Общеупотребимым выражением того времени было "император Республики" или на худой конец "император французов". Звание императора должно было восприниматься как особая форма признания выдающихся военных побед Наполеона и его заслуг перед отечеством. На монетах, печатях, официальных документах периода империи значилось: "Французская республика. Император Наполеон I"C По-прежнему отмечались годовщины взятия Бастилии и провозглашения Республики, которые были официальными общенациональными праздниками. 14 июля 1804 г., то есть в год провозглашения империи, главный праздник ушедшей революции был отмечен с необычайной пышностью и торжеством.  

       Все это можно было бы воспринимать как  политическую демагогию, и именно на это, прежде всего, обращают внимание историки. Однако в этой демагогии было не только стремление одурачить широкие массы. Известно, что провозглашение империи было подтверждено плебисцитом, то есть всенародным голосованием. Иначе говоря, Наполеон обращался к народу за поддержкой, и тот как бы доверял ему и его потомству власть над собой. Зачем это нужно было Бонапарту? Затем, что для него это был единственный способ обосновать легитимность императорской власти. В отличие от других европейских монархов, Наполеон I не был монархом "божьей милостью". Он захватил власть в результате государственного переворота, а не получил ее по наследству. И чтобы доказать, что она не менее, а даже более законна, чем власть любого монарха, он использовал принцип народовластия, провозглашенный Великой французской революцией. Этот принцип гласил, что народ является источником всякой власти в государстве и что никакая власть может быть законна без одобрения народа. Получив это одобрение, Наполеон становился монархом по праву, утвержденному революцией, и волей избравшего его народа. И когда император клялся на верность республике, он тем самым подчеркивал генетическую связь своего правления с революцией и его принципиальное отличие от других монархических режимов.

       Это отличие и эта связь проявлялись  в политике, которую проводил император  Наполеон I.

       Провозглашение  империи не прибавляло ему власти к той, которой он обладал, будучи первым консулом. Поэтому нельзя не согласиться с Е.В.Тарле, который писал:  «хотя первые годы своего пребывания у власти Наполеон назывался первым консулом, а последние десять лет - императором, это ничего по сути дела не меняло ни в классовой основе нового режима, ни в природе военной диктатуры Наполеона". Но некоторые отличия во внутренней политики Консульства и Империи все же есть. Если в период Консульства Наполеон, прежде всего, занимался борьбой с оппозицией, уничтожением демократических завоеваний революции и укреплением собственной власти, то, став императором, он использовал эту власть для развития буржуазных социально-экономических отношений, которые утвердились во Франции в результате революции. И большинство конструктивных преобразований приходится именно на второй период.  

       Пожалуй, ни в чем другом буржуазный характер наполеоновского режима не проявил  себя так ярко, как в экономической  политике. Сам Наполеон довольно пренебрежительно отзывался о буржуазных предпринимателях, говоря, что них "нет ни веры, ни отечества". В то же время он прилагал максимум усилий для поддержки промышленности, ибо считал, что государство не может быть сильным без сильной промышленности. При нем были введены высокие протекционистские тарифы, которые защищали французские мануфактуры от иностранной, в первую очередь, английской конкуренции. Правительство поддерживало развитие промышленности заказами, субсидиями, льготными займами, при этом предпочтение всегда отдавалось тем предпринимателям, которые вводили усовершенствования и развивали новые отрасли. Средством поощрения инициативных и удачливых предпринимателей было введение в дворянские звания, награждение аристократическими титулами и орденом Почетного легиона. По инициативе Наполеона для финансового обеспечения промышленного развития был создан "Банк де Франс" (Французский банк), который на 100 лет пережил своего создателя. Для руководства деятельностью и координации развития различных отраслей экономики в 1810 г. был создан специальный правительственный орган - Совет по управлению торговлей и мануфактурами. Именно в годы Империи во Франции начался промышленный переворот и были заложены основы для успешного экономического развития в XIX в.  

       Если  говорить об отношении Наполеона к рабочему классу, то следует отметить, что в империи продолжал действовать закон Ле Шапелье (1791 г.), запрещавший рабочие союзы и стачки. А для того, чтобы облегчить контроль предпринимателей за рабочими, были введены так называемые рабочие книжки, в которые записывалась аттестация рабочего и причины его увольнения. В результате "смутьяны" и "бунтовщики" лишались возможности найти работу, а мануфактуристы получали дополнительное средство для усиления эксплуатации.  

       Одним из важнейших мероприятий во внутренней политике Империи стало принятие кодекса Наполеона. Специальная комиссия из четырех крупнейших юристов под непосредственным руководством Наполеона в течение короткого времени свела воедино и привела в соответствие все действующие законы, постановления и местные обычаи Франции. В 1804г. этот грандиозный свод законов, состоящий из 2281 статьи, был утвержден под названием Гражданского кодекса. Наши историки, говоря о нем, обычно акцентируют внимание на том, что он узаконил эксплуатацию рабочих и униженное положение женщин. Действительно, по закону женщина была поставлена в бесправное положение перед лицом мужа, также как и рабочий в трудовых отношениях был лишен всяких прав перед нанимателем. Но главное в этом кодексе то, что он утверждал равенство всех перед законом, свободу совести, неприкосновенность личности и собственности. Дополненный Коммерческим кодексом 1808 г.B и Уголовным кодексом 1811 г., Гражданский кодекс юридически оформлял и закреплял основные принципы буржуазного общества. Тем самым государство брало на себя обязательство обеспечивать условия для развития новых буржуазных отношений и становилось гарантом их сохранения.  

