Разнородность времени

Проблема, к рассмотрению которой мы приступаем в этой главе, — одна из наиболее трудных в религиозной феноменологии. И трудность заключается не в том, что магико-религиозное и профанное время различны по характеру. Скорее, проблему составляет тот факт, что реальное переживание времени, его опытное восприятие разнятся у первобытных народов и у современного человека западной культуры. Да, сакральное время отличается от профанного, но и само это отличие не одинаково по своей природе в первобытном и современном обществе. Поначалу трудно определить, не коренится ли отличие в том, что для первобытного человека восприятие профанного времени еще не отделилось полностью от представления о магико-религиозном времени. Разумеется, такое восприятие дает первобытному человеку постоянный «выход» в религиозное время. Чтобы упростить объяснение и до некоторой степени предвосхитить результаты нашего исследования, мы можем сказать, что сама природа ощущения времени первобытным человеком позволяет ему легко превращать профанное в сакральное. Но поскольку основной интерес эта проблема представляет для философской антропологии и социологии, мы ее коснемся только для того, чтобы перейти к обсуждению времени иерофанического.

По существу, в'опрос, которым мы задались сейчас, таков: что отличает сакральное время от «профанной» длительности, предшествовавшей ему и за ним следующей? Очевидно, что под словосочетанием «иерофаническое время» понимается целый ряд разнообразных вещей. Оно может означать время, в течение которого совершается тот или иной ритуал, т. е. сакральное время, по самой своей сути отличающееся от обыденной временной протяженности. Им может также быть обозначено мифическое время, воскрешенное ритуалом или простым повторением какого-либо действия, имеющего мифический архетип. Наконец, так могут называться ритмы Космоса (например, «иерофании Луны»), если их понимать как моменты, в которые обнаруживает себя, т. е. проявляется, изначальная сакральная сила, движущая Космосом. Таким образом, момент или фрагмент времени могут в любое мгновение превратиться в иерофанические: кратофания, иерофания или теофания тут же преображают, освящают и делают его памятным, а следовательно, всегда открытым для повторения. Любой род времени «открывается» в сакральное время, иными словами, может обнаружить перед нами то, что мы для удобства называем абсолютным, сверхъестественным, сверхчеловеческим или сверхисторическим.

Ритуал

Первичные формы преемственности культуры всегда связаны с культом. Они существуют для того, чтобы передать нечто сакральное и в этом своем качестве наиболее ценное для членов общности. Это – ритуалы . Ритуал объемлет те формы поведения, которые по своей сути являются знаковыми, символическими и не имеют утилитарно-практического характера. Антрополог М.Дуглас определяет ритуалы как типы действий, служащие для выражения веры или приверженности определенным символическим системам.

Вне ритуала не совершается ни магическое действие, ни религиозный культ. Его священная цель — постоянное воспроизведение, своеобразное духовное восстановление в настоящем в большей или меньшей степени мифических событий, связанных с важными этапами в прошлом народа или группы и тем самым подчеркивающих их единство.

В силу своего символического характера ритуал играет роль механизма регуляции внутриэтнических связей: поддерживает определенную иерархию этнических статусов; помогает членам этносов в усвоении групповых норм и ценностей; дает им осознание сакрально обусловленной сплоченности и солидарности, а, следовательно, и защищенности; помогает снять напряжение обыденной жизни; в кризисные моменты дает ощущение поддержки свыше, оказываемой общности. Впоследствии государства используют эту символическую мощь ритуала для собственных нужд: с течением времени он распространяется на область государственных церемониалов и церемониальных форм бытовых отношений (этикет).

В архаическом ритуале тесно переплелись молитва, песнопение и танец. В танце человек подражал различным явлениям природы, чтобы вызвать дождь, рост растения, соединиться с божеством. Постоянное психическое напряжение, вызванное неопределенностью судьбы, отношения к врагу или божеству, приводило к специфическому двигательному побуждению, которое и находило выход в танце.

Сама система ритуалов в значительной степени воспроизводит в модифицированной форме на определенном языке систему поведения.

