Культура личности и общества

Конформная личность обыкновенно пассивно принимает  цен-ности официальной культуры, хотя и не все, но лишь наиболее доступные, не требующие для своего усвоения значительных усилий. Отбор ценностей  здесь во многом проходит без четкого  их осознания.

С конформизмом обыкновенно  сочетается сильная зависимость  от мнения окружающих; собственный  имидж строится по принципу «быть  не хуже других». В этом смысле отличный пример конформных личностей представляют собой персонажи комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума» (кроме Чацкого, естественно).

С одной стороны, конформизм дает личностной культуре определенный эмоциональный комфорт, причем без  больших затрат энергии. В этом его  сильная сторона и причина  исторической стойкости. С другой стороны, конформизм «стирает» личность, превращает ее в почти бездушную часть  общественного механизма, что особенно заметно в культуре новейшего  времени. В этом слабая сторона конформизма  и отрицательная роль в культурном развитии. Высокая степень приспособляемости  делает конформистов главным препятствием для любого прогрессивного движения. Вспомним, например, что Маяковский не зря писал: «Страшнее Врангеля обывательский быт», обращая свою сатиру на тех, что «раньше жили своими домками -- теперь зажили своим домкомом», не изменив при этом конформистской сущности. Нечто подобное мы наблюдаем  и в пьесе Е.Шварца «Дракон»: героический  подвиг Ланцелота оказывается делом  несравненно более легким, чем  кропотливая работа над душами конформистов-обывателей.

Но одновременно с  конформизмом в обществе обычно формируется  и противоположное явление -- нонконформизм, который представляет собой один из способов защиты личности от действия культурных операторов -- активное неприятие  практически всех ценностей официальной  культуры.

Нонконформизм отличается от культурного резистанса главным  образом двумя обстоятельствами. Во-первых, это более стихийное  явление, не основанное на глубоком анализе  общественной культуры, на собственном  многолетнем опыте, не приведенное  в систему. Отсюда меньшая роль интеллигенции  в выработке нонконформистской  системы ценностей. Во-вторых, нонконформизм  отрицает общепринятую систему ценностей (причем не только официальных) огульно, без анализа и даже без точного  понимания ее смысла. Ценность отвергается  не потому, что она плоха сама по себе, а лишь потому, что она  признана в обществе. Так, если общепризнанной ценностью является семья, то нонконформист  отрицает семью, если Бог -- то отрицает Бога и т.п. Естественно при этом, что разрушению и отрицанию подвергаются ценности не только ложные, но и настоящие, чего почти никогда не позволяет  себе культурный резистанс. Следствием сказанного являются стихийность и  непродуманность нонконформистской  системы ценностей. В ней, по сути, нет ничего самобытного: это все  та же общепризнанная система ценностей, только взятая со знаком минус. Отвергается  семья -- утверждается «свободная любовь», отвергается авторитет -- утверждается своеволие, отрицается мораль -- утверждается вседозволенность и т.п. Поэтому  для нонконформизма при бедности и недостаточности содержания важнейшей  становится внешне эпатирующая форма (нетрадиционная одежда, вызывающее поведение, крикливые лозунги, «новое» искусство  и т.п.). Вообще, нонконформизм обыкновенно  свойствен молодежи, еще недостаточно культурно развитой, и в большинстве  случаев проходит с возрастом.

Заметим, что нонконформизм  способен создавать стихийно складывающиеся группы единомышленников и даже образовывать общественные течения. Но их историческая жизнь, как правило, очень коротка, они довольно быстро распадаются  по причине своей внутренней неоднородности и противоречивости; кроме того, неустойчивость этих течений обусловлена  таким простым обстоятельством, как смена поколений: двадцатилетние нонконформисты очень и очень  часто становятся тридцатилетними  конформистами, на смену им приходят новые двадцатилетние и т.д.

Хорошим примером нонконформизма и связанных с ним явлений  могут служить персонажи посвященного молодежному движению 60-х гг. во Франции  романа французского писателя Р.Мерля  «За стеклом».

