Светлейший князь А.Д. Меншиков

Выход из этого затруднительного положения представлялся один - перейти заблаговременно на сторону великого князя и привязать его к себе всеми способами. Меншиков принялся за дело со свойственной ему энергией, и в одно прекрасное утро (в марте 1727 г.) партия герцога и дочерей Екатерины с ужасом узнала, что Меншиков просил императрицу о согласии на брак его дочери с великим князем Петром и что императрица дала согласие.

Что побудило Екатерину решиться на этот шаг, который должен был отнять у  ее дочерей самую сильную их опору, так как не могло быть сомнения в том, что будущий тесть великого князя станет на его сторону в вопросе о престолонаследии? По всей вероятности, императрица, все время своего царствования прожившая в постоянном страхе народного восстания, и сама чувствовала, как опасно обойти законного наследника, и, не желая подвергать этой опасности дочерей, надеялась, что по крайней мере упрочит их положение, соединив с будущим императором человека, на признательность которого имела право рассчитывать.

Вечером 6 мая императрица скончалась, оставив  духовное завещание, по которому наследником  престола назначался великий князь, с тем чтобы он женился на дочери Меншикова, на время же его малолетства должно быть учреждено регентство из обеих цесаревен, герцога и Верховного Тайного Совета. По завещанию Екатерины до совершеннолетия императора управлять государством должен был Верховный Тайный Совет. Обыкновенно в Совете присутствовали только трое - Апраксин, Головин и Голщцын, причем вся их деятельность заключалась в том, чтобы подписываться под приказами Меншикова. Сам он являлся в Совет очень редко; Остерман, назначенный воспитателем юного императора, также к ним обоим дела носили на дом для получения их мнения, которое со стороны князя обыкновенно было равносильно приказу.

Таким образом, единственным регентом, управлявшим  государством с неограниченной властью, остался Меншиков. Чтобы не дать императору попасть под чужое  влияние, князь немедленно перевез  его в свой дом на остров и окружил  надежными людьми, а 25 мая устроил  торжественное обручение его  со своей старшей дочерью, 16-летней княжной Марьей Александровной, которую  после этого стали поминать в церквах великой княжной и нареченной невестой императора. Еще раньше, 13 мая, Меншиков получил от императора давно желанное звание генералиссимуса. Таким образом, имея под своей властью все сухопутные и морские силы государства, подчинив своему влиянию юного государя, которого он в скором времени надеялся привязать к себе неразрывными узами, Меншиков мог, наконец, считать себя в полной безопасности от всяких интриг и ударов судьбы.

Все враги, все подозрительные люди удалены, сосланы, сделаны безвредными, а  те, от которых нельзя было отделаться, обласканы, осыпаны милостями и, по-видимому, превратились в лучших друзей «светлейшего» князя. Голицыны и Долгорукие получают важные должности; один из последних, князь Алексей Григорьевич, назначен гофмейстером при великой княжне Наталье Алексеевне - место очень важное по тому влиянию, какое великая княжна имела на брата; сын этого Долгорукого, молодой князь Иван Алексеевич, назначен гоф-юнкером императора.

В юном императоре Меншиков видел только 12-летнего мальчика. Нужно отдать ему справедливость, он настоящим  образом понял свои обязанности по отношению к императору, понял, что последнему надо долго и много учиться, чтобы стать достойным преемником своего великого деда. Понимал это и Остерман, в лице которого князь дал Ветру прекрасного воспитателя. Но Остерман не менее хорошо понимал свои собственные выгоды. Этот мягкий, обходительный, всем улыбающийся человек скрывал под своей непритязательной внешностью величайшее честолюбие. Чтобы достигнуть своей цели, ему надо было прежде всего приобрести любовь своего питомца, а для этого достаточно было только выказывать снисходительность, не налегать с учением и сваливать всю вину стеснительных мер на «светлейшего князя». Совершенно иначе поступал последний. Он разыгрывал роль строгого ментора, не потакал стремлению мальчика к удовольствиям, требовал отчета во всех поступках.

