Женщина в средневековье

 Готика возникла  и развивалась в Германии, стране  с достаточно суровым, по сравнению  с Грецией и Римом, климатом. К тому же, Германия того времени  - страна завоеваний и рыцарей-воинов. Чем дальше мужчина был от  дома, чем реже он видел женщину,  тем более женственной и желанной  она становилась в его мечтах. И женщины не могли обмануть  мечтаний своих мужчин. Чтобы  показать свои прелести, им нужна  была одежда, облегающая, подчеркивающая  тело. Так появилось новое слово  в конструкции женского платья  – его стали сшивать по бокам  и делать вытачки. Чтобы лиф  еще выгоднее подчеркивал грудь,  пришлось придумать вшивные рукава. А чтобы иметь возможность  показывать ее, в моду вошли  глубокие декольте, в угоду церковникам,  отрицающим плоть, прикрытые прозрачными  вышитыми вставками. 

Волосы замужних женщин прятались под головным убором, никто, кроме мужа, не мог любоваться их красотой, а обязательным условием красоты, согласно представлениям об эстетическом идеале, были длинные золотистые вьющиеся волосы.

Девушки заплетали  косы и укладывали их над ушами  в «бараний рог». До XIII в. признаком рабства и бесчестия считались короткие волосы.

Классический  женский наряд периода готики это многослойное платье, состоящее  из нижней рубашки, верхнего платья с  длинными рукавами и глубоким V- образным декольте до талии. Юбка платья сверху драпировалась и была укорочена  снизу. Объяснялось это просто: такой  фасон юбки прекрасно имитировал «широкую талию», что было свойственно  беременным женщинам. А беременная женщина особо почиталась в Средневековье  – время войн и эпидемий. Более  того, чтобы «беременность», а значит и «почетность» дамы была заметнее, под юбку подкладывали специальные  подушечки.      

 Видимо, сознание  собственной величавости, привело  к тому, что предположение о  знатности дамы можно было  сделать и по длине шлейфа  ее платья и по высоте энена – готического головного женского убора. Длина шлейфа и высота энена строго регламентировались. Ни одна самая ярая модница незнатного рода не осмелилась бы надеть неподобающие ей по положению высокий энен или длинный шлейф.      

 Учитывая  климатические условия и особое  значение знатности рода, одежду  шили из тяжелых дорогих тканей. Бархат и сукно на каждый  день, парча и атлас – для  особых случаев. Украшалось верхнее  платье вышивкой, тесьмой, кистями,  дорогими мехами. Основательность  и тяжеловесность платья подчеркивала  и цветовая гамма: черный, синий,  коричневый, бардовый цвета были  ведущими.      

 Готика не  баловала женщин украшениями.  И все же женщина оставалась  женщиной в любые времена. Средневековые  женщины особенно любили украшать  себя золотыми бубенчиками и  колокольчиками.      

 Если греки и римляне предпочитали цветущих зрелых особ с веселым блеском в глазах, то средневековый рыцарь поклонялся худенькой, бледной, «болезненной» в своей хрупкости, строгой и целомудренной девушке-подростку. Только она была для него идеалом божественной неземной красоты. Только она была достойна трепетного поклонения. Толька такая могла носить титул Прекрасной Дамы. И прекрасные дамы затягивали грудь, пили уксус для бледности кожи, напрочь выщипывали брови, закапывали в глаза сок белладонны для расширения зрачков, заливали горячим воском волосы на лбу и затылке, удаляя лишние, чтобы открыть рыцарским взорам беззащитную шею. Для впечатления большей беззащитности обильно использовали свинцовые белила, по которым сверху голубой пудрой прорисовывали «болезненные» жилки, чтобы подчеркнуть тонкость и прозрачность кожи.      

 Кто из  рыцарей мог устоять перед  такой прелестницей? И звучат  стихи о любви к ней, единственной. И надевает прекрасная дама  свой лучший наряд, чтобы мелькнуть  в окне в знак благосклонного  внимания к влюбленному. 

А она цветет красою,  
И пред ней дрожу, смущенный.  
Ночь гоня сияньем взгляда,  
Солнца свет она затмила.  
Все-то в ней ласкает глаз,  
Все влечет, чарует нас. 
 
 

Женщина и колдовство в  Средние века 

Идея  связи  человека  с  нечистой  силой претерпела на  протяжении средневековья  значительную  эволюцию;  вместе  с  ней  менялись   и представление о колдунье,  и  роль  женщины  в  ведовских  процессах.

