Роль города в Древнерусском государстве

    Города  возникали по самым разнообразным  причинам. Не так давно историки полагали, что городом следует  считать только тот населённый пункт, который является торгово-ремесленным  центром. На Руси было немало городов, выросших из торгово-ремесленных посёлков: Старая Ладога, например, или Гнёздово, переросшее позднее в Смоленск. Но теперь учёные обратили внимание и на другие пути возникновения древнерусских городов.

1.   Теория о центрах племён

Понятие племени  восходит к эпохе военной демократии у древних славян на стадии разложения первобытнообщинного строя. Для этой общественной структуры, в том числе и в Восточной Европе, характерна трехступенчатая система власти: вождь-князь, наделенный военными, судебными и религиозными (жреческими) функциями, совет племенной знати ("старцы градские") и народное собрание. В разговорной речи Руси племя обозначало родичей – это родня, близкие, свои; их защищает сила рода, родовая месть. В племенных городах, объединявших территорию, занятую тем или иным племенем, где концентрировались местные власти, видят зародыши будущих крупнейших древнерусских городов, якобы складывавшихся на родоплеменной основе. Даже такой исследователь, как И. Я. Фроянов, отдал дань теории племенных центров. "Столицы многих крупнейших княжеств, - пишет Б. А. Рыбаков, - были в свое время центрами союзов племен: Киев у Полян, Смоленск у Кривичей, Полоцк у Полочан, Новгород Великий у Словен, Новгород Северский у Северян".

²

 Между тем,  ни в одном из перечисленных  Рыбаковым центров не обнаружены собственно городские слои IX в., не говоря уже о более ранних, а в Смоленске и Новгороде Северском пока не открыты отложения даже X в., несмотря на многолетние археологические исследования.

        Летопись упоминает "древлянские  грады". Но нельзя забывать, что в древней Руси под "градами" (от "градити", т. е. строить, возводить) понимали любые укрепленные пункты. Это не отвечает понятию о средневековом городе в современной науке. Как свидетельствует "Повесть временных лет" (ПВЛ), периферийные племена или союзы племен, имевшие собственные грады, подобные древлянскому Искоростеню, отнюдь не способствовали истинной урбанизации. Напротив, их сопротивление централизаторским устремлениям киевских князей (древлян - Игорю и Ольге, вятичей - Святославу и Владимиру) тормозило ее. Доминирующая роль в племенных княжениях принадлежала поголовно вооруженному народу, организованному по-военному. Эта масса, активно влиявшая на решение своего князя и "лучших мужей", не склонна была подчиниться никакой внешней силе.

Утверждение Рыбакова, что уже в середине I тыс. н. э. Киев являлся центром Полянского союза племен во главе с Кием - "родоначальником династии киевских князей", который "сотвориша градок" во времена Юстиниана I лишено каких-либо оснований. Обнаруженные археологами следы корчакских поселений на Замковой горе (Киселевке) и Старокиевской горе, открытые там же жилища VII-VIII вв., находки на киевских высотах отдельных византийских монет V-VI вв. не могут служить аргументами в пользу существования раннегородского центра с двумя резиденциями Кия.

³

 Да, на кручах  над Днепром возникали общинные  поселки, некоторые, возможно, и  укрепленные. Но они никак не  выделялись из окружающей аграрной  стихии. Помпезное празднование 1500-летия  столицы Украины имело скорее  политическую, чем научную подоплеку. Исходя из тех же предпосылок, Чернигову насчитали 1300 лет.

Умозрительный характер имеет гипотеза о возникновении  Новгорода в результате слияния  трех разноэтничных родовых поселков, игравших роль племенных центров (отсюда - деление на концы). Она противоречит археологическим данным, поскольку культурных слоев ранее X в. на территории не обнаружено. Основание Рязани (первоначально племенного центра вятичей) произошло около середины XI века. Как показали широкомасштабные раскопки, она возникла в результате колонизации из разных регионов Руси. У Фроянова граница между средневековым городом и весями как бы стирается, город предстает порождением сельской архаической стихии. По его утверждению, "древнейшие города, возникшие вокруг центральных капищ, кладбищ и мест вечевых собраний, ничем не отличались от поселений сельского типа... На первых порах эти города имели, вероятно, аграрный характер". Но ведь тогда это даже не протогорода, а нечто совсем другое.

Поскольку племенная  теория урбанизации представляется не доказанной, ибо игнорирует археологические источники, вызывает сомнение и трактовка Фрояновым проблемы веча как детища племенных институтов, продолжавшего существовать в развитых городах XI-XIII веков.

