Принятие христианства на Руси

восточных областях тогдашней Европы, тем более с христианством;  ревность

Владимира и Добрыни в  начале  их  власти,  устроение  изукрашенных  кумиров,

частые  жертвы проистекали  из желания поднять  сколько-нибудь язычество,  дать

ему средства, хотя что-нибудь противопоставить другим религиям,  подавляющим

его своим величием; но эти самые попытки, эта самая ревность и вела прямо  к

падению   язычества,    потому    что    всего    лучше    показывала    его

несостоятельность."

Несомненно  следует отметить,  что Владимир,  как и Ольга,  понимал всю

ущербность  и упадочность  состояния язычества  и пытался найти  новую  религию,

способную встать на место язычество и объединить  народ русский.  Однако

трудным  был  путь  единодержавного  правителя  Руси  -  князя  Владимира  к

христианской  вере. Дело в том, что в конце X  века  на  Руси  господствовало

язычество. В жертву богам  могли приноситься  и  человеческие  жизни.  Однажды

князь Владимир,  желая  отблагодарить  идолов,  изъявил  согласие  на  такое

жертвоприношение.  Жребий  пал  на  сына   одного   христианина-варяга.   Но

христианин  не  только  отказался  отдать  сына,  но   и   обличал   безумие

идолопоклонничества: «У вас не боги, а  дерево; нынче есть, а завтра  сгниет,

ни  едят, ни пьют, ни говорят, но сделаны руками человеческими из  дерева;  а

бог один, которому служат греки и кланяются, который сотворил небо и  землю,

звезды  и луну, и солнце, и человека, дал  ему жить на земле; а эти  боги  что

сделали? сами деланные; не дам  сына своего бесам!». Толпа растерзала отца  и

сына. Князь Владимир, присутствовавший при этом, был поражен  их  бесстрашием

и  проникся  уважением  к  этой  вере,  которая  так  укрепляет  дух   своих

поклонников,  что  они  без  колебания  идут  на  смерть  ради  своей  веры.

Постепенно  Владимир пришел к  мысли о замене языческой веры своего народа  на

одну  из религий соседних народов. Об этом  слышали  многие  иноземцы,  и  от

многих  вер  приходили  миссионеры  с  проповедями.  По  словам   Соловьева:

"Греческий  проповедник и  произвел также  сильное  впечатление   на  Владимира;

после разговора с ним  Владимир,  по  преданию,  созывает  бояр  и  городских

старцев и говорит им, что  приходили проповедники от разных  народов,  каждый

хвалил  свою веру; напоследок  пришли  и  греки,  хулят  все  другие  законы,

хвалят  свой, много говорят  о начале мира, о  бытии его, говорят  хитро,  любо

их  слушать, и о другом свете говорят:  если  кто  в  их  веру  вступит,  то,

умерши, воскреснет и не умрет  после вовеки, если же в другой закон  вступит,

то  на том свете  будет  в  огне  гореть.  Магометанские  проповедники  также

говорили  о  будущей  жизни,  но  самое  чувственное  представление  ее  уже

подрывало доверенность: в душе самого простого человека есть  сознание,  что

тот свет не может быть похож на  этот,  причем  раздражала  исключительность

известных сторон чувственности, противоречие, по которому  одно  наслаждение

допускалось неограниченно,  другие  совершенно  запрещались.  Владимиру,  по

преданию, нравился чувственный  рай магометов,  но  он  никак не  соглашался

допустить обрезание, отказаться от  свиного  мяса  и  от  вина:  «Руси  есть

веселье пить,  говорил  он,  не  можем  быть  без  того»."]  Кроме  того,

непременным фактором, повлиявшим на непринятие магометанства  заключалось  в

том, что кроме бедности  своего  содержания,  оно  не  могло  соперничать  с

христианством из-за удаленности  своих религиозных  центров от Руси.

Христианство  было к тому времени  уже "давно знакомо  в Киеве вследствие

частых  сношений с Константинополем, который поражал  руссов величием религии

и гражданственности. Бывальцы в Константинополе после тамошних чудес с

презрением  должны были смотреть на бедное русское  язычество и превозносить

веру  греческую. Речи их имели  большую силу, потому что это были обыкновенно

многоопытные странствователи, бывшие во многих различных странах, и на

востоке, и на западе, видевшие много разных вер и обычаев, и, разумеется,

им  нигде не могло  так нравиться, как  в Константинополе; Владимиру не нужно

было  посылать бояр изведывать веры разных народов: не один варяг мог

удостоверить  его о преимуществах  веры греческой перед  всеми другими." [17]

Призвав на совет бояр и  старцев, Владимир  просил  у  них  помощи  в  выборе

веры. Ему посоветовали послать собственных  мудрых  мужей  в  разные  страны,

чтобы они узнали какая из вер лучше подходит его народу. В итоге выбор пал

на  греческую православную веру. Послов поразила особая  красота  и  пышность

богослужения  в Византии.

Остановив выбор на греческой  вере, Владимир выбрал довольно  своеобразный  и

странный  путь к  крещению.  Он  решил  завоевать  веру  для  своего  народа,

сблизить  свою  страну  с  Византийской   империей   и   заполучить   высших

священников, учителей веры и другие средства просвещения  для своего  народа.

