Понятие криминальной субкультуры

Вот так одну позицию за другой сдают наши неписанные законы, что держались десятки лет. А прежде за нарушение хотя бы одного из них «босяки» своего брата вора наказывали, порой жизни лишали.. «. (121, с. 61).

На трансформацию  криминальной субкультуры повлиял  ряд факторов. Прежде всего в годы культа личности в тюрьмах и колониях оказалась значительная часть передовых людей (старые интеллигенты, революционеры, служащие, военные, работники культуры и искусства, ученые). Своими гуманистическими идеалами, бескорыстием, милосердием, верностью слову они оказывали позитивное влияние на воровской мир, облагораживали его. Боясь такого влияния, представители правоохранительных органов, и прежде всего внутренних дел, стали натравливать уголовников на «политических», пытаясь «выбить» у них признание, пойти на самооговор и т. п. Со временем это привело к падению морали в профессиональных и спонтанных группах преступников.

Следует учесть и то обстоятельство, что многие воровские законы существовали еще  до революции. Они перешли в советское  общество из царской России и еще много лет регулировали жизнь преступных сообществ, разделяя сферы влияния между ними.

До революции  мораль преступников-профессионалов поддерживала и царская полиция, ведь ей это  было выгодно. Иметь дело с преступниками, придерживающимися определенных принципов, было легче, чем бороться с так называемыми спонтанными преступниками.

Полиция держала  профессионалов на учете и знала, от кого из них, что можно ожидать. Полицейские знали, что воры «гопники», «форточники», мошенники не пойдут, например, на «мокрое дело» не только из-за боязни слишком сурового наказания, но и из-за «идейных соображений». Каждый профессионал имел свой преступный подчерк («модус операнди»), по которому полиция легко «вычисляла» его.

Всеобщая криминализация советского общества, пропущенного через ГУЛАГ, привела к стиранию граней между профессиональной и непрофессиональной преступностью, а следовательно, к размыванию границ четко очерченной «воровской» (тюремной) субкультуры.

Резкое падение  нравов в нашем обществе в период застоя (дегуманизация межличностных отношений, жестокость в общении со своими и чужими, утрата общечеловеческих качеств — чувства чести, собственного достоинства, верности своему слову, милосердия, сострадания) привело к падению нравов и в преступном мире. Воровские «законы» утратили свой священный и неприкосновенный характер. Человек объявлял себя «вором в законе», если ему это было выгодно, если невыгодно — говорил, что «выходит» из «закона».

Править обществом  на всех уровнях стала номенклатура с ее принципом вседозволенности. Правым был тот, у кого больше прав. Это привело к появлению преступников, психологически готовых к совершению любого преступления, поскольку у них нет внутренних тормозов, для них не существует никаких принципов преступной профессиональной морали.

С другой стороны, следует заметить, что криминальная субкультура не только порождена  культурой официальной, но и находится  в антагонистических отношениях с ней, в результате чего в криминальных и асоциальных группах существует резко отрицательное отношение к официальным правилам, нормам и порядкам. Нередко криминальная субкультура паразитирует на общечеловеческих нормах, а также на ценностях нашего общества. Так, чувство гражданского долга подменяется понятием долга воровского, товарищество — круговой порукой, дружба — преданностью лидеру или преступной группе («воровской семье») и т. п.

Существующие  в группах нормы, ценности, условности и правила строго обязательны  для всех сторонников «другой  жизни». В этом отношении криминальная субкультура автократична, тоталитарна по своему характеру. Отступники беспощадно караются. Это и понятно, поскольку современная криминальная субкультура впитала в себя пороки административно-командной, тоталитарной системы в обществе и возникла на ее почве. Она не признает свободы выражения личности, ее прав, полагая, что права имеются только у тех, кто находится на верху иерархической лестницы, а у остальных есть лишь обязанности (1; 367).

Криминальная  субкультура привлекает подростков тем, что в криминальных группах  не существует запретов на любую информацию, в том числе на интимную, что особенно заметно в условиях так называемой «сексуальной революции». Здесь подростки имеют возможность получить от сверстников и взрослых информацию, запрещаемую в обычных условиях.

Усвоение ее норм и ценностей происходит сравнительно быстро, поскольку подростки бывают увлечены ее атрибутами, имеющими эмоциональную окраску, налет ложной романтики, таинственности, необычности и т. д.

