Лжедмитрий I и проблема самозванчества в России в XVII- XVIII вв

К этому времени  относится эпизод с дьяком Тимофеем Осиповым, на которого была возложена обязанность приводить московский люд к присяге новой царице. Дьяк, готовясь к неизбежному, наложил на себя пост и дважды причастился святых тайн, после чего, проникнув в царскую опочивальню, якобы заявил царю: Велишь себя писать в титулах и грамотах цезарь непобедимый, а то слово по нашему христианскому закону Господу нашему Иисусу Христу грубо и противно: а ты вор и еретик подлинный, расстрига Гришка Отрепьев, а не царевич Дмитрий. Впрочем, существует мнение, что вся эта история не более чем патриотическая легенда, и Осипов проник во дворец, чтобы зарезать Дмитрия во сне, времени на произнесения речей у него не было. Так или иначе, досконально известно, что Тимофей был убит Петром Басмановым, его труп выброшен из окна.

Далее, как рассказывали очевидцы, в суматохе не обнаружив  своего меча, Дмитрий вырвал алебарду у одного из стражников и подступил  к дверям с криком: «Прочь! Я вам  не Борис!». Басманов спустился на крыльцо  и попытался уговорить толпу  разойтись, но Татищев ударил его ножом в сердце.

Дмитрий запер  дверь, когда заговорщики стали  ломать её, бросился бежать по коридору и выбрался в окно, пытаясь спуститься по лесам, чтобы скрыться в толпе, но оступился и упал с высоты 15 саженей в житный двор, где его  подобрали нёсшие караул стрельцы.(см. приложение 2) Царь был без сознания, с вывихнутой ногой и разбитой грудью. Стрельцы облили его водой, и когда он пришел в себя, то просил защиты от заговорщиков, обещая им поместья и имущество мятежных бояр, а также семьи мятежников — в холопство. Стрельцы внесли на руках в опустошённый и ограбленный дворец, где попытались защитить от заговорщиков, рвавшихся довершить начатое. В ответ приспешники Татищева и Шуйского стали грозить стрельцам убить их жен и детей, если те не отдадут «вора».

Какой-то немец  попытался подать царю спирта, чтобы  поддержать в нем сознание, но был  за это убит. Стрельцы заколебавшись, потребовали, чтобы царица Марфа  еще раз подтвердила, что Дмитрий  — ее сын, в противном случае —  «Бог в нем волен». Заговорщики были вынуждены согласиться, но пока гонец ездил к Марфе за ответом, они с руганью и угрозами требовали от Дмитрия, чтобы он назвал свое настоящее имя, звание и имя своего отца — но Дмитрий до последнего момента твердил, что он сын Грозного, и порукой тому слово его матери. С него сорвали царское платье и вырядили в какие-то лохмотья, тыкали пальцами в глаза и дергали за уши.

Вернувшийся гонец, князь Иван Васильевич Голицын, крикнул, что Марфа ответила, будто ее сын  убит в Угличе, после чего из толпы  раздались крики и угрозы, вперед выскочил сын боярский Григорий Валуев и выстрелил в упор, сказав: «Что толковать с еретиком: вот я благословляю польского свистуна!». Дмитрия добили мечами и алебардами.

Тела убитого царя и Басманова  приволокли через Фроловские (Спасские) ворота на Красную площадь и сняли с них одежду. Поравнявшись с Вознесенским монастырем, толпа вновь требовала от инокини Марфы ответа — её ли это сын. По свидетельству современников, та дала двусмысленный ответ — Было бы меня спрашивать, когда он был жив, а теперь, когда вы его убили, он уже не мой, по другим источникам коротко ответила — Не мой.