       Сам Наполеон хорошо понимал историческое значение своей законотворческой деятельности. "Моя истинная слава, - говорил он на острове св. Елены, - не в том, что я выиграл сорок сражений. Ватерлоо изгладит память обо всех этих победах. Но то, что не может быть забыто, то, что будет жить вечно - это мой Гражданский кодекс". Кодекс Наполеона действительно пережил своего создателя. Империя распалась, имя Наполеона ушло в историю, но Франция, а вслед за ней другие буржуазные государства Европы во второй половине XIX-начале XX вв. продолжали руководствоваться правовыми принципами, изложенным в кодексе Наполеона.  

       Большое значение имели реформы в сфере образования. В 1808 г. специальным декретом был создан императорский Университет. Под этим названием во Франции устанавливалась единообразная централизованная система образования. Она состояла из трех ступеней: начальной, средней и высшей и охватывала все учебные заведения как государственные, так и частные. Единые квалификационные требования и программы в сочетании с разнообразием типов учебных заведений позволяли удовлетворить потребности общества и государства в специалистах различного профиля и дать образование широким слоям населения.

       Как мы видели, при Наполеоне был создан особый политический режим, отличный от тех, которые до этого были во Франции  и которые в это время существовали в Европе⁷. В исторической литературе он получил название бонапартистского. Его характерными чертами является крайняя степень концентрации власти, централизация и бюрократизация управления, жесткий полицейский надзор и цензура, подавление всякой оппозиции. Все это позволяет оценить его как диктатуру. В то же время этот диктаторский режим был облечен в демократические формы. Формально императорская власть была делегирована Наполеону народом в результате плебисцита. В империи сохранялись парламентские учреждения и существовало всеобщее избирательное право. Несмотря на их фиктивный характер, они придавали режиму видимость демократизма.

       В отличие от феодальной монархии Бурбонов, империя Наполеона I имела буржуазный характер. Это проявлялось как  в ее социальной базе, которую составляли широкие круги буржуазных собственников и крестьянства, так и в ее политике, направленной на укрепление и развитие капиталистических отношений. Однако будет упрощением представлять себе, что Наполеон олицетворял или выполнял интересы буржуазии. Он всегда выступал и действовал от имени интересов Франции, нации, французского народа, но никогда - от лица банкиров или предпринимателей. Когда он считал это необходимым, император решительно ограничивал права буржуазии и ущемлял ее интересы. С другой стороны, можно найти немало примеров того, как Наполеон оказывал помощь другим слоям населения - крестьянству и даже городским низам. В годы империи государство не только охраняло собственность крестьян на землю, но и предоставляло им различные субсидии. Правительство пыталось бороться с безработицей и принимало меры для поддержания низких цен на продовольствие. Иначе говоря, характерной чертой бонапартизма является то, что государственная власть не имеет четко выраженной партийной и социальной ориентации. Она как бы стоит над классами и партиями, выступая как верховный арбитр в социальных и политических конфликтах.  

       Историческое  место и роль бонапартизма обусловлены  той ситуацией, в которой возник этот режим. Он стал логическим завершением  контрреволюции, начало которой было положено свержением якобинской диктатуры в 1794 г. «Его можно считать реакционным в том, что касается подавления демократических сил и ограничения демократических принципов. Но за счет жестокого подавления оппозиции бонапартистский режим устанавливал во Франции политическую стабильность, которая была жизненно необходима для развития новых социальных отношений. А в исторической перспективе развитие этих отношений создавало базу для установления демократии.» Образно говоря, бонапартизм в истории выполняет роль садовника, который должен уберечь ростки капитализма, посаженные революцией, от политических катаклизмов и бурь, искореняя все, что может повредить их успешному росту. После того как эта роль будет выполнена, бонапартистская диктатура должна уступить место буржуазной демократии.

Армия Наполеона.

       «Назначения, которые Наполеон делал во время  постоянных своих смотров, опрашивая  солдат и сообразуясь с мнением  полка, были весьма удачны; назначения, исходившие от князя Невшательского, никуда не годились»⁸. Ума, а тем более малейших признаков пылкой любви к родине было достаточно, чтобы человека неизменно обходили повышением. Очевидно, однако, глупость считалась необходимой только для офицеров гвардии, от которых прежде всего требовалась полная невозмутимость во всем, что касалось политики. Они должны были быть слепыми орудиями воли Магомета.