Изучением криминальной субкультуры, ее структуры, элементов, истоков, механизмов функционирования, влияния на личность, методов изучения и способов профилактики занимались видные ученые, писатели, практики. Однако целостной ее картины мы сегодня не имеем. Описание структурных элементов данной субкультуры можно найти у М. Геринга, М. Н. Гернета, А. С. Макаренко, Б. Валигура, П. И. Карпова, В. И. Монахова, А. Подгурецкого, М. Лош, Э. Андерсена, Г. Медынского, Я. Корчака, Н. Стручкова, В. Челидзе и др.

Глубокому пониманию  криминальной субкультуры особенно способствовали произведения художественной литературы А. Солженицына, А. Шведова, В. Шаламова, Л. Габышева, А. Леви, Н. Думбадзе, А. Безуглова, А. Дриппе, других авторов, раскрывающих жизнь «архипелага «ГУЛАГ».

Актуальность  рассматриваемой проблемы в современных условиях объясняется не только отсутствием приемлемой теоретической концепции по ней, но и необходимостью борьбы с наиболее негативными ее проявлениями, унижающими человеческое достоинство, развращающими молодежь, и особенно несовершеннолетних.

Криминальная субкультура является основным механизмом криминализации молодежной среды. Ее социальная вредность заключается в том, что она служит механизмом сплочения преступных групп, затрудняет, искажает или блокирует процесс социализации личности, а также стимулирует криминальное поведение подростков и юношей.

Весьма непросто понять механизм функционирования криминальной субкультуры, разобраться в системе  условностей и табу той или  иной криминальной группы, поскольку  педагогам и взрослым, да и исследователям приходится встречаться здесь с двойной оппозицией несовершеннолетних по отношению к взрослым: возрастной (о чем говорилось выше) и асоциальной. Часто взрослые и педагоги ведут борьбу с возрастной оппозицией, принимая ее за криминальную. Бывает и так, что они не придают значения асоциальной оппозиции, ее вредному влиянию на несовершеннолетних. Сколько сил и энергии было затрачено на борьбу с металлистами и рокерами. Но жизнь доказала, что если подойти к ним непредвзято, направив их деятельность на пользу обществу, то вопрос об асоциальности данных группировок будет снят.

Известно, что  в ряде стран, например в Англии, власти используют рокеров для доставки срочной почты, давая им преимущества в проезде и разрешая большие  скорости в черте города.

В ряде регионов нашей страны для рокеров отводятся специальные трассы. Они изучают материальную часть автомототранспорта, правила дорожного движения, рокеров привлекают к испытательной работе. Это дает позитивные результаты.

Даже так называемые законопослушные подростки не допускают к своим групповым тайнам посторонних, и прежде всего — взрослых, в силу законов подростково-юношеской субкультуры. Что ж говорить о криминальных группах, пытающихся утаить от посторонних законы и правила своей жизнедеятельности? Именно поэтому изучение криминогенных групп, их субкультуры, методами прямого социально-психологического исследования, (социометрией, опросом, референтометрией, интервью и т. п.) не дает объективной картины. Искажения могут быть весьма существенными.

Здесь следует отметить несколько моментов. Провести исследование в преступной группе, пока она на свободе, невозможно. Поэтому оно всегда осуществляется ретроспективно, т. е. когда группа уже арестована, находится в следственном изоляторе или приемнике-распределителе. А это приводит не к объективной оценке группы, а к переоценке своей позиции каждым ее членом. Это и понятно. Находясь под арестом, члены группы не стремятся рассказать следователю всю правду о группе.

Думая о том, чтобы получить меньший срок, они  валят вину друг на друга (значит группа распалась в процессе ведения следствия) или продолжают играть в несгибаемость и честность, выгораживая лидера, (особенно если он взрослый), беря ответственность на себя (консолидация группы продолжается и в ходе следствия) (49).

