Россия глазами иностранцев

В памятниках, прежде всего гармония целого побуждает  любопытного изучать подробности. Тонкость исполнения ничего не значит без красоты замысла; впрочем, в произведениях русского искусства одинаково отсутствуют и та, и другая. До сих пор это искусство сводится к терпению, оно заключается в подражании с грехом пополам, для перенесения к себе без разбора и вкуса, всему, что изобретено в других странах. При желании воспроизводить античную архитектуру следует дозволять себе только копировать её, да и то в сходном местоположении. Всё здесь очень жалко, хотя и колоссально, так как в архитектуре величие создаётся не размерами страны, а строгостью стиля. Меня крайне удивляет здесь пристрастие к воздушным сооружениям. При таком суровом климате – к чему портики, аркады, колоннады, перистили Афин и Рима? ” “ Скульптура под открытым небом производит на меня здесь впечатление экзотических растений, которые нужно убирать каждую осень; эта ложная роскошь менее всего подходит к привычкам и духу народа, к его почве и климату. В стране, где бывает иногда 80 градусов разницы между зимней и летней температурой, нужно было бы отказаться от архитектуры тёплого климата. Но русские привыкли даже с природой обращаться, как с рабом, и ни во что не ставить время. Упрямые подражатели, они принимают своё тщеславие за гений и думают, что призваны воспроизвести у себя сразу и в большом размере памятники всего мира. Этот город, в котором императрица Екатерина (sic) дала праздник, был тоже чудом; он был так же долговечен, как хлопья снега, эти розы Сибири ” “Всё, что я до сих пор усмотрел в созданиях русских правителей, – не любовь к искусству, а самолюбие человека ”. 

По мнению Кюстина, в отсутствии в России свободы и заключается опасность её для Европы, Франции, чьё поражение в войне 1812 года ещё столь памятно. Нищий, приниженный народ – жертва имперских амбиций её самодержавных властителей – смотрит, как кажется Кюстину, со скифской жадностью на Запад. Угнетённый, всегда мечтает поработить других…

Сердце  России – Москва – поражает путешественника. “Знаете ли вы, что такое кремлёвские  стены? – вопрошает он.– Слово  “ стены ” даёт вам представление  о вещи слишком обыкновенной, слишком жалкой, что вводит вас в заблуждение; стены Кремля – это горная цепь. Это цитадель, построенная на рубеже Европы и Азии, в сравнении с обыкновенными укреплениями то же, что Альпы в сравнении с нашими холмами: Кремль – Монблан крепостей. Если бы гигант, зовущийся русской империей, имел бы сердце, я сказал бы, что

Кремль  – сердце этого чудовища, он –  голова его”. 

Однако, узнав, что Николай Первый предполагает перестроить кое-что в

Кремле, чтобы сделать своё жилище там  удобнее, Кюстин пишет с возмущением: “ Но спросили ли вы себя, не испортит ли это улучшение единственный в мире ensemble старинных зданий священной крепости?” И далее: “И я, пришедший в Кремль, чтобы увидеть порчу этого исторического чуда, я присутствую при нечестивом деле, не смея испустить ни одного скорбного вопля, не требуя во имя истории, во имя искусства и вкуса сохранения старых памятников, обречённых на исчезновение под скороспелыми измышлениями современной архитектуры…” 

Тонкий  художник, изысканный стилист, Кюстин сгущает краски, создавая гиперболизический образ России, которому нельзя отказать в цельности.

Эмоциональные, экспрессивные описания иллюстрируют мысль автора, его не волнует “  мелочная ” достоверность, поскольку  ему кажется, что он выражает глубинную  суть явлений. Между тем читаешь книгу и понимаешь:

Кюстин  и не подозревал, сколь могучая  духовная сила зреет в этой, с  его точки зрения, дикой, варварской стране, что близко уже время таких  властителей дум, как Толстой, Достоевский. Невольно попадая под обаяние  русского человека, чувствуя в нём нечто сокрытое для него, Кюстин даже не пытается разобраться в этом смутном ощущении, не замечает теплоты братских отношений между людьми, - он видит прежде всего лукавого и коварного раба.

Для современного читателя, знающего, что такое сталинское уравнительное рабство, чтение этой книги – соль на раны, ведь некоторые пророчества Кюстина о будущем России сбылись совсем не в 19, а в 20 веке. Надо было быть по меньшей мере смелым человеком, чтобы с такой обескураживающей откровенностью высказаться о великой державе, которая и полтора века назад влияла на судьбы Европы. Кюстин понимал, что свобода и благоденствие всего человечества будут возможны, если они будут реализованы в России. Эта мысль остаётся актуальной и в наши дни. 

Из всех многочисленных путешественников – иностранцев, оставивших свои воспоминания о Николаевской России, наибольшее впечатление и за границей, и у нас произвёл маркиз де Кюстин. Вдумчивый и тонкий наблюдатель, превосходный стилист, он захватывал читателя блеском литературного таланта, едкостью остроумия, отточенностью афоризмов, искренностью тона. Несомненно, во многих случаях он сгущал краски, но это вызывалось его темпераментом, стремительным и бурным, сильным и на редкость цельным.

Обычно  обвинение его в ненависти к России. Ложность его ясна для каждого читателя, внимательного и беспристрастного. В характеристике Кюстина столько скорби, сам он пережил за время своего путешествия такой глубокий внутренний перелом, что о намеренном сгущении красок не может быть и речи. В его мнимой ненависти больше любви и настоящего человечного уважения, чем в казённых апологиях гречей и других официальных или официозных патриотов. В этом отношении его воспоминания напрашиваются сами собой на параллель со знаменитыми письмами Чаадаева. 

Такие воспоминания располагают к снисходительности, и путешественник, вернувшийся к  своему очагу, может сказать о  своей стране то, что один остроумный человек говорил о самом себе: “Когда я оцениваю себя, я скромен, но я горд, когда себя сравниваю”. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Литература: 
 

При подготовке реферата были использованы публикации: 

“РОССИЯ 18 В. ГЛАЗАМИ ИНОСТРАНЦЕВ”. Л.:1989. 

“ЗАПИСКИ  О РОССИИ МАРКИЗА ДЕ КЮСТИНА”.