Средневековые ведовские процессы - процессы над ведьмами - и сегодня продолжают смущать умы ученых и тех, кто интересуется историей. Сотни тысяч обвиненных в колдовстве или связи с дьяволом были тогда отправлены на костер. В чем причины столь безумной вспышки боязни нечистой силы, ведовства, охватившей Западную Европу в ХV-XVII веках? Они неясны и ныне. Наука практически всегда рассматривает средневековую охоту на ведьм как нечто вторичное, полностью зависящее от внешних обстоятельств - состояния общества, церкви. Для большинства историков (отечественных и зарубежных) охота на ведьм - явление пусть и ужасающее, но вполне отвечающее общему строю суеверного, темного Средневековья. Такая точка зрения весьма популярна и сегодня. А между тем ее легко опровергнуть с помощью хронологии. Большинство ведьм сгорело на кострах инквизиции отнюдь не в начальный период Средних веков. Гонения на колдуний набирало силу в Европе параллельно с развитием гуманизма и научного мировоззрения, то есть в эпоху Возрождения.

Советская историография  всегда рассматривала охоту на ведьм  как одно из проявлений развернув шейся в XVI-XVII веках феодально-католической реакции. Правда, она не учитывала то, что слуг дьявола вовсю жгли и в протестантских странах: жертвой мог стать каждый, независимо от социального положения и религиозных воззрений. Не избежала подобного взгляда и наиболее популярная ныне социальная теория: охота на ведьм - лишь очень яркий показатель степени обострения внутриобщественных отношений, стремление найти "козлов отпущения", на которых можно возложить ответственность за все проблемы и трудности бытия

Дела о  колдовстве,  возбуждаемые в раннее средневековье светской  властью,  нередко  имели  политическую  подоплеку. Самый известный колдовской   процесс  эпохи  Меровингов  описан  Григорием  Турским  в "Истории  франков": в  580  году  после  смерти  сыновей   королевы Фредегонды  были  заподозрены  в колдовстве  префект  Муммол и несколько  женщин.  Префект признался,   что получил от  колдуний  мазь  и  напитки,  посредством которых были  погублены  жертвы.    В результате сам Муммол был выслан,  а женщины, признавшие свою вину, подвергнуты  колесованию  и сожжению.   В IX веке,  в  Каролингскую  эпоху,  сыновья  Людовика  Благочестивого  обвинили вторую  жену  короля,  Юдифь,  в  том, что она  посредством колдовства  пыталась  повлиять на короля  с  целью перераспределения наследства  в пользу своего сына.

Вплоть  до   XIV   века   светский  суд  гораздо  суровее,  нежели  церковный,  относился к обвиняемым, поскольку   колдовство  здесь   каралось   не  как  грех,  а как  преступление,   вызвавшее  реальный  ущерб. В XIV—XV веках ситуация  меняется.  Колдовство как результат  связи  человека  с дьяволом  признается  вполне  реальным и церковью;  теперь такая связь считается преступлением  более  тяжким,  чем  собственно  ущерб, наносимый  ворожбой.   Все  это  приводит  к  началу  массовых  репрессий  против колдунов  и ведьм,  причем  очевидным  является факт  преобладания  среди  обвиняемых  женщин.    

 Об особой  склонности женщины  к колдовству  писали  различные средневековые  авторы.  Так, Гильом из Оверни утверждал,  что женщины более, чем мужчины, подвержены иллюзиям — они  скорее,  чем  мужчины,  верят в то,  что можно  летать  ночью.

Наиболее   подробное  обоснование  тезиса об   особой  предрасположенности   женщины к колдовству было дано  в  "Молоте  ведьм" — пособии   для   инквизиторов,   написанном   доминиканскими   монахами Шпренгером и Инститорисом в 1487 году. Колдовство более распространено среди женщин,  чем  среди  мужчин, считают   авторы.   Почему  же  женщины  легче  отклоняются  от  веры?  Во-первых,  женщина от природы неразумна и  легковерна,   что  является основой  для  чародейства  (в  качестве доказательства приводили и уже упоминавшееся этимологическое  объяснение  Исидора  Севильского  слова femina);  во-вторых,  из-за  влажности  своего  сложения женщина более подвержена  влиянию  духов;  в-третьих,  она  ненасытна   в   плотских наслаждениях  и  потому  вынуждена  прибегать  к  помощи дьявола,  чтобы утолить свою страсть;   в-четвертых,   женщина болтлива и   передает  свои  заблуждения  другим женщинам;  в-пятых,   силы  женщины невелики и потому она  жаждет  отмщения  с помощью  чародейства .  Наконец,  это  доказывает  и порядок  сотворения мужчины  и женщины:  "Уже при сотворении...  она была взята из кривого  ребра,  а именно — из  грудного ребра,  которое как бы отклоняется от мужчины"

Средневековая схоластика с ее страстью к  дефинициям   создает  теологическое  определение  ведьмы.   Сначала   появляется  булла папы Иннокентия VIII "Summis desiderantes" (1484), которую стали называть  ведовской  буллой;  затем  содержащееся  в  ней   определение  ведьмы уточняется  в    трактате  Шпренгера  и Инститориса.  Ведьмой называли женщину,  которая состояла в связи с дьяволом,  выполняла  сатанинские ритуалы, отмечала черную  мессу  и в результате действий которой людям  наносился ущерб.

