Культ императора Японии вчера и сегодня

Значение такого формата церемонии можно оценить лишь в контексте того обожания императора, которое в японской армии должен был чувствовать каждый. Такое государственное и общенациональное почитание для многих было более чем достаточным стимулом воевать и погибать за императора и Японию

Становление «символической императорской системы»

Разгром японского милитаризма в 1945 г., последовавшие за ним демократические преобразования общества означали существенный подрыв официальной идеологии тэнноизма. В первый послевоенный период под воздействием небывалого подъема демократического движения под контролем американских оккупационных властей проводился курс на искоренение главных проявлений милитаризма и тэнноизма, на развенчание мифов о «божественном» происхождении императора и Японии.

 Эти меры предусматривались  в Потсдамской декларации 1945 г., а также во врученной 15 декабря 1945 г. японскому правительству директиве оккупационных властей об отделении синтоистской религии от государства. Среди шагов, предпринятых по реализации курса союзников-победителей, направленного против милитаризма и тэнноизма, в первую очередь нужно назвать отречение императора от «божественного» происхождения в его новогоднем обращении к народу 1946 г., демократическую реформу образования, отменившую «моральное воспитание» в духе тэнноизма в школах, наконец, принятие новой, демократической конституции в 1947 г., передавшей суверенитет в стране народу. Власти императора, согласно конституции, был придан номинальный характер — она была ограничена статусом «символа государства и единства нации» (о послевоенном статусе императора.12

 Это послужило в дальнейшем  основанием для обозначения в  японской литературе послевоенного государственного строя «сётё тэнносэй» — «символическая императорская система».

Так, директива об отделении синто от государства оставляла возможность по-прежнему изображать императора духовным главой страны, давала ему право совершать в сопровождении государственных чиновников паломничества в синтоистские храмы, хотя формально и в качестве частного лица. Отречение императора от своего «божественного» происхождения начиналось с длинной цитаты из «Клятвы» императора Мэйдзи 1869 г., которая, по словам Хирохито, должна была послужить впредь «основой национальной политики»

К весне 1946 г. наметился поворот к сворачиванию многих направлений демократической перестройки Японии. В апреле 1946 г. в штаб генерала Макартура поступил секретный приказ Комитета координации иностранных, военных и морских дел в Вашингтоне, в котором указывалось на опасность укрепления позиции коммунистов в случае установления в Японии республики и давались инструкции по сохранению императорского строя. Макартуру приказывалось «тайно содействовать популяризации личности императора не как существа божественного происхождения, а как человека» В научных кругах развернулась дискуссия по поводу «ко кутай», основными оппонентами в которой выступали профессора Сойти Сасаки, указывавший на изменения в характере «кокутай» , и возражавший ему Тэцуро Вацудзи.13 Вацудзи, как и другие поборники сохранения «кокутай», уклоняясь от четкого определения этого понятия и пользуясь его многозначностью, доказывал, что новый статус императора вполне в русле довоенных традиций.

Император, писал Вацудзи, символизирует не политическое, а культурное единство японского народа, который составляет «культурное сообщество в языке, истории, обычаях и других проявлениях культурной жизни» С весны 1946 г. началась контролируемая правительством деятельность по восстановлению престижа императора, по приспособлению его к новой роли в новых условиях. Марк Гейн записал в своем дневнике после того, как он стал свидетелем массовой истерии во время одной из первых встреч императора Хирохито с простыми японцами 26 марта 1946 г.: «Это был памятный день, ибо я своими глазами наблюдал политическую реставрацию в действии. Смысл существования императора как божества был сведен на нет в день капитуляции. Теперь группа старых, проницательных людей, окружавших императора, создавала новый миф — миф о демократическом монархе, заботящемся о благе своего народа...». Процесс возрождения тэнноизма после вступления в силу конституции 1947 г. можно разбить на три основных этапа.

Первый этап можно условно обозначить временными рамками конца 40-х годов — первой половины 60-х годов. Это был период наиболее низкого падения престижа императора. В целом с точки зрения возрождения тэнноизма это двадцатилетие можно охарактеризовать как время поиска новых средств, форм и методов использования «символической императорской системы» и их апробирования в официальной политике идейно-психологического влияния на массы. Идеологическое оформление культа императора не принимает форму развернутой концепции, а ограничивается лишь популяризацией «нового» образа императора, непричастного к политике, стоящего над всеми классами и слоями японского общества.