Тела решено было подвергнуть т. н. «торговой казни». В течение  первого дня они лежали в грязи  посреди рынка, там, где когда-то была поставлена плаха для Шуйского. На второй день с рынка был принесён стол или прилавок, на него положили тело Дмитрия. На грудь ему (или по другим сведениям — на распоротый живот) бросили маску, одну из тех, которые сам царь готовил для придворного карнавала, в рот воткнули дудку; под стол бросили труп Басманова. Три дня длились надругательства москвичей над телом — его посыпали песком, мазали дегтем и «всякой мерзостью». Жак Маржерет, наёмник на русской службе, вспоминал об этих событиях так: «Покойного Дмитрия, мертвого и нагого, протащили мимо монастыря императрицы — его матери — до площади… и положили сказанного Дмитрия на стол длиной около аршина, так что голова свешивалась с одной стороны и ноги — с другой, а сказанного Петра Басманова положили под сказанный стол»⁶. 

Среди москвичей цареубийство вызвало неоднозначную реакцию, многие плакали, глядя на поругание. Чтобы пресечь любую жалость к «расстриге» было объявлено, что маска у него на груди есть идол, «харя», которой он поклонялся при жизни. Здесь же вслух читали «грамоту» о жизни Григория Отрепьева в монастыре и его бегстве; по слухам, на площадь был также приведен младший брат Отрепьева, очень похожий на бывшего царя. Затем Басманова похоронили у церкви Николы Мокрого, а Дмитрия — в т. н. «убогом доме», кладбище для упившихся или замёрзших, за Серпуховскими воротами.

Сразу после похорон ударили  необычайно суровые морозы, уничтожившие траву на полях и уже посеянное зерно. По городу пошли слухи, что виной тому волшебство бывшего монаха., говорили также, что «мёртвый ходит», и над могилой сами собой вспыхивают и движутся огни, и слышатся пение и звуки бубнов. По Москве стали ходить слухи, что здесь не обошлось без нечистой силы и «бесы расстригу славят.» Шептались также, что на следующий день после погребения, тело само собой оказалось у богадельни, а рядом с ним сидели два голубя, никак не желающие улетать. Труп «расстриги», как рассказывают легенды, попытались закопать поглубже, но через неделю он вновь сам собой очутился на другом кладбище, то есть «земля его не принимала», впрочем, как не принимал огонь, согласно слухам, сжечь труп было невозможно. Все же, тело Дмитрия выкопали, сожгли и, смешав пепел с порохом, выстрелили из пушки в ту сторону, откуда он пришел — в сторону Польши. По воспоминаниям Марины Мнишек(см.приложение 3), в это время совершилось «последнее чудо» — когда труп «расстриги» тащили через кремлёвские ворота, ветер сорвал с ворот щиты, и невредимыми, в том же порядке установил их посреди дороги.

                                                 Царевич Пётр Федорович.

В 1606 году, в последние месяцы царствования царя Дмитрия Иванович, терские и волжские казаки, собравшись в круг, вполне цинично решили выдвинуть из своей среды «царевича», используя имя которого они могли бы придать «легитимность» своему давно задуманному походу на Волгу за добычей. На «должность» царевича Петра, никогда не существовавшего на самом деле сына царя Федора Ивановича, отыскалось два кандидата, подходивших по возрасту. Одним из них был молодой казак Илейка, который заявил, что в свое время был в Москве, поэтому знает тамошние дела и царские обычаи. Илейка происходил родом из Мурома, поэтому в некоторых источниках можно встретить его прозвище – Муромец. Свою биографию Илейка впоследствии подробно изложил на расспросе, вися на дыбе.

Слух о том, что на Тереке явился царевич Пётр Фёдорович, привлёк под знамена Илейки около четырех тысяч казаков. Казаки послали грамоту царю Дмитрию Ивановичу о том, что идут к нему на помощь.

В ответ самозванец в конце апреля 1606 года прислал казакам грамоту, в которой писал: «Если называющий себя Петром и в самом деле царевич, то он ждёт его у себя в Москве »⁷. Встретив в Самаре грамоту от Дмитрия, «царевич Пётр» двинулся дальше, сообщая всем, что едет к своему дяде-царю. Конечно, вряд ли бы он в самом деле явился в Москву – там его быстро бы раскусили и скорее всего повесили. Зато, прикрываясь царской грамотой, можно было пребывать в безопасности и спокойно грабить волжские города.

