Конфуцианство и его влияние на культуру Китая

МИНИСТЕРСТВО  СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА РФ

ФГОУ  ВПО ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ  АГРАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ  ПОВЫШЕНИЯ КВАЛИФИКАЦИИ

КАФЕДРА КУЛЬТУРЫ  
 

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

ПО ДИСЦИПЛИНЕ: «Культурология»

Тема: «Конфуцианство и его влияние на культуру Китая» 
 
 

 
 
 
 
 
 
 
 

Благовещенск 2009 г.

План

 

 

1. Культ конфуцианской цивилизации.

 

     Именно  конфуцианство со всеми его нормами  и традициями, со всей его идеологией и санкционированными им формами  социальной структуры обусловило постепенное  возникновение и закрепление  подлинного культа «Поднебесной», «Срединной империи», рассматривавшейся в качестве центра Вселенной, вершины мировой  цивилизации.

     Культ китайской конфуцианской цивилизации, как практического воплощения священной  воли Неба, находил свое наиболее отчетливое выражение во взаимоотношениях китайцев с внешним миром. Китай, подобно  древнему Риму, уже по крайней мере с Хань считал только себя цивилизованной страной, а своих ближайших и  отдаленных соседей, весь остальной  мир — варварами, не прикоснувшимися  к великой цивилизации и потому вынужденными вечно прозябать в  темноте и невежестве.

     Однако  на этом представление конфуцианцев о мире не кончалось. В полном соответствии с их взглядами на роль Китая в  варварской периферии, т. е. на роль Китая  в мире, считалось, что все некитайские  народы — это не только варвары, но и, в силу своего «варварства», как  бы «младшие братья» китайцев, потенциальные  вассалы и данники китайского императора, «Сына Неба».

     Любые взаимоотношения конфуцианского Китая  с его соседями на протяжении почти  двух тысячелетий всегда рассматривались  только и именно сквозь эту призму. Как только представители какого-либо племени или соседнего государства  прибывали в Китай, специальное  управление, ведавшее сношениями с  иностранцами, рассматривало прибывших  как данников. Назначался чиновник, ведавший сношениями с этим народом. Правителю народа иногда, в знак особой милости, присваивали какой-либо из китайских почетных титулов, а  сам этот народ записывался в  книги данников. Такие традиции существовали очень долго. Даже в 1793 г., когда в  Китай прибыло первое английское посольство («миссия Маккартнея»), на кораблях, везших миссию по китайским водам, развевались флаги с надписью «Носитель дани из английской страны».

     Надо  сказать, что на протяжении долгих веков  народы, с которыми китайцы устанавливали  связи, обычно не видели в таких отношениях ничего зазорного для себя. Приезжавшая  в средневековый Китай миссия представляла, как правило, народ, находившийся на более низкой ступени развития. Из Китая этот народ получал товары, которых он не мог производить  сам и которые высоко ценил (шелк, ремесленные изделия, драгоценности  и т. п.). Отправляясь в путь, миссия брала с собой продукты своей  страны, рассчитывая получить в качестве эквивалента китайские товары. Воспринимая  привезенные товары как дань, китайский  двор обычно щедро отдаривал миссию, так что стоимость отвезенных товаров намного превышала «дань».

     Такие взаимоотношения с близкими и  далекими странами были нормой для  средневекового Китая. По существу это  был обычный обмен. Однако преломленная в умах конфуцианских воспитанных  китайских историков эта обычная  картина в китайских исторических сочинениях получала иную окраску и  не выглядела столь безобидной. Судя по многочисленным записям в китайских  средневековых хрониках, вез такие  визиты в Китай (ответных визитов  Китай, как правило, не делал) всегда воспринимались и фиксировались  именно как явления данников, признание  зависимости. Со временем подобные хроникальные записи, уже освященные вековой традицией  и приобретшие силу неоспоримого документа, получали вполне ощутимую и  реальную силу и могли служить  формальным оправданием и предлогом  для любых экспансионистских  устремлений Китая.

     Культ конфуцианской цивилизации и  Китая как ее центра находил свое проявление и в принципах взаимоотношений  собственно китайцев с представителями  нацменьшинств, окраинных районов  империи, а также с теми из ближайших  соседних народов, которые действительно  находились в орбите китайского влияния. Дело в том, что концепции национализма, которая была бы основана на чувстве расовой и этнической близости, средневековый Китай (пожалуй, вплоть до XVIII—XIX вв.) не имел. В глазах правоверного конфуцианца все некитайцы отличались от китайцев прежде всего не своими расовыми особенностями — расовой дискриминации в Китае не знали, — а тем, что они были не знакомы или мало знакомы с великой китайской культурой, с конфуцианской цивилизацией. В соответствии с этим некитайские окраинные народы, которые «приобщались» к китайской конфуцианской цивилизации, в Китае всегда склонны были считать китайцами или почти китайцами, превращающимися в китайцев.

