Светлейший князь А.Д. Меншиков

Петр  до смерти кронпринцессы Шарлотты был  сравнительно доволен сыном, брал его  с собой в походы, поручал ему  разные дела. Но потом, когда последствия небрежного воспитания стали бросаться в глаза, царь пришел к печальному убеждению, что его преемник не пойдет по его стопам. У такого человека как Петр подобное осознание должно было рано или поздно, после более или менее тяжелой внутренней борьбы, привести к сознательному и несокрушимому решению устранить сына. Меншиков не стал отклонять царя от принятого им решения; по всей вероятности, он даже делал все возможное, чтобы подтолкнуть его к этому.

Как бы то ни было, смерть царевича избавила князя от большой заботы. Отношения его с царем также улучшились. В 1719 году он был назначен президентом новоучрежденной военной коллегии с чином контр-адмирала белого флага. Правда, тут же была назначена новая комиссия для расследования злоупотреблений его, Апраксина и Долгорукова. Сенат, пользуясь отсутствием государя, повелел, чтобы князь и Апраксин отдали свои шпаги и ждали дальнейших приказаний. Но дело, по обыкновению, кончилось только штрафом (в 100 тысяч рублей). Любопытно, что в то самое время, когда Меншикова хотели посадить под стражу (его спасло только ходатайство Екатерины, просившей сенат дождаться приезда государя), сам Петр, посетив устроенные Меншиковым Петровские заводы и найдя их в образцовом порядке, написал князю самое задушевное благодарственное письмо.

Однако  в последний год царствования Петра положение князя серьезно пошатнулось. Вследствие обнаруженных злоупотреблений в Военной коллегии Петр отнял у него президентство  и передал его другому. Это было особенно чувствительное наказание для самолюбивого князя, который до сих пор еще ни разу не был лишен ни одной из своих многочисленных должностей. Вообще Петр под влиянием ухудшающегося здоровья и разочарований во всех окружающих стал необыкновенно раздражителен и, по-видимому, не намерен был более щадить никого. При первом новом проступке князю бы, наверное, уже несдобровать. И вот, в то самое время, когда терпение императора истощилось и черные тучи, до сих пор проносившиеся мимо баловня счастья, того и гляди должны были разразиться страшной грозой, Петр, давно уже прихварывавший, опасно заболевает в ночь с 27 на 28 января 1725 года умирает.

4. Смерть Петра I. «Кто займет его место?»

Императора не стало. Великий Преобразователь России, пожертвовавший сыном для того, чтобы обеспечить судьбу своих реформ, издавший с этою же целью закон, уничтожавший прежний порядок престолонаследия и предоставлявший каждому монарху право назначать себе преемника по собственному выбору, умер, не успев воспользоваться этим правом. В глазах народа единственный законный наследник престола был сын несчастного царевича Алексея, малолетний Петр Алексеевич. Но допустить избрание последнего значило передать власть в руки прежних приверженцев Алексея, партии родовитых вельмож с Голицыными и Долгорукими во главе, не столько ненавидевших реформы Петра, сколько толпу выскочек и главу их Меншикова. Всемогущему до сих пор временщику такой оборот дела грозил прямой неминуемой гибелью, и понятно, что вся его энергия, вся изворотливость его ума должны были обратиться на то, чтобы доставить престол другому претенденту - Екатерине, недавно только коронованной императором и этим как бы косвенным образом предназначенной им своей преемницей.

Возведение  на престол женщины было явлением небывалым на Руси. Но для Екатерины, как и для Меншикова, не было другого  выхода - она должна была искать короны не только из честолюбия, но и из чувства самосохранения, потому что одолей противная партия - ее и ее дочерей постигла бы участь первой жены Петра: заточение в монастырь. Партия великого князя Петра Алексеевича при дворе была более многочисленна и насчитывала в своей среде всех родовитых людей. На стороне Екатерины были все, имевшие личные причины опасаться восшествия на престол Алексеева сына. Таковы были Толстой, главный виновник несчастья царевича, все новые худородные люди, все выскочки, которым грозило возвращение к прежней безвестности: Ягужинский, Макаров, Девьер и др.; такова была партия герцога Гольштинского, нареченного жениха Анны Петровны, во главе которой стоял хитрый, изворотливый министр герцога Бассевич. Наконец, к приверженцам Екатерины должно было принадлежать большинство членов синода, учреждения, вызванного к жизни Преобразователем, и в особенности знаменитый Феофан Прокопович, подписавший смертный приговор Алексею. Все это были люди способные, энергичные, недаром выдвинутые Петром и к тому же воодушевленные сознанием грозящей им опасности, тогда как представители противной партии были люди не только менее способные, но и менее заинтересованные в успехе: в случае неудачи им не грозила такая опасность, какая грозила главным сторонникам Екатерины.

