Семипалатинский полигон

А надо ведь людям правильно разъяснять. Я всех выслушал, многое понял. Спасибо, что этот случай заставил меня сюда приехать, что здесь я понял атмосферу, которая сложилась вокруг полигона. Это действительно тяжелейшая проблема. И не с точки зрения болезни людей от полигона, а с точки зрения психологической, когда люди живут действительно в центре испытаний ядерных. Она и для нас новая. Я понял из встреч с людьми и здесь, на бюро обкома партии, что она и для области новая. Может быть, правильно поднимается вопрос и о материальном поощрении людей, и о разъяснительной работе, и о медицинских проблемах. Продумать надо еще глубже. Это злободневный вопрос.

В заключение. Мы делаем все возможное и невозможное  для предотвращения утечки газов. Но физика есть физика. Последнее испытание  готовилось под 120 килотонн, а испытывали 70 килотонн. Практически никаких выходов быть не должно. Но выход был, правда, после трех часов, то есть профильтрированные, практически нормальные чистые газы. Но они все равно появились. Очевидно, надо и геологию тщательно изучать, и будет это сделано. И об углублении подумать, тут много проблем, которые возникнут. Решать будем.

Бозтаев К.Б. Владимир Иванович, вы упорно защищаете Ильенко. Да, он, как генерал, ваш, как коммунист - наш. Дайте нам возможность спросить с нашего коммуниста.

Герасимов В.И. Я думаю, что вы его в обиду не дадите.

Токтаров  Т.Т. Можете ли вы сказать, в годы открытых взрывов грибы сколько дали доз?

Герасимов В.И. В те годы я здесь не работал. Товарищ первый секретарь обкома партии никакого влияния на народ 12 февраля не оказал. Задаю вопрос медику. Вам же сказали, что доза была максимум 4 микрорентгена. Вы разве не знаете, как 4 микрорентгена действуют на человека?

Еременко  А. С. Разговор не удовлетворил меня. Товарищи встали на защиту своих ведомственных интересов. Вы, товарищи члены госкомиссии, спросите у своих подчиненных, почему они прикрылись своими инструкциями. Ведь 14-18 взрывов ядерных зарядов в год что-то значат. 12 февраля было 14 аварий на водопроводах, теплосетях и в системе канализации. И каждый раз так. Вывод один. Надо дать отдохнуть и людям, и этой земле. Надо кончать с полигоном, ставить вопрос о переносе его в другое место.

Бозтаев К. Б. К сожалению, обстановку мы упрощаем. Не было бы сигнала генерала Бредихина, никто бы и не знал, что произошло 12 февраля. А кто же гарантирует, что не было случая такого же до этого. Ведомственные интересы все годы стояли выше заботы о человеке. А что, Ильенко еще немного поработает, получггг генеральскую пенсию и ни дня не будет жить в Семипалатинске. Ни дня. А семипалатинцы жили и будут здесь жить и работать. Поэтому они обеспокоены больше.

Мы информировали  Центр правдиво. Мы просим правительство  Союза решить вопрос о компенсациях и представить материалы четвертого диспансера для оценки масштабов ущерба от ядерных взрывов.

Эту проблему мы ставим объективно. Изложенная в  шифротелеграмме в ЦК КПСС наша позиция принципиальная. Это позиция нашего народа. Мы не отступим от нее»…

Обобщая разговор на бюро обкома партии с членами  правительственной комиссии, следует сказать, что ВПК не взял на себя ответственность за 12 февраля.

Комиссия  уехала, не высказав ничего определенного. Позже нам сообщили о её выводах…

ПРОТИВОСТОЯНИЕ (Часть 3) 

Комиссия  уехала, не высказав ничего определенного. Позже нам сообщили о ее выводах: «Принять дополнительные меры безопасности. Увеличить глубину закладки заряда. Подземные взрывы продолжать. Выброшенные 12 февраля газы — инертные, благородные, они на здоровье людей не влияют».

Далее поручение нам - «усилить разъяснительную  работу». Правда, комиссия внесла предложение несколько сократить количество взрывов и мощность зарядов. Это была первая трудная победа. К сожалению, комиссия состояла из тех, кто руководил деятельностью полигона из Центра. Поэтому мы не рассчитывали на другой вывод. Но состоялся первый протест, произошло первое признание объективности.