2.   "Замковая теория"

Наиболее откровенно она сформулирована С.В. Юшковым и получила широкую поддержку в российской историографии. "Нам думается, что город XI-XIII вв. есть не что иное как феодальный замок - бург западноевропейского средневековья... Это прежде всего центр феодального властвования над окружающей сельской округой. Бурги и города строились как в целях защиты от внешних врагов, так в неменьшей степени, и в целях охраны феодалов от крестьянских восстаний"; говоря о преобразовании замков в "настоящие феодальные города", Юшков формулирует положение для историографии: "Как пункты, вокруг которых концентрируются ремесленники и торговцы, эти феодальные города могли возникнуть вокруг городов-замков, вокруг крупных княжеских и боярских сел". Тут древнерусские города ошибочно отождествляются с западноевропейскими. С 20-х годов XX века историки исходили из ложной предпосылки, что уже в домонгольское время развитие феодализма на Руси не уступало его классическим формам, например в Северной Франции XI-XII веков.

Между тем, как  убедительно показал уже Н. П. Павлов-Сильванский, феодальный строй, для которого характерны поместье, всевозможные иммунитеты и скрупулезная регламентация вассальной службы, начал складываться в удельной Руси на рубеже XIII - XIV вв., и получил полное развитие в XVI в., в условиях централизованного Русского государства. Бояре, слуги великого князя, становились крупными землевладельцами, подобными западным феодалам. На Руси в домонгольское время не успела сложиться система, основанная на феодах - наследственных земельных владениях, пожалованных сеньором вассалу при условии несения военной службы, участия в административном управлении и суде. На Руси сеньориально-вассальные связи до XIV в. существовали в более патриархальной форме личных отношений: бояре и дружинники служили князю не столько за земельные дарения, сколько на условии получения доли в захваченной добыче, за оружие, коней и пиры, которые князь задавал своим соратникам.

По письменным источникам, о восстаниях смердов  в X - XIII вв. ничего не известно. Что касается внутригородских волнений, например, с отстаиванием прав противоборствующих князей на киевский (1068 и 1113 гг.), то и здесь отсутствуют какие-либо признаки борьбы между классами. Изучение летописей убеждает, что к каждому из таких событий требуется индивидуальный подход; что участвовали в восстаниях не одни простолюдины; что на стороне каждого из воюющих властителей выступали партии их сторонников из ремесленников, мелких торговцев и крестьян близлежащих селений. Именно эту социально разнородную массу летописец понимает под "киевлянами", участниками веча, "людьми".

При анализе  подобных бунтов историками игнорировались социально-психологические факторы: упускались из виду повышенная внушаемость  толпы, которую под видом борьбы за справедливость легко заряжали эмоциями гнева, а экзальтированная убежденность в своей правоте приводила к чудовищным последствиям. "Кияне же разъграбиша дворъ Путятинъ, тысячького, идоша на жиды, разграбиша я" (ПВЛ, 1113 г.). Народные движения XI в. в Новгороде (1015-1017 гг., 70-е годы) оцениваются только Фрояновым как возникшие на религиозной и бытовой почве. События 1136, 1209, 1227-1230 гг. были, по его мнению, внутрисоциальными конфликтами.

При отсутствии крупного боярского землевладения, основанного на развитой системе  эксплуатации зависимого крестьянства, а также классовой борьбы и коммунального движения за городские вольности против феодальных сеньоров, замки на территории Руси, подобные западноевропейским твердыням, получить распространение не могли. Не случайно археология их не знает. Пограничные же княжеские крепости или их ранние резиденции типа Вышгорода, а не замки, могли стать основой будущих городов. В IX-X вв. регулярные разъезды правителей с целью кормления дружины и сбора дани "мира для" (т. е. как подать населения за охрану его княжьими мужами) множили число княжеских ставок. Подобно франкским королям из династий Меровингов и Каролингов, у русских князей дружинного периода не было особой приверженности к оседлости. При наличии предпочитаемых пунктов пребывания укореняется практика кочевания с места на место.

«Тысячи» памятников, к тому же "по всей Руси" - это скорее укрепленные центры кровнородственных или соседских общин: но о каких именно городищах идет речь, из контекста не ясно, так как ссылок нет. Рыбаков относит к числу городских замков даже дворы новгородских бояр. Что касается княжеских вотчин с XI в., как они рисуются в "Русской Правде", то между ними и феодальными замками едва ли можно ставить знак равенства. "Княж двор" (не говоря уже о боярских дворах, ограды которых, как археологически доказано, не отличались от частоколов или заборов обычных усадеб) не обязательно представлял собой цитадель со сложной системой фортификации.

Пожалуй, единственное исключение - белокаменный ансамбль в  Боголюбове, но это не столько замок, сколько дворец, репрезентативная княжеская резиденция, к тому же построенная при участии романских зодчих из Германии. Как пример феодального замка приводится Любеч. Но анализ материалов заставляет усомниться в предложенной им интерпретации памятника. Дело в том. что к самому раннему горизонту относятся погребения, датируемые по инвентарю до середины XII века. Весь вещевой материал из сооруженных выше построек относится ко второй половине XII в. и далее, до монгольского нашествия. Следовательно, "замок" не мог быть построен Владимиром Мономахом. Основная же территория окруженного валами Любеча со слоями X-XI вв. осталась почти не изученной и только в последние годы начинает исследоваться археологами. Едва ли она может называться "посадом", поскольку является более древней частью города, а укрепленный останец днепровской береговой возвышенности, где, возможно, располагалась усадьба какого-то высокопоставленного лица,- более поздний комплекс.