Таковы были две партии, существовавшие при дворе в момент смерти Петра. Смерть эта была так неожиданна для всех, что никто не успел надлежащим образом приготовиться к ней. О каких-либо мерах для обеспечения прав великого князя мы ничего не знаем. Приверженцы его, вероятно, надеялись, что достаточно исчезнуть Петру и оказанному им давлению, чтобы естественные симпатии большинства вышли наружу и вызвали реакцию против его нововведений и особенно против иноземцев. Даже когда болезнь императора приняла безнадежный характер, они не решались принять какие-нибудь серьезные меры из страха, что Петр может все-таки поправиться. Гораздо выгоднее было положение Меншикова и его товарищей. На их стороне была сила, они занимали важнейшие места в государстве и могли действовать без опасений.

И действительно, в последние дни  Меншиков, в сообществе Бассевича и Толстого, обнаруживает кипучую деятельность. Гарнизон и войска, не получавшие жалованья за 16 месяцев, были удовлетворены; казна отправлена в крепость, комендант которой был креатурой князя; разосланы указы, чтобы войска, находившиеся на работах, возвратились к своим полкам под предлогом, чтобы они могли молиться за императора; в столице стража удвоена на всех постах, и отряды пехоты двигались по улицам для предупреждения волнений. В то же время старшие офицеры обоих гвардейских полков (из которых шефом одного был сам Меншиков, а другого- генерал Бутурлин, принадлежавший к той же партии), любивших императора до обожания и переносивших и на его супругу часть этой привязанности, и многие другие влиятельные светские и духовные лица были приглашены явиться во дворец в ночь с 27-го на 28-е, чтобы сообщить им план о возведении на престол Екатерины. Последняя сама вышла к ним, оторвавшись от смертного одра умирающего императора, и со слезами на глазах заговорила о правах, данных ей коронованием, о несчастиях, могущих обрушиться на монархию под управлением ребенка, уверяя при этом, что не только не думает лишить великого князя короны, но сохранить ее для него и возвратить, когда небу угодно будет соединить ее с супругом. При этом не были забыты обещания повышений и наград, а для желающих воспользоваться ими тотчас же приготовлены векселя, драгоценные вещи и деньги. Такие веские аргументы подействовали, и все клятвенно обещали поддержать ее права на престол. После этого Меншиков, Бассевич и кабинет-секретарь Макаров совещались еще с час. Решено было не прибегать к насилию, а оказать только моральное давление на противников, чтобы избрание императрицы имело характер свободного решения. Рассчитывали, что одно присутствие войска подействует на собрание устрашающим образом.

В ту же ночь, в шестом часу утра, император  скончался. Сенаторы, генералы, придворные, немедленно извещенные об этом оставленными во дворе служителями, поспешили собраться в одной из комнат дворца для совещания. Они входили озабоченные, но, видя, что большинство их принадлежит к одной партии - партии великого князя, - видимо ободрились. Зато небольшая кучка сторонников Екатерины казалась подавленной. Но вот дверь в боковую комнату отворяется, и из нее выходит Бассевич. Не смущаясь недружелюбными взглядами вельмож, он подходит к Ягужинскому и сообщает ему вполголоса, что важнейшие сановники государства уже присягнули Екатерине, что гвардия на ее стороне, а государственная казна в ее руках. Просиявший Ягужинский спешит передать это своему тестю, графу Головину; тот шепнул другому, и в несколько минут известие это облетает всю залу.

