Автор работы: Пользователь скрыл имя, 04 Марта 2011 в 17:23, контрольная работа
Настоящая работа, в основном, основана на традиционной оценке монголо-татарского ига, систематизированной в работах И.Д.Беляева (в части взаимоотношений Руси и Золотой Орды) и Е.Ф Шмурло (в части влияния татаро-монгольского ига на российское государство и право). Из современных исторических исследований в настоящей работе более всего использованы данные справочника «Татары и Русь» В.В.Похлебкина.
…при
этом «всего важнее было то, что удельные
князья не могли сноситься с Ордою и должны
были доставлять ордынскую дань великому
князю. Одно это ставило удельного князя
в положении низшее, чем положение великого
князя, ибо удельные князья не были, следовательно,
вполне представителями своих княжеств
и Орда не знала их, а знала лишь великого
князя». (Беляев И.Д. Лекции по истории
русского законодательства. 2 издание
М.:Типография А.А.Карцева,1888.С.227).
Отношение великих князей друг к другу
Как уже говорилось, во время татарского владычества «на северо-востоке России, несмотря на старейшинство, данное от хана Ярославу Всеволодовичу Владимирскому, образовалось несколько великих княжеств, также признанных ханами: Смоленское, Рязанское, Тверское, нижегородское, Ростовское Суздальское и, наконец, Московское. … Каждое великое княжество было самостоятельное целое и враждебное по отношению к другим». (Беляев И.Д. Лекции по истории русского законодательства. 2 издание М.:Типография А.А.Карцева,1888.С.227).
При
этом Владимиром всегда владел сильнейший
из великих князей («старейший брат»).
Из договорных грамот между великими князьями
видно также, что по отношению к татарской
Орде и хану все великие князья имели равные
права – «все имели право сноситься с
Ордою». (Беляев И.Д. Лекции по истории
русского законодательства. 2 издание
М.:Типография А.А.Карцева,1888.С.228).
3.4. Русская Православная Церковь в условиях ордынского владычества
«Русская церковь, во время владычества татар, оставалась в прежних отношениях к князю и народу, но духовенство получило большее значение. Монгольские ханы, согласно с правилами Чингисхановой «книги запретов», приняли русское духовенство под свое покровительство; они освободили духовенство и всех церковных людей от даней; кроме того, духовенство получило от ханов многие и очень важные привилегии. По свидетельству ханских ярлыков мы видим во 1-х, что митрополитам был предоставлен полный и бесспорный суд над всеми церковными людьми. Право духовного суда ханы распространили даже на дела уголовные. Во 2-х, ханы утвердили за митрополитами и церковью все церковные владения, признали законными все распоряжения митрополитов и епископов по делам духовного ведомства. При этом ханы строго запретили делать какие-либо обиды людям и владениям, принадлежащим церкви. В 3-х, по свидетельству ярлыков освобождаются от всех даней и пошлин не только духовенство, но и все люди и владения церкви; равным образом они не обязываются и военною службою ханам. В 4-х, ханы признали за церковью разных ремесленников и также освободили их от разных податей и повинностей в пользу ханской казны. В 5-х, ханы утвердили и признали неприкосновенность церквей, монастырей и часовен и за оскорбление их назначили смертную казнь. (Беляев И.Д. Лекции по истории русского законодательства. 2 издание М.:Типография А.А.Карцева,1888.С.230). «…в ярлыке Атюляка неприкосновенность церковных и митрополичьих людей и имуществ до того распространена, что в церковных домах не имели права ставиться и посланцы ханские. Хан не только сам казнил обидчиков церкви по жалобе митрополита, но и дозволял церковным людям убивать их, хотя бы то были послы ханские; за убиение церковных людей назначал смертную казнь. … В 6-х, хан дозволяет митрополиту русскому принимать к себе в службу и зачислять за себя не только церковных, но и посторонних людей, кто захочет ему служить. В 7-х, ханы не только утверждают своим признанием разные привилегии за митрополитом и церковью, но и церковным людям предписывают жить в повиновении у митрополита на основании данных ему ханских ярлыков. (Беляев И.Д. Лекции по истории русского законодательства. 2 издание М.:Типография А.А.Карцева,1888.С.231).