Замковая теория не учитывает динамики планировочного развития городских центров на протяжении X - XIII веков. Общепринятая схема - княжеско-дружинный детинец (кремль, кром) и примыкавший к нему торгово-ремесленный посад - слишком часто не отвечает археологическим показателям. Первый пояс укреплений окружал не обязательно аристократический детинец, а скорее древнюю часть поселения, его ядро. Одна из причин заблуждения - слабая археологическая изученность "посадских" частей городов, раскопки малыми площадями.

В результате крупномасштабных исследований в Старой Рязани стало очевидным, что первая и вторая линии ее оборонительных сооружений опоясывают не кремль - княжескую резиденцию, как считал А. Л. Монгайт, а первоначальный город с примыкавшим к нему с середины XI в. курганным могильником. На его площади отрыты усадьбы рядовых горожан без каких-либо следов пребывания представителей правящей элиты. Инвентарь полуязыческих погребений свидетельствует об отсутствии имущественного расслоения до середины XII века. На новом этапе развития города, когда он становится столицей Муромо-Рязанского княжества, размеры его огражденной стенами территории увеличиваются в 8 раз, достигая 60 га. Именно тут возникает административный центр с тремя кирпичными храмами, боярскими "теремными строениями" и дворами зажиточных ремесленников-ювелиров, работавших по заказам знати. В прибрежной части стольного града на Оке, на месте снесенного (при расширении застройки) некрополя, найдены почти все клады драгоценных украшений из золота и серебра. Если же следовать формальным топографическим критериям, в основе которых проглядывает упрощенно-социологическая схема, то эту центральную часть Рязани пришлось бы назвать "посадом".

3.   Теория "протогородов-виков"

В последнее время этому типу памятников уделяется пристальное внимание, проводится их интенсивное изучение, им посвящена обширная литература. Речь идет о топографических и функционально близких комплексах, обычно включающих поселения, небольшие городища и обширные курганные могильники с большим количеством дружинных захоронений (IX - начало XI в.). К их числу относят Ладогу, Рюриково городище под Новгородом, Гнёздово возле Смоленска, Сарское городище у Ростова, Тимерево и Михайлово в ярославском Поволжье, Шестовицы под Черниговом и другие объекты. Названия этих памятников не отражают их главной сути: "открытые торгово-ремесленные поселения", "города-эмбрионы", "протогородские центры", "протогорода".

В действительности эти достаточно сложные организмы  были тесно связаны с интересами международной торговли и далеких грабительских походов. Они представляли собой в первую очередь торговые места, фактории (эмпории), которые по ряду признаков сближают с центрами, известными под германским названием "вик" в значении - порт, гавань, залив. К числу таких признаков относятся: расположение на пограничье; местонахождение на важнейших торговых путях; наличие укреплений; значительная площадь поселений; мобильность населения и его полиэтничность; находки кладов куфических монет-дирхемов и импортных предметов роскоши - драгоценных украшений, шелковых тканей, поливной посуды. К числу виков относят Хедебю в Дании, Скирингссаль в Южной Норвегии, Бирку на озере Меларен в Швеции, Колобжег и Волин на южном побережье Балтики и др.

"Протогорода"  Восточной Европы были тесно связаны с двумя трансконтинентальными трассами: Великим Волжским путем, ведущим в страны мусульманского Востока, и Волховско-Днепровской магистралью - "путем из варяг в греки", который связывал Скандинавию и славянские земли с Византией и Восточным Средиземноморьем. "Путь из варяг в греки" играл не только важную роль в торговых связях, но имел исключительно важное военно-политическое и культурное значение. По Волге и Дону с его притоками в обмен на меха и другие продукты лесных промыслов в IX - X вв. в огромных количествах поступало монетное серебро в виде дирхемов - главных платежных знаков в Восточной Европе и Балтийском регионе.

Контроль над  этими магистральными коммуникациями осуществлялся в таких центрах, как Ладога и Гнёздово, Шестовицы  и Киев с их дружинными некрополями. "Колонии" купцов-воинов (в дружинных курганах, помимо оружия, находят принадлежности для торговых операций - складные весы с гирьками для взвешивания серебра), места организации далеких походов, вероятно, одновременно служили и погостами, которые регулировали полюдье и кормление дружины. Недаром расцвет сети "протогородских" поселений приходится на середину X в.- время реформ Ольги. В тех же пунктах могла процветать и работорговля. Отмечено их сосуществование с древнейшими городами: примета переходного времени, Рюриково городище (конец IX-X вв.), синхронно древнейшим напластованиям Новгорода; стан в Шестовицах одновременен раннему Чернигову и Киеву.