В эту минуту с гордо-снисходительным  видом выходит из внутренних покоев князь Меншиков, а вслед за тем  и императрица, поддерживаемая герцогом Голштинским. Отерев слезы и ответив на безмолвные холодные поклоны присутствующих, она говорит собранию, что согласно воле покойного государя, возложившего на нее корону, она готова посвятить все свои силы тяжкому труду правления и будет стараться воспитать великого князя так, чтобы он сделался достойным того, кого теперь все оплакивают. Кто-то предложил назначить Екатерину только регентшей на время малолетства Петра Алексеевича, но грозные восклицания офицеров гвардии, также присутствовавших, в зале, заставили отвергнуть это предложение. Тут выступил ловкий Феофан Прокопович и рассказал, что во время пребывания двора в Москве накануне торжественной коронации Екатерины, император с несколькими преданными ему слугами проводил вечер у одного английского негоцианта и там положительно выразил, что возлагает корону на супругу с тем, чтобы последняя могла ему наследовать. «Ссылаюсь в этом, - заключил Феофан Прокопович, - на всех тогда присутствовавших и, между прочим, на великого канцлера Головина». Смущенный Головин ответил нерешительным наклонением головы, а Меншиков поспешил воскликнуть: «Какого же еще другого удостоверения нам надо? Вот словесно выраженная воля и завещание нашего государя и благодетеля. Первейшие сановники, светские и духовные, засвидетельствовали нам это. Верим вам, отцы и братья, и восклицаем: да здравствует императрица Екатерина!» Недовольные скрепя сердце повторили его восклицание. Ливонская пленница взошла на престол Петра Великого, и звезда Меншикова, готовая было померкнуть, воссияла ярче прежнего.

«Знаменитая ливонская пленница принадлежала к  числу тех людей, которые кажутся  способными к правлению, пока не принимают  правления. При Петре она светила не собственным светом, но заимствованным от великого человека, которого она была спутницей; у нее доставало умения держать себя на известной высоте, обнаруживать внимание и сочувствие к происходившему около нее движению. Ее положение, страх за будущее держали ее умственные и нравственные силы в постоянном и сильном напряжении. Но вьющееся растение достигало высоты, благодаря только тому великану лесов, около которого обвивалось; великан сражен - и слабое растение разостлалось по земле». Эта мастерская характеристика Екатерины, принадлежащая перу знаменитого историка Соловьева, сама собою определяет положение, которое должен был занять Меншиков при новом правительстве. Подобная преемница Петра Великого, вступившая на престол в самую трудную пору для русского общества, понятно, могла быть царицей только по имени; фактическим же правителем неизбежно должен был сделаться Меншиков, не только в силу своего давнишнего влияния на императрицу, не только в награду за услуги, оказанные при ее воцарении, но и потому, что среди «птенцов Петровых» не было никого, кто лучше его мог бы справиться с тяжелым наследством.

Прежде  всего торжество «светлейшего» князя выразилось, конечно, возвращением всего того, что он утратил за последнее время царствования Петра Великого. Он снова назначен президентом Военной коллегии; все счетные дела его с казной уничтожены, а в июне 1726 года исполнено давнишнее его желание, в котором ему отказывал покойный император: ему пожалован Батурин с 1300 дворами и 2000 дворов, принадлежавших Гадяцкому замку.

Меншикову при его характере этого было мало: он желал еще быть генералиссимусом, но в этой просьбе даже Екатерина  должна была отказать ему из опасения вызвать еще большее неудовольствие враждебной партии. Отчасти для успокоения недовольных был учрежден в 1726 году Верховный Тайный Совет, где главные сановники назначены членами с равным значением под председательством самой императрицы и где никто не мог провести ничего без общего ведома и обсуждения. Но и в этом новом учреждении Меншиков скоро сделался полным хозяином. Дело в том, что из остальных членов только князь Голицын принадлежал к старой знати, другие три - генерал-адмирал граф Апраксин, канцлер граф Головин и граф Толстой - всегда были его сторонниками и к тому же - особенно первые два - значительно уступали ему по уму и государственным способностям. Еще один член Тайного Совета, вице-канцлер Остерман, несомненно умная, дельная голова, прекрасный дипломат и неутомимый работник - также не мог быть опасен как иностранец, как человек, не имевший партии и, по-видимому, не добивавшийся исключительного господства.