7. Религиозная и  социальная природа средневекового  карнавала. Тип общения, свойственный  карнавалу. Отличие средневекового  карнавала от маскарада.

Это, конечно, не религиозные обряды вроде, например, христианской литургии, с которой они связаны отдаленным генетическим родством. Организующее карнавальные обряды смеховое начало абсолютно освобождает их от всякого религиозно-церковного догматизма, от мистики и от благоговения, они полностью лишены и магического и молитвенного характера (они ничего не вынуждают и ничего не просят). Более того, некоторые карнавальные формы прямо являются пародией на церковный культ. Все карнавальные формы последовательно внецерковны и внерелигиозны. Они принадлежат к совершенно иной сфере бытия.

По своему наглядному, конкретно-чувственному характеру и по наличию сильного игрового элемента они близки к художественно-образным формам, именно к театрально-зрелищным. И действительно – театрально-зрелищные формы средневековья в значительной своей части тяготели к народно-площадной карнавальной культуре и в известной мере входили в ее состав. Но основное карнавальное ядро этой культуры вовсе не является чисто художественной театрально-зрелищной формой и вообще не входит в область искусства. Оно находится на границах искусства и самой жизни. В сущности, это – сама жизнь, но оформленная особым игровым образом.

В самом деле, карнавал не знает разделения на исполнителей и зрителей. Он не знает рампы даже в зачаточной ее форме. Рампа разрушила бы карнавал (как и обратно: уничтожение рампы разрушило бы театральное зрелище). Карнавал не созерцают, – в нем живут, и живут все, потому что по идее своей он всенароден. Пока карнавал совершается, ни для кого нет другой жизни, кроме карнавальной. От него некуда уйти, ибо карнавал не знает пространственных границ. Во время карнавала можно жить только по его законам, то есть по законам карнавальной свободы. Карнавал носит вселенский характер, это особое состояние всего мира, его возрождение и обновление, которому все причастны. Таков карнавал по своей идее, по своей сущности, которая живо ощущалась всеми его участниками.

Итак, в этом отношении карнавал был не художественной театрально-зрелищной формой, а как бы реальной (но временной) формой самой жизни, которую не просто разыгрывали, а которой жили почти на самом деле (на срок карнавала). Реальная форма жизни является здесь одновременно и ее возрожденной идеальной формой.

Для смеховой культуры средневековья характерны такие фигуры, как шуты и дураки. Они были как бы постоянными, закрепленными в обычной (т.е. некарнавальной) жизни, носителями карнавального начала. Как шуты и дураки, они являются носителями особой жизненной формы, реальной и идеальной одновременно. Они находятся на границах жизни и искусства (как бы в особой промежуточной сфере): это не просто чудаки или глупые люди (в бытовом смысле), но это и не комические актеры.

В средневековой Европе шуты нередко выполняли важную социальную роль для привилегированного класса. В связи с отсутствием свободы слова, вельможи не могли открыто критиковать короля, а король не всегда мог себе позволить критиковать особо влиятельных вельмож. За них это делали шуты, часто в завуалированной форме. Если шут переходил границы дозволенного, то наказывали его, а не вельмож. Через кривляния и болтовню шутов представители привилегированной элиты раннего Средневековья доводили до сведения друг друга, а также короля, свои претензии, жалобы, критику или особо рискованные предложения и идеи.

Карнавал – это вторая жизнь народа, организованная на начале смеха. Это его праздничная жизнь. Праздничность – существенная особенность всех смеховых обрядово-зрелищных форм средневековья.

Все эти формы и внешне были связаны с церковными праздниками. И даже карнавал, не приуроченный ни к какому событию священной истории и ни к какому святому, примыкал к последним дням перед великим постом (поэтому во Франции он назывался «Mardi gras» или «Caremprenant», в немецких странах «Fastnacht»). Еще более существенна генетическая связь этих форм с древними языческими празднествами аграрного типа, включавшими в свой ритуал смеховой элемент.