5.Угроза и потеря своего могущества.

Первое  время мальчик покорно подчинялся этому контролю. При жизни Петра I и Екатерины он находился в  тени; за ним не ухаживали придворные, не баловали его лестью. В Меншикове  он привык видеть человека, перед которым  все преклоняются. Наконец, он был  уверен, что обязан ему возведением  на престол. Но теперь положение его  совершенно изменилось, и скоро он начал смотреть на вещи иными глазами. Ему часто и красноречиво напоминают, что он самодержавный император и может делать все, что ему угодно. Но ведь это злая насмешка. Он вовсе не хочет учиться, он любит езду верхом, любит псовую охоту, а между тем обо всем надо спрашивать у князя и чаще всего получать отказ. И в душе мальчика все сильнее и сильнее разрастается недовольство строгим опекуном.

Невеста ему также не нравится. Шестнадцатилетняя, вполне развитая красавица, конечно, не могла питать никакого чувства к своему мальчику-жениху. В его обществе ей было не по себе; она неохотно принимала участие в его забавах и казалась мальчику скучной и противной. Все это не ускользнуло от зорких глаз придворных. Петру нашептывают, что он ничем не обязан Меншикову, что он взошел бы на престол и без его содействия, указывают на беспредельное честолюбие князя, напоминают об участи несчастного Алексея. Но еще сильнее, чем эти нашептывания, действует неосторожное поведение самого Меншикова. По какому-то случаю цех петербургских каменщиков поднес императору в подарок 9 тысяч червонцев, а тот, желая порадовать сестру, отправил к ней деньги с одним из придворных. Но посланный встретился с Меншиковым, который, узнав в чем дело, заметил: «Государь еще очень молод и не знает, на что следует употреблять деньги; отнесите их ко мне, я увижусь с государем и поговорю с ним». На другое утро великая княжна Наталья, по обыкновению, пришла навестить брата. Узнав, что она не получила подарка и что его отнял у посланного Меншиков, Петр пришел в страшный гнев. Он немедленно послал за князем и с необыкновенной запальчивостью закричал на него, как смел он помешать исполнению его приказания? Не привыкший к такому обращению, князь был поражен, как громом. Однако он быстро оправился и отвечал, что ввиду известного недостатка в деньгах в государстве и истощения казны он намеревался сегодня же представить проект более полезного употребления этих денег. Но мальчика, понятно, такой ответ не успокоил. Топнув ногой, он вскричал: «Я научу тебя, что я император и что мне надо повиноваться!» И с этими словами повернулся к князю спиной и ушел. Меншиков пошел за ним и так долго упрашивал его, что Петр, еще не привыкший к подобным выходкам, наконец смягчился и простил его.

Но  первый шаг к освобождению был сделан. Юный император почувствовал свою силу. Никем не удерживаемый, он по целым дням предавался своим любимым развлечениям в компании Долгоруких. Меншиков, по-видимому, не замечает надвигающейся грозы. Он все еще доверяет хитрому Остерману, который, будучи обязан давать ему отчет в поведении своего воспитанника, не забывает в каждом письме уверять его «высококняжескую светлость» в своей преданности и неизменном расположении императора.

Только 26 августа, в день именин великой княжны Натальи, Меншиков начинает прозревать опасность. Как только князь начинал говорить с ним, Петр поворачивался к нему спиной, не обращал никакого внимания на его поклоны и был очень доволен, что мог унизить его.

Развязка  быстро приближалась. Меншиков приезжает  в Петергоф, но ему едва удается  увидеть императора; 5-го он совсем его  не видит. Петр с утра уезжает на охоту; великая княжна, чтобы не встретиться  с ненавистным князем, выпрыгивает  в окно и отправляется за братом.