Итак, правление Екатерины было только по имени ее правлением; настоящим  правителем был Меншиков, правда, правителем непопулярным, принужденным вечно быть настороже, бороться с тайным, а подчас и явным противодействием врагов и в некоторых случаях даже терпеть поражения. Но в общем, по отзыву всех, его влияние, особенно в делах внутренних, было безгранично. На обсуждение совета поступали дела по его указанию и оканчивались так, как ему было угодно. Нередко, чтобы предупредить всякое столкновение с членами Совета, он объявлял им прямо высочайшее повеление, продиктованное им же, так что, подводя итоги короткому царствованию Екатерины, мы этим самым характеризуем главным образом государственную деятельность князя.

В чем же выразилась эта деятельность? Прежде всего, Россия, благодаря кучке стоявших во главе ее учеников Преобразователя, не сошла с намеченного им пути. Все крупные реформы, составлявшие наиболее важную заслугу Петровского царствования, удержались и при его преемнице. На первом плане - созданное Петром новое, на европейский образец, войско. Когда известный Миних потребовал 15 тысяч солдат для окончания Ладожского канала, Меншиков горячо восстал против этого предложения, указывая на то, что войска погибают на работах и что солдаты набираются с такими издержками и заботами не для того, чтобы копать землю. Благодаря его настойчивости, предложение Миниха, поддерживаемое Толстым и Апраксиным, было отвергнуто и решено заканчивать канал одними вольными людьми. Войско при Екатерине находилось в образцовом состоянии, и иностранные правительства, хорошо осведомленные об этом через своих представителей, поневоле должны были и теперь прислушиваться с уважением к голосу России.

И в других областях продолжаются традиции Петра Великого. Исполнена его мысль об учреждении Академии наук. Посылается в Швецию Татищев для собирания материалов по русской истории, Шафирову поручают написать историю Петра Великого. Решено продолжать составление Уложения. Из коллегий и канцелярий велено доставлять в типографию сведения о «знатных делах, подлежащих к ведению народному» и т. д.

Но  еще более важны заботы правительства  о внутреннем устройстве государства. Уже в первых заседаниях Совета было обращено внимание на экономический  кризис, переживаемый государством, на существовавшие повсюду злоупотребления, на недостаток правосудия, на бедственное положение крестьян. В некоторых случаях правительство отступило от программы Преобразователя, например, оно уничтожило надворные суды и подчинило городские магистраты по-старинному: губернаторам и воеводам, чем уничтожались зачатки самоуправления, данного Петром. Но отдельные меры, принятые для облегчения жизни крестьян, нельзя не признать вполне разумными и достигающими цели. Облегчены подушные подати, изменен порядок воинского постоя, крайне обременительный для населения, отменены многие стеснительные для торговли постановления, уничтожены откупы, сокращены штаты при канцеляриях.

Измученное  население вздохнуло свободно, и  можно смело сказать, что короткое царствование Екатерины, хотя и не озаренное  блеском побед над внешними врагами, не наполненное той кипучей деятельностью  во всех уголках государства, которая отличала славное царствование Петра, является все-таки полезным этапом в истории России. Это был, в некотором смысле, необходимый отдых после чрезмерных, хотя и вызванных необходимостью, требований Петра Великого.

Но  расшатанное здоровье императрицы  заставляло серьезно задумываться над  другим, гораздо более важным вопросом - о престолонаследии в России. На первый взгляд, положение было такое же, как в 1725 году: претендентами на престол являлись с одной стороны - дочери Екатерины, с другой - малолетний Петр Алексеевич, единственный законный наследник в глазах народа. События, правда, показали, что мнением народным можно пренебрегать, имея на своей стороне войско. Но люди более проницательные должны были понимать, что то, что удалось в 1725 году, может не удаться теперь. Тогда воцарение Екатерины при малолетстве великого князя не доказывало еще желания совершенно отстранить его от престола; но неужели этот единственный мужской представитель династии будет и теперь обойден в пользу одной из своих теток, в пользу женщины?

Еще в начале 1726 года умный Остерман предлагал для примирения интересов  обеих сторон женить великого князя  на цесаревне Елизавете Петровне. Это было неосуществимо, потому что народ и церковь никогда бы не признали законным брак между такими близкими родственниками; но мысль, внушившая Остерману этот проект, мысль о невозможности устранить от престола великого князя была верной.