Никто из авторов, рассказывающих об охоте на ведьм, не обошел вниманием все этапы ведовского процесса: арест ведьмы, расследование  преступлений, вынесение приговора  и казнь. Пожалуй, наибольшее внимание уделяется разнообразным пыткам, приносившим почти стопроцентное  признание во всех самых гнусных и чудовищных обвинениях.

Однако обратим  внимание на значительно менее известную  процедуру, которая предшествовала пытке и по сути служила главным доказательством вины. Речь идет о поиске на теле ведьмы или колдуна так называемой "печати дьявола". Ее искали, сначала просто осматривая тело подозреваемого, а затем нанося уколы специальной иглой. Судья и палачи старались найти на обвиняемом места, отличающиеся от остальной поверхности кожи: пятна беловатого цвета, язвочки, небольшие вздутия, обладающие, как правило, настолько пониженной болевой чувствительностью, что они не ощущали укола иглы.

Вот что говорит  по данному поводу русский дореволюционный  историк С. Тухолка в работе "Процессы о колдовстве в Западной Европе в 15-17 веках": "Еще до пытки колдунью подвергали операции отыскивания стигмата дьявола. Для этого пациенту завязывали глаза и вонзали в тело длинные иглы". Об этом же пишет и Я. Канторович в труде "Средневековые ведовские процессы", вышедшем в 1889 году: "Если у кого-нибудь на теле оказывались язвы или какие-нибудь следы, происхождение которых было неизвестно, то их приписывали дьяволу. Поэтому прежде всего обращались к испытанию иглой. Нередко такое, лишенное чувствительности место действительно находили на теле". О том, что наличие "ведовской печати" считалось абсолютным признаком виновности, сообщал и советский исследователь И. Григулевич. Правда, приводились такие факты лишь затем, чтобы показать суеверие и мракобесие, присущие как средневековому миру вообще, так и священнослужителям в частности.

В самом существовании  на теле человека каких-то пятен или  отметин нет ничего странного  и чудесного. Но если признать, что  рассказы о ведьминых знаках имеют под собой реальную основу, то следует задать вопрос: а что представляли собой эти отметины?

Есть два основных вида таинственных знаков - дьявольское  пятно и ведьмин знак. Последний представлял собой своеобразный бугорок или вырост на теле человека и, по мнению демонологов, использовался ведьмами для кормления различных духов собственной кровью. Клеймо же дьявола можно скорее сравнить с родимым пятном.

И все же главный  признак, по которому в Средневековье  отличали дьявольское пятно, - его  нечувствительность к боли. Поэтому  при осмотре потенциальной ведьмы подозрительные пятна обязательно  прокалывали иглой. И если на укол не следовала реакция, обвинение считалось доказанным. (Еще одна существенная особенность "чертовых знаков": при укалывании эти места не только не чувствовали боли, но и не кровоточили.)

Отрешимся от фантастических деталей, вроде пылающего злобой дьявола, клеймящего собственной рукой (или иной конечностью) своих приверженцев, а признаем наличие на теле человека каких-либо специфических отметин. Но ведь описание "ведьминых знаков" очень напоминает какое-то кожное заболевание.

Действительно, почему бы не предположить, что подавляющая  часть людей, обвиненных в ведовстве, имела общую для всех болезнь? И только одно заболевание подходит под все приведенные выше симптомы. Это лепра, или проказа, - и сегодня  один из самых страшных недугов, а  в Средневековье - настоящий бич  Божий.

Итак, с большой  долей уверенности можно утверждать, что практически все колдуны  и ведьмы, осужденные на смерть, были в той или иной стадии поражены проказой. Сам собой напрашивается  и следующий вывод: в основе гонения  на ведьм лежало стремление средневекового общества обезопасить себя от страшного  заболевания, распространение которого в XV-XVII веках достигло своего апогея. Уничтожая прокаженных (мера, бесспорно, жестокая), Европа к концу ХVII века в какой-то степени справилась с эпидемией проказы.

Верили ли сами судьи в то, что отправляют на костер именно дьяволово отродье, а не больных и отверженных людей? На этот вопрос пока нет абсолютно уверенного ответа. Однако вполне вероятно, что в Средние века люди достаточно хорошо знали симптомы проказы, и, по крайней мере, привилегированная, образованная прослойка государственных и церковных деятелей осознавала, что ведет борьбу не со слугами сатаны, а с заразной болезнью. Ведь неслучайно огромная роль в проведении ведовских процессов принадлежала врачам. По замечанию одного из современных исследователей, врачи "принимали достаточно активное профессиональное участие в процессах над ведьмами. В их обязанности входило диагностирование болезней, возникавших в "результате колдовства", и медицинское обслуживание пытки. Зачастую их заключение решало участь несчастной ведьмы".