Таким
образом, «русское духовенство татарскими
ханами было поставлено в исключительное
положение перед всеми
В 1261г. в Сарае, столице Золотой Орды, «усилиями Александра Невского и монгольских ханов Берке и Мэнгу-Тимура было открыто подворье православного епископа. Он не подвергался никаким гонениям; считалось, что епископ Сарский является представителем интересов Руси и всех русских людей при дворе великого хана. Если на Руси начиналась княжеская усобица, хан присылал Сарского епископа с татарским беком (обязательно христианином), и они решали спорные вопросы на княжеских съездах. Если кто-то не считался с принятым решением и пытался продолжать удельную войну, его принуждали к миру с помощью татарской конницы». (Гумилев Л.Н. От Руси до России: выпуск 4 в составе Международного альманаха.-М.:ДИ ДИК, 1997.С.146).
«Кроме
свидетельства ханских ярлыков
о положении русского духовенства
во время татарского владычества, мы
имеем об этом еще свидетельство
уставной грамоты великого князя
Василия Дмитриевича и
В
то же время «настоящая уставная грамота
(1392г.) служит прямым свидетельством, что
не смотря на ханские ярлыки, поставившие
митрополита и церковных людей в исключительное
положение и как бы освободившее их от
всякой другой зависимости, кроме хана,
в сущности, на деле, митрополит и церковные
люди оставались и при татарском владычестве
почти в прежних отношениях к князю: церковь
и князь по-прежнему составляли одну нераздельную
власть, митрополит и епископы более или
менее продолжали действовать заодно
с князем и духовенство нисколько не изменило
своих отношений к обществу». (Беляев И.Д.
Лекции по истории русского законодательства.
2 издание М.:Типография А.А.Карцева,1888.С.234).
Вот
как описаны особенности
Даже сам размер дани и то не был никогда (письменно) зафиксирован и менялся в зависимости от численности населения Руси (устанавливаемого ордынскими переписями), а также от стабильности самих партнеров русско-ордынских отношений (как русских князей, так и ордынских ханов, т.е. от их реальной экономической и политической силы) в каждый данный исторический период.
Таким образом, самой главной, самой своеобразной и самой бросающейся в глаза чертой русско-ордынских отношений было отсутствие их юридического, письменного оформления каким-либо двусторонним документом — договором, соглашением, вассальным обязательством и т.д.
Эта черта международно-правовых отношений Руси и Орды оказалась не только характерной для конкретного момента полного военно-политического поражения Русских государств в 1237—1240 гг., но и для всей последующей истории русско-ордынских отношений, которые за все время своего 250-летнего существования и эволюции ни разу не оформлялись в какие-либо письменные формы двусторонних соглашений, не носили документального, юридически оформленного, строго фиксированного характера. И именно это обстоятельство выделяло, делало уникальными русско-ордынские отношения в истории русской внешней политики. Все договоренности русских князей с Ордой были устными.
Князья регулярно ездили в Орду, в Ставку ханов, по любому поводу и в связи с любым событием двусторонних отношений: по личным вызовам ханов, для привоза дани, с жалобами друг на друга, с просьбой разобраться в споре, для утверждения в своем уделе или с претензиями на чужой удел (княжество) и т.п.
Все дела, ради которых эти князья отправлялись в ханскую Ставку, решались там исключительно устно — при личном свидании с ханом или его мурзами1. Отсюда частое сообщение летописей, что князья либо оговорили друг
____________
1Мурза — русский термин для обозначения татарских титулованных дворян, составлявших третью степень татарской аристократии после огланов — т.е. всех родственников ханов и их потомков и князей — крупных татарских феодалов, не связанных происхождением с ханскими родами. Термин «мурза» произошел от искаженного русскими эмир-заде (мир-за, позднее — мурза), который носили высшие чиновники управления ханской улуской администрации.
друга, либо выпросили у хана то, что хотели, либо клялись своим честным словом или обещали клятвенно то-то и то-то. Никогда, ни в один период в течение двух с половиной веков летописи не сообщают, что тот или иной князь подписал тот или иной документ, то или иное письменное обязательство.