Так что  же все-таки произошло 12 февраля? Была грубо нарушена технология забивки  скважины. Мощная бетонная герметизирующая  пробка была установлена не на проектном  месте. В ходе строительства геология грунта создала сложности, и пробка была установлена высоко в скважине и в результате не сумела выполнить свою задачу надежного герметизатора. А мощность заряда была около ста килотонн. Образовались трещины, которые соединились со скважиной, произошло мощное истечение радиоактивных газов.

Кроме того, сразу после взрыва был снят дозиметрический контроль окружающей среды. Лишь через двое суток, когда  радиоактивность среды была зафиксирована  в Чагане, дозиметрический контроль был восстановлен. Комиссия Букатова все эти вопиющие факты преступной безответственности скрыла, в своих выводах констатировала, что нарушений не было. Никто не понес ответственности.

Более обстоятельно разобралась с положением дел республиканская комиссия во главе с Е.М. Асанбаевым, в то время секретарем ЦК Компартии Казахстана. Ерик Магзумович с первых дней занял твердую позицию - взрывы прекратить.

Началось  «противостояние», продолжившееся более  двух с половиной лет. Противостояние между преступным наследием прошлого и отраслевым упрямством настоящего, с одной стороны, и глубоко объективным и законным требованием народа — немедленно прекратить взрывы — с другой.

Начальник полигона генерал-лейтенант А.Д. Ильенко  вынужден был выступить по местному телевидению, радио, в областных  газетах, на встречах с трудовыми коллективами.

Однако  из уст генерал-лейтенанта так никто  и не услышал правды. Убежденно  и горячо отстаивал он версию о  «благородных» и «инертных» газах, их абсолютной безвредности. Прекращение  ядерных испытаний,- говорил он.

А. Д. Ильенко, это разоружение страны.

Это была официальная позиция всемогущего  военно-промышленного комплекса (ВПК).

Позиция населения: «Не верим. Нам устраивают второй Чернобыль. Мы хотим жить. Полигон  закрыть!». Первое время все вертелось  вокруг оси «опасно - неопасно!». Многие жители г. Курчатова на встречах со мной утверждали: «Мы и наши дети здоровы. Живем по десять - двадцать лет на полигоне - и ничего! Нельзя нарушать святое дело - ядерный паритет».

Кстати, о жителях Курчатова. Их судьбы связаны  с полигоном. Он дает им работу. Выступать против него - значит рубить сук, на котором сидишь. Другой фактор - для работы на полигоне подбираются люди с хорошим здоровьем, и, что немаловажно, в г. Курчатове налажено медицинское обслуживание, питание, бытовое обустройство, в основном решен вопрос с жильем.

Противоречивость  ситуации и мнений привела к тому, что определенные лица начали противопоставлять население Курчатова и области, сеять между ними вражду. Поползли злые слухи о якобы преследовании тех, кто выезжает за пределы полигона.

Однажды мне доложили, что на трассе Курчатов - Семипалатинск неизвестные остановили легковую машину, в которой ехал офицер со своей семьей, житель полигона. Отобрали у него документы, деньги, избили. Этот случай вызвал среди жителей Курчатова панику.

Я поручил  прокуратуре разобраться в происшествии. Что же оказалось на самом деле? Находясь в отпуске, офицер потерял  документы и, чтобы как-то оправдаться, придумал эту версию.

Или еще  такое. Поступает мне официальное  сообщение: два тракториста на К-700 из близлежащего совхоза гнались за геологами из полигона, которые ехали на автомашине «Урал». Тут мы даже разбираться не стали - явный абсурд: может ли громоздкий, неповоротливый трактор догнать быстроходную машину...

А вот  случай, доподлинно имевший место. Женщины-инженеры одной из коммунальных служб Семипалатинска находились на вечернем дежурстве; к ним пришли двое мужчин и предъявили удостоверения, представившись работниками прокуратуры. «Почему вы заявили, что после взрывов на полигоне выходят из строя коммуникации, рвутся трубы, за такую клевету вы будете привлечены к ответственности»,- сказали они жестким тоном и потребовали соответствующую письменную справку. Перепуганные женщины начали оправдываться: «Ничего мы не заявляли...» и дали письменное подтверждение. Позже выяснилось, что эти люди никакого отношения к прокуратуре не имели, а справку какое-то время использовали как обличительный документ против местных властей.