Добравшись до Свияжска, «царевич Пётр» узнал, что «расстрига»  убит, и казаки повернули назад. Хитростью проскользнув мимо Казани, они поплыли далее, грабя встречные суда и прибрежные городки. Затем они переволоклись на Дон, где услышали о появлении нового Дмитрия…

В это время в Путивле князь  Шаховский, ярый сторонник убитого  Лжедмитрия и активный участник самозванческой интриги, объявил жителям, что царь Дмитрий жив и находится в Польше. На эту роль ему нужен был любой самозванец. Он активно сносился с Польшей, где также искали кандидата на роль самозванца.

Между тем убийство царя в народе было однозначно воспринято как «боярская измена», а раз царя свергли бояре, значит царь пострадал за народ. Эта легенда объединила самый различные социальные слои, и началось массовое восстание, которое поспешили возглавить те же силы, что привели к власти Лжедмитрия I. В воздухе запахло добычей и ватага «царевича Петра» устремилась на этот запах.

Двинувшись к Путивлю, они по дороге напали на пограничный городок  Царев-Борисов и взяли его штурмом. Такая же участь постигла Оскол. Войдя  в Путивль, царевич и казаки узнали, что царь Дмитрий еще не явился, а всем заправляет его «воевода», некто Иван Болотников – персонаж более чем странный. Ранняя советская историография в свое время объявила его «предводителем крестьянской войны» и «защитником угнетенных». Однако на самом деле он был таким же орудием антинациональных сил, как Лжедмитрий I и «тушинский вор». В юности Болотников попал в плен к татарам, которые продали его туркам на галеры, был освобожден из плена венецианцами, какое-то время жил в Венеции, а затем неожиданно решил вернуться в отечество через Польшу. В Польше, в Самборе, он сошелся с Михаилом Молчановым – кандидатом на роль Лжедмитрия II, которого готовило семейство Мнишек. Молчанов предложил ему послужить против изменников – бояр и, получив положительный ответ, дал Болотникову денег, письмо и отправил к своему воеводе князю Шаховскому.

Что же касается «царевич Петра», то он в Путивле впервые предал широкой  огласке свою фантастическую биографию. Ирина Годунова, жена царя Федора Иоанновича, была беременна, но очень боялась своего брата, Бориса Годунова, который уже метил на царство. И, родив в 1592 году сына, она подменила его девочкой – чтобы коварный Борис не извел младенца.

Появление «царевича Петра» оказало  большую услугу «царским воеводам»  Ивану Болотникову и князю Шаховскому. Долгожданный «царь» не являлся, и народ уже недоумевал. А тут является какое-никакое, а «лицо царской крови»…

Весной 1607 года князь Шаховский  отправил «царевича Петра» с 10-тысячным войском, состоявшим из терских, донских  и запорожских казаков, под Тулу, а затем сам отправился туда. На пути к Туле «царевич» взял и разграбил несколько городов, причем с крайним зверством казнил попадавших в его руки московских служилых людей и воевод. Собравшиеся в Туле войска Болотникова, князя Шаховского и «царевича Петра» двинулись на Москву. Царь Василий Шуйский ждал их в Серпухове. Передовой отряд князя Телятевского, высланный Болотниковым к Оке, был разбит москвичами и отброшен. Этот успех окрылил войско Шуйского, и царь выступил из Серпухова навстречу «ворам», передовой отряд московского войска вёл князь Михаил Скопин-Шуйский. Болотников не рискнул вступать в открытый бой и заперся за стенами Тулы.

Осада Тулы продолжалась три месяца. Дальше выдерживать осаду было нельзя из-за нехватки запасов и из-за того, что войско стало требовать обещанного Дмитрия, который так и не появился.