И дело было не только в том, что как многие князья, так и многие ханы были попросту неграмотными. Ведь ханы оформляли при помощи ученых писцов договоры и соглашения и с Генуей, и с Византией, и с Египтом, подписывали с этими государствами и мирные договоры, и брачные контракты, т.е. находили возможность вступать в письменные юридически канонические международно-правовые отношения с другими, уважаемыми государствами. В отношении же Руси все эти цивилизованные формы двусторонних сношений настойчиво и последовательно игнорировались, упорно не использовались. На это поразительное обстоятельство почему-то никогда не обращали внимания ни русские историки, ни юристы, изучавшие историю права.
Между тем отсутствие письменно закрепленных любых обязательств ставило вопрос о гарантиях выполнения их русскими князьями:
Эти гарантии вместо письменных, юридических принимали архаический облик вещественных гарантий, причем в самых варварских формах. Так, наряду с привозом лично князем собранной дани в виде звонкой монеты или золота и серебра в слитках князья давали гарантии своей вассальной верности, либо посылая в Орду своих сыновей и младших братьев, племянников в качестве постоянных заложников (иногда на срок 5—8 лет), либо приезжая лично, с женами и детьми, во временное распоряжение хана, чем доказывали готовность рискнуть покинуть свое государство.
При этом ханы не предоставляли никакого эквивалента гарантий безопасности князьям. Очень часто их в Орде просто казнили или отнимали у них вотчину и передавали ее другому князю, или же требовали помимо дани и еще других знаков вассальной зависимости, например дополнительных подарков (сверх ежегодных, постоянных). Эти «подарки» бывали порой чрезвычайно обременительны.
Таким образом, все виды русских гарантий носили вещественный, а не письменный характер (дань, аманаты-заложники, подарки), т.е. все русские гарантии были физически осязаемыми — их можно было и увидеть, и пощупать.
Ханских же, ордынских гарантий (например, не воевать, не казнить, не налагать непомерную дань) не существовало никаких — ни письменных, ни словесных. В этом проявлялся вполне конкретно и наглядно неравноправный характер русско-ордынских отношений на всем протяжении двух с половиной веков.
Даже в период явного ослабления Орды отмеченный характер русско-ордынских отношений не был изменен. Он все 250 лет оставался неравноправным для Руси. И на Руси с этим свыклись настолько, что никогда не протестовали против этой формы отношений, и даже историки проходили мимо этого факта, замечая лишь количественные, а не качественные факты порабощения — размеры дани, число аманатов, количество и суммарную ценность (стоимость) подарков.
Единственным исключением, да и то лишь в кратковременный 30-летний период XIV в. (1330—1360 годы), т.е. в период временного прекращения ордынских набегов на Русь, было появление элементов договорных отношений между Ордой и Русью в отношении сохранения стабильности государственных границ, т.е. договоренность (письменная и устная) об установлении пограничной линии (полосы), разделяющей два государства. Эта договоренность, отраженная в документах, касалась не политической или военной сферы, а лишь фиксировала определенные, уже длительно сложившиеся территориальные реалии и закрепляла уже установившиеся разграничения территориальных владений.
Цель этих договоренностей была исключительно прикладная — быть руководством для пограничной стражи.
И, тем не менее, это были международно-правовые договоренности, хотя и ограниченные и единственные за все 250 лет.
В создавшихся специфических условиях правового бесправия русской стороны внешнеполитические отношения Руси с Ордой принимали форму односторонних действий ордынской стороны, т.е. своего рода «одностороннего движения». Активной, инициирующей стороной всегда была Орда. Русские князья в основном ограничивались той или иной реакцией на ордынские инициативы. При этом характер русской реакции, «русского ответа» всегда отражал реальное соотношение сил: военных, политических, экономических. Только на первых порах, в XIII в., русская реакция на ордынское давление могла носить спонтанный характер. С конца XIII — начала XIV в. и русские князья, и русский народ уже приучились соразмерять свое отношение к Орде и свою вассальную политику со своими реальными силами и уметь демонстрировать «покорность», когда это было нужно.