Рассказываю об этом, чтобы показать, насколько  раскалена была обстановка, и ее обострению способствовали люди, готовые на шантаж. Огромными усилиями нам удалось восстановить доверие между противоборствующими сторонами.

Сторонники  полигона развернули активную и бурную работу, прежде всего, против руководства  области.

Нас обвиняли в неспособности руководить регионом, в нагнетании обстановки вокруг полигона, дошли до абсурда, утверждая, будто  мы специально подняли кампанию вокруг полигона, чтобы отвлечь внимание людей от социальных проблем.

И совсем необоснованным было обвинение в том, что своими действиями руководство области ведет государство к одностороннему разоружению, из-за чего ядерный паритет в опасности. Пытались доказывать на цифрах, сколько взрывов произведено в Неваде, сколько на Семипалатинском полигоне, и на этом показать, как страна отстает от США.

С генерал-лейтенантом  А. Д. Ильенко я познакомился весной 1987 года при первом своем посещении  полигона. Он сразу же произвел впечатление  глубоко компетентного в своем  деле человека. Да иначе и быть не могло. Аркадий Данилович полигон, с которым связал отнюдь не легкую судьбу, считает своим детищем. И это действительно так. Лишь тот, кто своими глазами видел этот уникальный объект современности, может иметь представление о той огромной ответственности, которую нес А. Д. Ильенко изо дня в день, более десяти лет. За эти годы он отшлифовал в себе такие качества, как дисциплинированность, исполнительность, точность, и жестко требовал того же от подчиненных. Да и можно ли было иначе, работая на ядерном полигоне...

Борьба, развернувшаяся против полигона, была воспринята А. Д. Ильенко как личная трагедия. Вот почему он стал одним из лидеров активной и бурной работы, которую развернули сторонники полигона.

Но публичные  заявления генерала Ильенко после  случая 12 февраля не помогли делу, наоборот, подлили, как говорится, масла в огонь. Люди не поверили генералу. В трудовых коллективах все громче звучало требование прекратить ядерные испытания.

В стране набирали силу демократия и гласность, наше общество шло к правовому  государству. Это вселяло уверенность в правоте начатой борьбы. Мы получили мощную поддержку созданного по инициативе Олжаса Сулейменова движения «Невада - Семипалатинск», которое быстро приобрело авторитет в народе, потому что программные цели отвечали чаяниям людей - борьбе за безъядерный мир, против ядерных взрывов.

В тот  период шла кампания по выборам народных депутатов СССР. По нашей области  один округ, куда входили сельские районы, освободился. Никто из баллотировавшихся  на альтернативной основе кандидатов не получил нужного большинства. А у Олжаса, баллотировавшегося в Алма-Ате, возникли сложности. Мне позвонил Председатель Совета Министров республики Н. А. Назарбаев. Кратко рассказал об обстановке, сложившейся вокруг Олжаса Омаровича, и попросил нашей поддержки на выдвижение его кандидатом в народные депутаты СССР от Семипалатинской области.

— Сулейменов поможет Вам. В его лице Вы найдете хорошую поддержку в антиполигонном движении, — сказал Нурсултан Абишевич. На следующий день с такой же просьбой позвонил Г. В. Колбин. Мне было известно, что Олжас Омарович получил предложения баллотироваться от ряда областей республики, в том числе от трудовых коллективов нашей области.

Он выбрал Семипалатинскую область, и с  большим успехом был избран народным депутатом СССР.

Я счел своим долгом информировать Генерального секретаря ЦК КПСС о положении  дел вокруг полигона. А вскоре состоялся  апрельский (1989 г.) Пленум ЦК КПСС, участником которого мне довелось быть. По приезде  в Москву я сразу же записался  на прием к М. С. Горбачеву.

После Пленума М. С. Горбачев принял записавшихся шестерых первых секретарей ЦК компартий  союзных республик, крайкомов и  обкомов партии всех вместе. Беседа о ходе перестройки, об обстановке на местах и текущем моменте длилась  почти три часа. В конце беседы, обращаясь ко мне, Михаил Сергеевич сказал:

— Михаил Сергеевич, все-таки задержу ненадолго  ваше внимание, расскажу сейчас, — обратился я к нему.

Он согласился. Когда мы остались одни, я выложил  все, что знал о полигоне, ядерных испытаниях и их влиянии на здоровье людей и окружающую среду.