Сильную сторону нонконформизма составляет возможность личности самоутвердиться  и, следовательно, обрести некоторый  эмоциональный комфорт. Слабость же вытекает из стихийности этого мироощущения и состоит в неустойчивости ценностной системы. Когда личность начинает осознавать эту неустойчивость, она, как правило, испытывает кризис, который не всегда разрешается благополучно. Кризис же практически неизбежен, потому что, как ясно из сказанного, культура нонконформизма построена не столько на утверждении  ценностей, сколько на отрицании  антиценностей, а это очень неустойчивая опора.

Может показаться, что  для личности нет другого выхода в ее противостоянии официальной  культуре, кроме конформизма и  нонконформизма, однако это не так. Существует еще один способ защиты -- это индифферентность. Ее сущность -- не в пассивном приятии официальных  ценностей и не в эпатирующем  отказе от них, а в их игнорировании. При этом личность вырабатывает свою самобытную культуру, которая может  частично совпадать с официальной, частично противоречить ей, но индифферентную личность это, ни капельки не волнует. Здесь вырабатывается и осуществляется подлинная культурная самостоятельность. Как писал Пушкин (который, судя по всему, относился именно к этому  культурному типу), «самостоянье человека -- залог величия его». Из этого  следует, что индифферентность есть наиболее эффективный способ защиты личности от воздействия культурных операторов.

Естественно, самобытность культуры индифферентной личности -- не чистый произвол или совершенно имманентное  развитие «из себя». В процессе идейно-нравственных поисков личность осваивает разные культурные системы, вбирая все органичное и отталкивая чуждое. Хороший пример такого развития дает нам жизненный  путь героя романа Р.Олдингтона «Все люди -- враги». Будучи индифферентной, то есть равнодушной и безучастной по отношению к официальной системе ценностей, личность вырабатывает свою ценностную систему, ищет и обретает подлинную самодостаточность. При этом чаще всего индифферентная личность основывает свою культуру на ценностях «вечных», исконных, укорененных в естественной жизни человека и в его исторической памяти. В связи с этим вернемся вновь к стихотворению Пушкина и процитируем его целиком:

Два чувства дивно  близки нам;

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному  пепелищу,

Любовь к отеческим  гробам.

На них основано от века

По воле Бога самого

Самостоянье человека --

Залог величия его.

В описанном случае особую роль играет опора личности на народную культуру, которая тоже относится к официальным ценностям  достаточно индифферентно. Такая опора  во много раз усиливает культурную позицию личности.

Естественно, что культурный индифферентизм -- удел меньшинства  даже среди интеллигенции. Такое  построение самого себя доступно не просто сильной, но и достаточно глубокой личности, сочетающей в себе восприимчивость  к внешнему миру и внутреннюю независимость.

В рамках данной главы  нам осталось рассмотреть еще  проблему самоубийства. Проблема эта  не чисто культурологическая, поэтому  сразу необходимо отсечь не интересующие нас сейчас аспекты этого явления. Во-первых, существует самоубийство, вызванное  различными патологиями психики -- этим занимается психиатрия, в которой  есть специальное понятие суицидальной личности. Во-вторых, существует самоубийство как акт социально-политический: например, демонстративное самосожжение. Эти аспекты суицида не входят в ведение культурологии.

Собственно же культурологическая проблематика в связи с самоубийством  возникает тогда, когда бывает, затронута  система ценностей личности.

Самый простой случай -- это самоубийство как результат  утраты важнейшей в данный момент ценности: убивают себя от несчастной любви, из-за потерянной чести и т.п. Данное явление ясно само по себе и  не требует скрупулезного культурологического  анализа.

Но есть более сложные  случаи, в частности, прямо касающиеся темы данной главы. Самоубийство, например, может быть последним, крайним способом избавиться от давления господствующей системы ценностей. Это происходит, когда культурные операторы действуют  исключительно мощно, а все средства самозащиты, о которых мы говорили выше, исчерпаны или неприемлемы. Факторами, способствующими этому  роду суицида, являются, во-первых, очень  высокая ригидность (жесткость) внутренней ценностной структуры, во-вторых, ее нестабильность (вызванная любыми причинами) и, в-третьих, декомпенсированность некоторых видов  эмоционально-ценностной ориентации -- преимущественно трагизма и романтики. Примеры самоубийства этого рода легко найти самостоятельно.