     Чувство национализма в современном значении этого слова возникло в Китае  в XIX в. в качестве реакции на вторжение  колониальных держав и национальное унижение страны. Однако и после  этого китайский национализм  всегда был специфическим явлением, всегда имел некоторую окраску великодержавного шовинизма, что было тесно связано  с культом конфуцианской цивилизации. Несмотря на то, что Китай был  превращен в полуколонию, несмотря на постоянную демонстрацию реальных преимуществ европейского оружия и  европейской техники, свойственных капиталистической Европе научных  достижений, социальных и политических институтов, системы образования  и т. д., императорский конфуцианский  Китай даже в конце XIX упорно противился всему новому, всячески стремился  избежать любых реформ и твердо продолжал  считать вторгшихся в Китай колонизаторов  лишь «белыми варварами», «заморскими  дьяволами», которые безусловно стоят  ниже уровня великой китайской цивилизации. Характерно, что самые могучие  взрывы китайского национализма в этот период, в первую очередь, мощное народное восстание ихэтуаней на рубеже XIX—XX вв., использовались правящей верхушкой  страны как отчаянные попытки  сбросить ненавистное иго колонизаторов  и таким образом вернуться  к «доброму старому времени»

     Конечно, культ китайской конфуцианской  цивилизации не всегда был столь  закостенелой и непреложной догмой, в какую он превратился к концу существования китайской империи. На протяжении веков и тысячелетий конфуцианство.

     Не раз демонстрировало свое умение приспосабливаться к новому, заимствовать лучшее у своих соперников. Именно благодаря этой гибкости и высокому искусству адаптации чужих идей конфуцианство смогло одолеть легизм, воспринять многое у буддизма, легко ужиться с религиозным даосизмом и даже создать в эпоху Сун новую свою модификацию — неоконфуцианство. Только в позднем средневековье конфуцианство стало менее гибким, а консерватизм его принял свои крайние формы: с веками консерватизм возрастал как естественная реакция на новые попытки реформ, на все увеличивавшиеся требования жизни, на вынужденные временем модификации. Тем не менее даже в конце XIX- в., когда империя была уже в агонии, а конфуцианство совершенно явно не соответствовало эпохе, некоторые лидеры реформаторов, как например Кан Ю-вэй, пытались возродить страну опять-таки под знаменем конфуцианства, ссылаясь на то, что и Конфуцию не была чужда идея реформ. Однако в конце XIX в. конфуцианство уже фактически полностью утратило свои адаптивные свойства и окончательно превратилось в анахронизм. Возможно, что именно национальное унижение страны и рост национализма, национального сопротивления оказали воздействие на превращение всего конфуцианского, воспринимавшегося теперь как национальное, в неприкосновенную и непреложную истину, в достигшую потолка абсолютную идею. Превращение конфуцианства в символ национального превосходства перед лицом внешнего мира во многом обусловило ту политику «отталкивания» и неприятия всего нового, которая стала столь характерной для Китая в XIX в. и сыграла свою роль в событиях XX в.

     Говоря  о культе конфуцианской цивилизации  в связи с проблемой китайского национализма, следует вкратце остановиться и еще на одном вопросе. Как известно, для всей истории средневекового и особенно позднесредневекового «Китая было характерным спорадическое завоевание империи более отсталыми в культурном отношении народами. Для XIII— XIV вв. это было владычество монголов, для XVII— XX — маньчжур. И монголы, и маньчжуры, и их предшественники в более ранние периоды завоевывали Китай, подчиняли его силой, основывали новые династии и правили на протяжении столетий. Но, несмотря на это, китайская империя не гибла, как это не раз случалось в аналогичной ситуации с другими могущественными государствами. Напротив, эта империя сравнительно быстро и легко «переваривала» своих завоевателей, окитаивала их, особенно их верхнюю прослойку, так что уже через два-три поколения потомки завоевателей сами становились — если еще не полностью в расовом отношении, то целиком в плане культуры — китайцами. Не приходится и говорить о том, сколь значительную роль в этом историческом процессе играли консервативные традиции китайской культуры, созданные конфуцианством формы социальной структуры, административного управления и т. п. Но при этом важно отметить другое.