Владимир  опасался, что сильные  и образованные цари  не  захотят  добровольно

породниться с ним, князем незнатного  и  варварского  народа,  и  тем  более

побоится  выйти за него замуж  порфирородная царевна, как это  и  обнаружилось

впоследствии.

Рассуждение чисто человеческое и языческое, но приведшее  к той  же  цели,  к

которой вел Владимира Промысел Божий!

Собрав  свою дружину, "Владимир отправился в поход  против греческого города

Корсуня (Херсонеса) на Таврическом полуострове (Крыму, вблизи нынешнего

Севастополя). Для такого похода на Корсунь Владимир имел множество причин:

и выгодное расположение и необходимость беспрепятственного выхода на

границу Греческой империи  и вышеуказанную  причину»

Итак,  Владимир  решил  идти  в  поход  против  Корсуня.  Корсунь,  хотя   и

небольшой,  но  важный  торговый  пункт,  находившийся  при  Черном  море  и

принадлежавший  Греческой империи,  был  издавна  известен  Русским.  Он  был

укреплен с сухого  пути  толстыми  стенами и имел  в своем распоряжении

значительное  войско и торговый флот. С моря к  нему невозможно  было  подойти

близко, а от находившихся с востока и  запада  заливов  (известных  ныне  под

именами Карантинной и  Стрелецкой бухт) он также был  огражден  стенами,  так

что мог считаться  неприступною  крепостью.  Но  Владимир  все  таки  решился

осадить этот город. На легких челнах, с не очень большим войском  (6000-8000

чел.), он смело подступил  к Корсуню, высадился в одной из  близлежащих бухт

его и стал осаждать его  с сухого пути. Корсуняне, заранее запасшись хлебом

и другими  необходимыми  продуктами,  а  может  быть,  и  ожидая  помощи  из

столицы, долго не сдавались. Не  смотря  на  это,  Владимир  угрожал  городу

стоять  даже более трех лет; но, не имея стенобитных  орудий и других  осадных

средств, он долго не мог  привести своей угрозы в  исполнение.  Простояв  под

стенами Херсонеса  6  месяцев,  Владимир,  наконец,  приказал  своим  воинам

делать  приспу (насыпь) к стене города,  располагая  по  ней взобраться  на

стену  и  проникнуть  в  город.  Но  и  этот  план  взятия  города  оказался

неудачным. Корсуняне, подкопав стену против делаемой насыпи,  тайно уносили

сыплемую воинами Владимира землю и рассыпали ее  по  городской площади.

Насыпь,  таким  образом,  никак  не  могла  достигнуть  желаемой  высоты,  и

Владимир  находился в недоумении о  причинах  этой  неудачи.  Наконец,  почти

после 9-месячной осады, на помощь Владимиру  подоспело  одно  обстоятельство:

один  из осажденных, грек  Анастас,  неизвестно  по  каким побуждениям,  но,

конечно, по воле божьей, пустил в стан Владимира  стрелу с привязанной к ней

запиской, в которой советовал  Владимиру перекопать находившиеся  позади  его

к востоку от стана, трубы, по которым  проведена была пресная  вода  в  город

из  колодезей,  находившихся  вне  города.  Узнав  об   этом,   Владимир   с

благодарностью  возвел глаза к  небу и воскликнул: "если это сбудется, то я  и

сам крещуся тут". - Действительно, водопроводные трубы скоро были  отысканы

и перекопаны, и Корсунь, изнемогая от жажды, вследствие прекращения притока

воды, должен был сдаться  Владимиру.

Примечание: "При  новейших раскопках  в Херсонесе и  вокруг  Херсонеса  открыты

остатки указанного  водопровода.  Трубы  проходили  через  югозападный  угол

городской стены и проводили  воду из тех высот, которые находятся  на  юге  и

юго-западе  Херсонеса и господствуют  над   городом.   Так   как   другого

водопровода не найдено, то археологи  и  предполагают,  что  это  тот  самый

водопровод, не который грек Анастас указал  Владимиру.  Но  здесь возникает

недоумение. По указанию Анастаса, водопровод должен находиться на восток  от

стана Владимира, а если предположить, что  стан Владимира находился  в  долине

против  главных городских  ворот,  подле  Карантинной  бухты,  следовательно,

тоже  на  востоке,  -  то  указание  Анастаса  должно  признать   совершенно

ошибочным: водопровод должен был  находиться не на востоке, а  на  западе  от

Владимира. Так именно некоторые (Б. Делагард)  и предполагают,  тем более,

что местность, находящаяся  вблизи  Карантинной  бухты  и  далее  к  югу,  на

несколько саженей ниже города, - и по ней  не  могли  быть  проведены  трубы

водопровода. Но это недоумение легко  разрешается,  если  предположить,  что

Владимир  и высадку сделал не в Карантинной, а в Стрелецкой бухте, - и  осаду

Херсонеса вел не с юга, а  с  запада:  тогда  указанный  водопровод  у  него

действительно будет не на западе, а на востоке." Тотчас по взятии Корсуня  Владимир  послал  в Константинополь к  греческим

императорам послов с требованием  выдать  за  него  в  замужество  сестру  их

царевну Анну, угрожая в  противном случае сделать и с  Цареградом то  же,  что

он  сделал с Корсунем.

В ответ на это императоры написали Владимиру, что у христиан не  дозволяется

выдавать  девиц-христианок замуж  за язычников, и потому, если  он  крестится,