Другой, более сложный  случай самоубийства -- это акт, которым  человек утверждает свою абсолютную, «последнюю» свободу. В реальности такой вид самоубийства встречается  крайне редко, но от этого он не теряет своей значимости, особенно в культуре новейшего времени. Художественно  описал этот тип суицида Ф.М. Достоевский  в образе Кириллова из романа «Бесы». Кириллов видел «последнюю свободу» человека в освобождении от Бога, вернее, от идеи Бога. У Достоевского Кириллов теоретически обо-сновывает свое самоубийство следующим образом: «Кому будет  все равно, жить или не жить, тот  будет новый человек... Если Бог  есть, то вся воля Его, и из воли Его  я не могу. Если нет, то вся воля моя, и я обязан заявить своеволие... Я не понимаю, как мог до сих  пор атеист знать, что нет Бога, и не убить себя тотчас же? Сознать, что нет Бога, и не сознать в  тот же раз, что сам богом стал -- есть нелепость, иначе непременно убьешь себя сам. Если сознаешь -- ты царь и уже не убьешь себя сам, а будешь жить в самой главной славе. Но один, тот, кто первый, должен убить  себя сам непременно, иначе кто, же начнет и докажет? Это я убью себя сам непременно, чтобы начать и  доказать».

Идею свою Кириллов в конце концов реализует, доказывая  тем самым, что его построения были не одной лишь философ-ской спекуляцией.

Идея Кириллова  о самоубийстве как акте свободного волеизъявления личности в XX в. была подхвачена экзистенциализмом и в художественной и философской форме была развернута Камю, Сартром и др. Так что  не считаться с такой культурологической мотивацией суицида в наше время, очевидно, нельзя.

В самоубийстве Кириллова  прослеживается еще один аспект, который  не акцентировали Достоевский и  тем более его последователи. А между тем это уже чисто  культурологический аспект. Суицид Кириллова  являлся наряду с актом свободного волеизъявления последней попыткой утвердить свою систему ценностей  вопреки общепринятой. И самоубийства по этой причине начались задолго  до Кириллова и весьма часто имели  место в реальности. В сущности, именно такое значение самоубийства содержится в расхожих словах «умереть за идею». Люди, которые отказываются изменить свои убеждения под угрозой  неминуемой смерти суть, конечно, самые  настоящие самоубийцы, утверждающие своим добровольным уходом из жизни  непоколебимость и истинность своей  культуры. Примеров такого рода суицида  вполне достаточно и в жизни, и  в литературе.

Наконец, последний  культурологический тип суицида -- это  результат гипертрофированной иронии, которая, как мы помним, в пределе  разрушает любую систему ценностей  и делает жизнь человека культурологически  бессмысленной. В ситуации, когда  все равно, жить или умереть, человек  свободно может выбрать смерть без  всяких внешних причин -- примером тому может быть уже упоминавшийся  выше Ставрогин из романа Достоевского «Бесы».

Как следует из вышесказанного, однозначной культурологи-ческой оценки самоубийству дать нельзя. Оно может  быть и под-вигом, и актом отчаяния, и реализацией философской идеи, и выходом личности из царства  необходимости в царство свободы. Все здесь зависит от конкретного  случая и конкретного человека. Однако ясно, что ни осуждать, ни одобрять самоубийство «из-вне» никто не вправе: суицид -- личное дело каждого и, как лю-бую смерть, его надо почтить молчанием.

Список  используемой литературы:

1. Арнольдов А. И.  Введение в культурологию. -- М., 2003.

2. Введение в культурологию. -- М., 2004.

3. Гуревич П.С. Культурология. -- М., 2002.

4. Культурология. История  и теория культуры. -- М., 2005.

5. Соколов Э.В. Культурология. -- М., 2003.