     Могучая и действительно уникальная по своему характеру сила ассимиляции иноземцев, которая была присуща китайской  конфуцианской цивилизации, способствовала формированию в умах конфуцианских  лидеров не только убеждения в  величии, превосходстве и совершенстве китайской цивилизации, но и привычки считать все соседние народы —  как и живущие на окраинах империи  нацменьшинства — кандидатами в  китайцы. Соответственно с этим правители  китайской империи всегда проводили  откровенную политику ассимиляции  по отношению ко всем соседним народам, оказавшимся в орбите их влияния. Восприятие же этими народами отдельных  элементов китайской цивилизации  лишь подтверждало, в глазах конфуцианских  лидеров Китая, абсолютную справедливость подобной точки зрения. 

2. Культ конфуцианства.

 

     В Китае возник и сознательно поддерживался  подлинный культ официального конфуцианства  — и в этом смысле мы вправе сказать, что культ Конфуция, как великого мудреца, основателя, патриарха и  пророка общепризнанного учения, практически всегда теснейшим образом  переплетался с культом конфуцианства. Этот культ, в сущности вобравший  в себя всю огромную сумму конфуцианских  традиций, играл очень большую  роль в жизни страны. Разумеется, место и значение конфуцианства  на протяжении двух тысячелетий было неодинаковым. Бывали взлеты и падения. Однако в целом равнодействующая вела неуклонно вверх. Пожалуй, наивысшего своего пункта, своего апогея конфуцианство  достигло в конце XVII в., в период правления  одного из наиболее выдающихся императоров  Цинской династии Канси. Этот император, будучи ревностным конфуцианцем и горячим  поклонником Конфуция, лично составил и изложил в сжатом виде священных  заповедей 16 основных положении, вобравших  в себя, по его мнению, основную суть конфуцианства.

     Уважай  больше всего сыновнюю почтительность и братскую покорность, чтобы должным  образом поднять общественные отношения.

     Обращайся великодушно со всеми родственниками, дабы поддержать дух гармонии и смирения.

     Поддерживай мир и согласие с соседями, чтобы  предупредить ссоры и тяжбы.

     Признавай важность земледелия и шелководства, дабы обеспечить достаточное количество пищи и одежды.

     Цени  умеренность и экономию, чтобы  не допустить расточительства, растраты своих средств.

     Высоко  ставь школу и учебу, чтобы  занятия ученых шли должным образом.

     Порицай и изгоняй посторонние учения, чтобы возвысить учение истинное.

     Излагай и объясняй законы, чтобы предостеречь невежд и упрямцев.

     Проявляй  благопристойность и учтивость, дабы упорядочить нравы и обычаи.

     Усердно трудись на собственном поприще, чтобы все люди стремились к своей  цели.

     Поучай  сыновей и младших братьев, чтобы  удержать их от дурных дел.

     Ставь преграду ложным обвинениям, чтобы  покровительствовать честным и  хорошим людям.

     Предостерегай от укрывательства беглецов, чтобы  укрыватель не подпал под наказание.

     Вовремя и полностью плати подати, чтобы  с тебя не требовали недоимок.

     Группируйтесь в десятки и сотни, чтобы положить конец воровству и кражам.

     Учись подавлять гнев и злобу, чтобы  придавать должное значение личности и жизни.

     Этот  катехизис, опиравшийся на конфуцианские  нормы и догматы, ставил своей  конкретной целью способствовать сохранению незыблемых устоев государства и  общества. Очень характерен в этом отношении предпоследний, пятнадцатый  пункт, призывавший к утверждению  в стране уже издавна существовавшего  принципа круговой поруки и взаимной ответственности не только в рамках клана, но и в рамках соседских  объединений — десятков — и  целых деревень — сотен дворов. В этих заповедях отчетливо видна  та реальная сила, которую за века своего господства приобрело конфуцианство  в Китае. Разумеется, не следует представлять себе дело так, будто весь Китай был  лишь гигантским механизмом, раз и  навсегда заведенным конфуцианским  механиком и работавшим без перебоев. Конечно, реальная жизнь всегда была намного сложнее гладкой схемы. Многое выходило за пределы конфуцианских норм, вступало в открытый конфликт с конфуцианскими традициями. Бывали в истории Китая и философы-бунтари, бросавшие открытый вызов существующему строю, как это сделал, например, в начале нашей эры Ван Чун. Бывали и императоры, открыто презиравшие моральные нормы конфуцианства и поддерживавшие соперничавшие с ним учения. В стихах, новеллах и романах можно встретить описание любовных истории, характер которых никак не укладывается в строгие рамки освященных конфуцианством брачно-семейных отношений. Наконец, в Китае встречались и случаи непочтительного отношения к родителям, даже их убийства.