Война объявлена. Меншиков очнулся от своей беспечности, спешит в Петербург и начинает действовать. Надо отделаться от Долгоруких, удалить Остермана. Против первых он вызывает Голицыных, которым, конечно, должно быть нежелательно возвышение Долгоруких; Остермана он хочет заменить прежним учителем великого князя, Зейкиным. Но время уже упущено. Враги также отбросили прежние предосторожности и действуют решительно. На другой день по отъезде Меншикова в Петербург государь именным указом объявил Верховному Тайному Совету, что он намерен вернуться в столицу и жить в Летнем дворце, который приказано немедленно приготовить; Верховному Совету также велено перебраться туда. До сих пор Совет собирался в доме Меншикова, где жил сам император. Переезд последнего являлся явным знаком опалы.

Император приехал в Петербург и ночевал  в Летнем дворце, а на другой день, 8 сентября, к Меншикову явился генерал-лейтенант  Салтыков и объявил ему арест, «чтобы со двора своего никуда не выезжал». При получении этого приказа Меншиков лишился чувств, и ему пустили кровь. Жена его, вместе с сыном и сестрой, Варварой Арсеньевой, поспешила во дворец, где на коленях молила императора о помиловании. Но Петр не обратил никакого внимания на просьбы княгини. Так же напрасны были ее мольбы, обращенные к Елизавете и Наталье. Даже к Остерману бросилась было несчастная женщина. Но все было кончено.

На  другой день по докладной записке  Остермана Верховный Совет определил  сослать Меншикова в его нижегородские  деревни, где ему жить безвыездно, чинов и кавалерии его лишить. По просьбе князя, переданной Салтыковым, указ о ссылке в тот же день изменен императором, и местом ссылки назначен город Раненбург.

11 сентября Меншиков, конвоируемый  капитаном Пырским с отрядом в 120 человек, отправился на место назначения. Выезд его из Петербурга ничем не напоминал о постигшей его опале. Это был великолепный поезд богатого вельможи, отправляющегося в свои имения. Впереди этого поезда, состоявшего из множества колясок и фургонов с разным добром, ехали 4 кареты шестерней, в которых помещались сам князь с женой, свояченицей и детьми. За бывшей невестой императора следовал ее прежний штат: гофмейстер, паж, 4 конюха. Все служители были вооружены ружьями и пистолетами. Народ толпами собирался по пути и с удивлением глядел на великолепную процессию.

Это была последняя дань, которую гордый временщик принес своему тщеславию. Но вместе с тем это была большая  неосторожность. Враги его легко могли представить государю, что он смеется над властью, его низвергшей, что ему недостаточно испытанного унижения.

И действительно, самое горькое было еще впереди. С каждым днем Меншикову придумывают новые наказания; нарочные один за другим посылаются вдогонку к Пырскому с разнородными приказаниями - то снять с детей князя ордена, то отобрать у него царских лошадей и экипажи. Тем не менее Меншиков первое время по прибытии в Раненбург еще надеялся на то, что его оставят тут в покое. В своем несчастии он утешал себя тем что может, наконец, отдохнуть после всех тяжких трудов, после забот и треволнений придворной жизни, наслаждаясь своими не сметными богатствами.

Не  зная, что все его письма перехватываются  и отсылаются в Верховный Совет, он то и дело посылал приказы управляющим  своих многочисленных имений, требовал высылки разных припасов, указывал, как употреблять доходы. Но мечты  о спокойной жизни скоро рассеялись.