Иногда в условиях изоляции, давления следствия, общественного  осуждения члены группы склонны  вступать в своеобразную игру с исследователем, стремясь угадать его мнение, дать ответ, которого он ждет, чтобы показать себя с лучшей стороны или просто оговорить себя. «Не приходится отрицать очевидного искажения ответов опрашиваемых правонарушителей, незаконно помещенных следователем или администрацией учреждения в «пресс-хату» (камеру, где нужные этим лицам показания и ответы выбиваются находящимися там заключенными — они «прессуют» правонарушителя). Значит, опросы исследователя активизируют механизмы психологической защиты и самооправдания у членов группы.

Случаи проявления криминальной субкультуры и ее атрибутов  не единичны. Мы говорили о том, что  она наличествует в учреждениях и учебных заведениях разного типа. Здесь же отметим тенденцию данной субкультуры к упорядочению и систематизации (формированию определенной системы в масштабах страны).

Начнем с того, что между воспитанниками ВТК, учащимися  спецшкол, спецПТУ, общеобразовательных школ, средних ПТУ, солдатами в армии существуют каналы связи («трассы»), по которым идет обмен «духовными ценностями». Большинство несовершеннолетних, находящихся в колониях и спецучреждениях, ведет переписку со своими сверстниками, находящимися на свободе. Значит, духовные процессы в среде несовершеннолетних и молодежи нельзя ограничить стенами этих учреждений, где они находятся. Следует учесть и то, что идет «движение лиц» (миграция), а не только писем в подростково-юношеской популяции. Несовершеннолетние правонарушители за правонарушение и совершение преступления помещаются в закрытые учреждения, принося туда нормы и традиции подростковых сообществ своих учебных заведений. В свою очередь освобожденные из воспитательно-трудовых и исправительно-трудовых колоний, вернувшиеся из спецшкол и спецПТУ, приносят в ПТУ, общеобразовательные школы и коллективы предприятий те нормы, традиции и ценности, которые они там усвоили.

Такой же обмен  происходит между «штатской» молодежью  и той, что служит в армии и на флоте. В армию и на флот призывники приносят модель «бугризма». Уволенные в запас приносят в трудовые коллективы идеологию и психологию армейской «дедовщины». Пытаться в таких случаях определить, что в этих процессах первично, а что вторично, нецелесообразно. Ведь криминальная субкультура сложилась в систему, значит найти ее первопричину вряд ли можно.

В условиях взаимопроникновения  криминальная субкультура, имея агрессивный  характер, становиться связующим  звеном первичной и рецидивной преступности, социально-психологический механизм ее эскалации. Несовершеннолетний правонарушитель, вернувшись из ВТК, специальной школы или специального ПТУ это готовый лидер который, стремится создать криминогенную группу. Бравируя знаниями криминальной субкультуры, ее норм, правил и требований, он не только самоутверждается, но и заставляет окружающих его подростков принять их и следовать им. Так же поступает некоторая часть уволенных из армии в запас «дедов», самоутверждаясь в молодежной среде в качестве криминальных лидеров (380).

Следует учесть, что у значительной части несовершеннолетних (у каждого второго), отбывающих наказание  в ВТК, находящихся не перевоспитании в спецшколах, спецПТУ, состоящих  на учете в ИДН, кто-то из взрослых родственников может отбывать или уже отбыл уголовное наказание, т. е. семейными узами, несовершеннолетние и молодежь тесно связаны со взрослым преступным миром. Не случайно говорят, что за время советской власти в колониях и тюрьмах суммарно отсидело большинство населения страны. Это создает условия для проникновения криминальной субкультуры почти в каждую российскую семью и ее культивированию там.

Распространению и закреплению криминальной субкультуры  способствует обвальный рост количества детективной литературы, детективных кинофильмов и видеофильмов, в которых красочно смакуются отдельные элементы преступной деятельности, их роль и функции в жизни членов преступных сообществ.

Еще одной важной причиной агрессии криминальной субкультуры  стали мощные миграционные процессы, связанные с «великим переселением» молодежи на «стройки коммунизма». Туда ведь направлялись и амнистированные, условно освобожденные, а также условно осужденные (на жаргоне их называют «химиками»). Сливаясь в один поток, молодежная и воровская (тюремная) субкультура порождали в местах «строек коммунизма» особый социально-психологический климат, в котором несовершеннолетние, родившиеся в тех местах или оказавшиеся там с родителями, избавляясь от возрастного одиночества, в поисках физической и психологической защиты быстро усваивали нравы преступного мира.