       Общественное  мнение считало желательным замену начальника главного штаба герцогом Далматским или графом Лобау. Князю  Невшательскому назначение любого из них доставило бы большее удовольствие, нежели им самим. Тяготы, связанные с этой должностью, неимоверно его утомляли; он целыми днями сидел, положив ноги на письменный стол, развалясь в кресле, и вместо того, чтобы отдавать распоряжения, на все обращенные к нему вопросы отвечал посвистыванием.

       Великолепны по своим качествам во французской  армии были унтер-офицеры и солдаты. Так как найти заместителя  для военной службы можно было только за большие деньги, то все  сыновья мелкой буржуазии волей-неволей  шли в солдаты, а благодаря обучению в военных школах они читали «Эмиля» и «Записки о галльской войне» Юлия Цезаря. Не было сублейтенанта, который не питал бы уверенности, что стоит ему храбро сражаться и не попасть под шальное ядро — и он станет маршалом Империи. Эта блаженная иллюзия сохранялась до производства в чин бригадного генерала. Тогда в прихожей вице-коннетабля военным становилось ясно, что преуспеть — если только не представится случай совершить подвиг на глазах у великого человека — можно только путем интриг. Начальник главного штаба окружил себя подобием двора, чтобы подчеркнуть свое превосходство над теми маршалами, которые — он сам это сознавал — были талантливее его. По своей должности князь Невшательский ведал производством во всех войсках, расположенных за пределами отечества, от военного министра зависело лишь производство тех, кто служил в пределах Франции, где, по общему правилу, повышение давалось только за боевые заслуги. Однажды в заседании Совета министров почтенный генерал Дежан, министр внутренних дел, генерал Гассенди и некоторые другие в один голос стали упрашивать его величество назначить батальонным командиром артиллерийского капитана, стяжавшего большие заслуги на службе внутри страны. Военный министр напомнил, что за последние четыре года император трижды вычеркивал фамилию этого офицера в декретах о производстве в более высокий чин. Все, отбросив официальную сдержанность, уговаривали императора. «Нет, господа, я никогда не соглашусь дать повышение человеку, который уже десять лет как не был в бою; но ведь всем известно, что мой военный министр умеет хитростью добиться моей подписи». На другой день император, не читая, подписал декрет о назначении этого достойного человека батальонным командиром.

       На  войне император после победы или просто удачного дела одной какой-нибудь дивизии всегда устраивал смотр. Объехав в сопровождении полковника ряды и поговорив со всеми солдатами, чем-либо отличившимися, он приказывал бить сбор: офицеры толпой окружали его. Если кто-либо из эскадронных командиров был убит в бою, он громко вопрошал: «Кто самый храбрый капитан?» В пылу энтузиазма, возбужденного победой и присутствием великого полководца, люди говорили искренне, и ответы их были чистосердечны. Если самый храбрый капитан не обладал нужными для эскадронного командира способностями, его повышали в чине по ордену Почетного Легиона, а затем император снова задавал вопрос: «После него кто же самый храбрый?» Князь Невшательский карандашом отмечал награждения, и как только император направлялся в другой полк, командир полка, в котором он побывал, утверждал офицеров в новых должностях.

       В эти минуты мне нередко приходилось  видеть, как солдаты плакали от любви к великому человеку. Одержав  победу, этот изумительный полководец приказывал немедленно составить список тридцати — сорока человек, представляемых к награждению орденом Почетного Легиона или к повышению по службе. Списки эти, зачастую составленные на поле битвы, нацарапанные карандашом, почти всегда собственноручно подписанные Наполеоном и, следовательно, по сей день хранящиеся в государственных архивах, когда-нибудь после его смерти явятся волнующим историческим документом. В тех весьма редких случаях, когда генерал не догадывался составить список, император грубовато заявлял: «Я жалую такому-то полку десять офицерских и десять солдатских крестов Почетного Легиона». Такой способ награждения несовместим со славой.

       Когда он посещал госпитали, перенесшие ампутацию  и находившиеся при смерти офицеры, над изголовьями которых булавками  были приколоты красные кресты Почетного  Легиона, решались иной раз просить его о награждении орденом Железной короны. Однако он не всегда удовлетворял такие просьбы: это была высшая военная награда.

       Культ доблести, непредвиденность событий, всепоглощающее влечение к славе, заставлявшие людей  через четверть часа после награждения с радостью идти на смерть, — все это отдаляло военных от интриг.  

         Постепенно дух армии менялся;  из суровой, республиканской,  героической, какою она была  при Маренго, она становилась  все более эгоистичной и монархической.  По мере того как шитье на мундирах делалось все богаче, а орденов на них все прибавлялось, сердца, бившиеся под ними, черствели. Те из генералов, которые с энтузиазмом отдавались военному делу (например, генерал Дезэ), были удалены из армии или отодвинуты на второй план. Восторжествовали интриганы, и с них император не решался взыскивать за проступки. Один полковник, который обращался в бегство или прятался где-нибудь во рву всякий раз, когда его полк шел в атаку, был произведен в бригадные генералы и назначен в одну из внутренних областей Франции. Ко времени похода в Россию армия уже до такой степени прониклась эгоизмом и развратилась, что готова была ставить условия своему полководцу.