После того как осажденные сдались, Болотникову выкололи глаза и  утопили. А «царевича Петра», закованного  в цепи, с приставами доставили  в Москву, где подробно в деталях, допросили, после чего «царевич Пётр», он же Илейка Коровин Муромец, был повешен в Москве, у Серпуховской заставы, близ Данилова монастыря.

Лжедмитрий II.

Пока в осаждённой Туле войска «царевича  Петра», князя Шаховского и Болотникова глодали собственные сапоги, ожидая, что явится царь и выручит их из беды, долгожданный «царь Дмитрий Иванович» объявился в городе Стародубе, неподалёку от Литвы.

Кем был Лжедмитрий II точно неизвестно(см.приложение 4). Большинство исследователей сходится во мнении, что Лжедмитрий II   был поповичем (сыном священника), вероятнее всего из Белоруссии, хотя возможно, что и из Стародуба. Какое- то время он учил детей у священника в Шклове, затем перебрался в Могилев, где также служил учителей детей у священника. Учительствуя, он жил в страшной бедности.

Неясны и обстоятельства появления  нового Дмитрия. По одним сведения, его отправила в Московское государство  жена Мнишека через своего агента Меховецкого. Н.М. Карамзин писал в своей книге «Сигизмунд послал Жида, который назвался Димитрием Царевичем»⁸

Из Могилёва будущий самозванец перебрался в Пропойск, где был  задержан по подозрению в шпионаже. Его посадили в тюрьму, где он, неизвестно с чего, назвал себя дядей  царя Дмитрия Ивановича, московским боярином Андреем Нагим. Пропойский подстароста пан Рогоза – Чечерский отпустил его. По дороге в Московское государство, в селе Попова Гора, жители, узнав о том, что ведут «дядю царя», стали его расспрашивать о царе Дмитрии. Он уверял всех, что «племянник» его жив и скоро приедет из Польши. По дороге к нему пристало еще несколько «молодцов». Сопровождаемый этой компанией, бывший учитель явился в Стародуб, где заявил, что он дядя царя боярин Нагой, а сам царь жив и скоро явится.

Однако время шло, а царь все не ехал. Множество беглецов из разбитых войск Болотникова и Шаховского, узнав о том, что Дмитрий находится в Стародубе, поехали туда и потребовали показать им царя. Лже-боярину Нагому ничего не оставалось, кроме того, чтобы заявить, что царь – это он.

Вскоре из под Тулы прибыл казачий  атаман Заруцкий, который сразу увидел, что перед ним самозванец, однако он признал его «настоящим» и  уверил в этом стародубцев. Появление  Заруцкого дало новый толчок событиям. Почувствовав под собой почву, Лжедмитрий II отправил посланца к царю Василию Шуйскому с грамотой, в которой нагло называл его изменником, похитителем престола и требовал добровольно освободить ему, Дмитрию, его «законное» место. Одновременно во главе своих войск он двинулся на Карачев и Козельск, где его ждал первый важный успех: его собранная рать разбила и пленила отряд московского войска.

Но этот успех одновременно и  напугал самозванца: он увидел, в  какое серьёзное дело ввязался и  решил уйти сам. Лжедмитрий II тайно  бежал в Орёл, где его настигло письмо предводителя польско-украинского отряда Меховецкого, бывшего в войске самозванца. Он решил вернуться к своему войску, но увидев разброд и шатание, творившиеся там, Лжедмитрий II снова бежал – на этот раз в Путивль. Но к границам России уже шли конные польские хоругви Валавского, Рожинского, Тышкевича, Хмелевского, Хруслинского, князя Адама Вишневецкого. Им нужен был только призрак царя, для того, что бы под видом «спасения России» грабить её.

На Путивльской дороге конники  Валавского наткнулись на Лжедмитрия II, и он в сопровождении польских хоругвей двинулся на Москву. Под Брянском «вор» был разбит. Он ушел в Орел, куда стали прибывать все новые и новые авантюристы из Польши, с Волги и Дона, с Украины, из России.