В ответ на разосланные указы о  доставлении сведений о действиях  опального князя посыпались со всех сторон обвинения, казенные учреждения, частные лица представили жалобы о захвате казенной собственности, денежные претензии. Это дало Верховному Совету предлог описать всю движимость Меншикова в петербургских и московских его домах, в приморских дачах, деревнях и заводах. У него было конфисковано 90 тысяч душ крестьян, города Ораниенбаум, Ямбург, Копорье, Раненбург, Почеп и Батурин; 4 миллиона тогдашних рублей наличной монетой, капиталов в лондонском и амстердамском банках на 9 миллионов рублей; бриллиантов и разных драгоценных вещей на 1 миллион; три перемены, по 24 дюжины каждая, серебряных тарелок и столовых приборов и 105 пудов золотой посуды. Но это было еще не все: кроме имений в России, у князя были еще значительные земли и Ингрии, Ливонии и Польше, король прусский пожаловал ему поместье Речек, а император германский - герцогство Козельское. Что же касается домов, драгоценной домашней утвари, одежды, усыпанной драгоценными каменьями - то этому добру и счета не было. Одна опись вещей, взятых Меншиковым с пробой в Раненбург, продолжалась 3 дня.

Всего этого колоссального богатства, нажитого ценой стольких неправд, пришлось князю лишиться. Ему оставлены только самые «обходимые вещи. Но это были мелочи. Вслед за жалобами, вызвавшими конфискацию, последовало обвинение более важное. 3 ноября 1727 года граф Головин, русский посланник в Стокгольме, прислал в Совет секретную депешу, в которой сообщал со слов какого-то надежного приятеля, что при покойной императрице, когда союзники Швеции угрожали нам войной, Меншиков обнадеживал шведское правительство, что он не допустит Россию до войны, потому что власть над войском находится в его руках, что тот же Меншиков при многих случаях сообщал барону Цедеркрейцу, шведскому посланнику ; в Петербурге, о положении дел при нашем дворе, за что получил от него 5 тысяч червонцев. При этом Головин выражал уверенность, что в бумагах Меншикова найдутся какие-нибудь следы этой преступней корреспонденции.

Справедливо ли было это обвинение или нет - трудно решить. В бумагах Меншикова ничего оправдывающего это обвинение не было найдено. Однако враги получили возможность придать ссылке князя совсем другой характер. До сих пор она имела вид опалы; теперь с опальным стали обращаться, как с государственным преступником. Посланный на место Пырского капитан Мельгунов получил инструкцию держать князя под самым строгим присмотром. Дом Меншикова окружили крепким караулом; самого князя с женой и сыном заключили в одной комнате и к дверям приставили часовых; княжны отделены в особую комнату и также при часовом.

Но  и теперь Меншиков казался еще  опасным тем лицам, которые заняли его место. Раненбург, по мнению Долгоруких, был слишком близок к Москве. Под влиянием Остермана император решил отправить князя куда-нибудь подальше, пожитки его взять, а княжне и другим детям оставить по 10 тысяч на каждого, да несколько деревень. 8 апреля подписан указ о ссылке князя с женой, сыном и дочерьми в Березов.

Заключение.

На  берегу р. Сосьвы, близ впадения ее в  Обь, в 1066-ти верстах от Тобольска, среди  дремучей тайги и пустынной тундры, приютился небольшой городок  Березов. Но не одно удаление от людей служило наказанием для ссылаемых в этот край. Климат Березова увеличивал страдания. Летом при 27 градусах жары болотистые испарения поднимаются над городом, воздух невыносимо душен. Зимой жестокие морозы доходят иногда до 45 градусов. Земля в течение 8 месяцев укутана в снежный саван. Ночи продолжительны и мрачны. Холод захватывает дыхание и мгновенно превращает выдыхаемый пар в иней, стекла в окнах лопаются, стены домов щелкают, земля и лед растрескиваются.

  В эту-то ледяную пустыню в  августе 1728 года привезли Меншикова  с детьми и поместили в острог, построенный в 1724 году для государственных  преступников. Это было длинное  деревянное здание с узкими  закругленными окнами, внутри разделенное на 4 комнаты. Одну из них занял сам Меншиков с 13-летним сыном Александром, другую княжны Марья (16 лет) и Александра (14 лет), третью прислуга, а в четвертой помещались съестные припасы.