Изыскивались пути к налаживанию и укреплению модифицированных по сравнению с периодом милитаризма связей между отрекшимся от «божественного» происхождения императором и его бывшими подданными, превратившимися в суверенных граждан. В стране исподволь создавались условия для возрождения культа императора, но не «божественного» верховного правителя, окруженного мистическим ореолом, неприкосновенного, отделенного от простых японцев системой табу, обеспечивавшей «поклонение на почтительном расстоянии», как это было до 1945 г., а «скромного, близкого к народу конституционного монарха». Так, для создания среди населения образа «народного» императора в 40—50-е годы организуется целая серия прерванных в период оккупации поездок императора в сопровождении членов его семьи по стране, включая самые отдаленные ее уголки. Император, начав свое путешествие в 1949 г. с провинции Фукуока, завершил его в 1954 г., посетив Хоккайдо.

С 1 января 1948 г. вновь вводится практика общения с народом, когда на Новый год и в свой день рождения император с императрицей и другими членами семейства приветствуют всех являющихся с поздравлениями в императорский дворец в Токио.14 Средствами массовой информации широко освещались возобновленные в 50-е годы традиционные дворцовые поэтические состязания, обставляемые с особым церемониалом торжественные приемы в императорском дворце знаменитых деятелей культуры и искусства, наиболее видных из которых император собственноручно награждает специально учрежденными почетными орденами.

Главным направлением возрождения тэнноизма в первые послевоенные годы было движение за восстановление синтоизма в статусе государственной религии. Поскольку синтоизм всегда делал упор не на догматику, а на ритуальную сторону, то сохранение после поражения в войне многих обрядов синтоизма, которые, как мы видели, служили распространению в массах культа императора, милитаристских шовинистических настроений, рассматривалось синтоистскими деятелями как важнейшая гарантия успешной деятельности по возрождению политической роли синтоизма. после окончания оккупации Японии в 1952 г. император стал публично выступать как символ независимой Японии. Кульминацией усилий в данном направлении стал «первый бум императорской семьи», начавшийся церемонией совершеннолетия и введения в сан наследного принца Акихито в 1952 г., когда синтоистскому обряду был, по существу, придан официальный статус. С этого момента молодой кронпринц должен был, по замыслу властей, выступать символом возрождения Японию

Поднятию престижа императорского дома служила и шумная идеологическая кампания, развернутая в 1959 г. пропагандистскими службами Управления императорского двора и средствами массовой информации по указанию правительства в связи со свадьбой принца Акихито и получившая название «второго бума императорской семьи», или «бума Митти» (по имени невесты — Митико). Синтоисткий ритуал «касикодокоро омазно ги», во время которого «ками» императорской фамилии оповещались о женитьбе наследного принца, был подан как дело государственной важности.15

«Символическая» монархия, используя этот бум, стала вновь завоевывать социальную опору в массах. В результате был практически преодолен кризис императорской системы, возникший в первые послевоенные годы: «символическая» монархия упрочила свои позиции. Одновременно под прикрытием пропаганды «неполитической роли императорской семьи» уже в первой половине 50-х годов, в условиях общего поворота к реакции после начала войны США против Корейской Народно-Демократической Республики (1950 г.), постепенно шаг за шагом император берет на себя многие политические функции, выходящие за рамки его обязанностей чисто процедурного порядка, предписываемых конституцией. В частности, приветственное слово императора (окотоба) во время церемонии открытия сессии парламента все более наполняется реальными политическими оценками В 1955 г. при Либерально-демократической партии (ЛДП) был основан комитет по пересмотру конституции, одной из основных его задач провозглашалось наделение императора прерогативами высшей политической власти. Важнейшим направлением деятельности правящих кругов по реанимации культа императора было целенаправленное воздействие на сознание народа через сферу идеологии.

Особое внимание обращалось на восстановление роли традиционных культурных ценностей, соответствующие реформы в области образования, создание необходимого общественного мнения при помощи средств массовой информации. В связи с заключением японо-американского «договора безопасности», ознаменовавшего окончание оккупации страны, все чаще стали раздаваться голоса, выступавшие с призывом к возрождению национализма. Начавшееся после отмены ограничений, наложенных оккупационными властями, заметное оживление традиционной японской культуры и резкое усиление интереса к классическим формам национальной культуры было использовано властями для пробуждения националистических настроений среди народа.

 С начала 60-х годов было вновь введено табу на критику императора и «символической императорской системы». Отныне любое сообщение, статья или книга, касавшиеся в той или иной мере личной жизни императора и членов императорской семьи или их общественной деятельности, подвергались строгой цензуре Управления императорского двора, канонизировавшего образ императора. В японской литературе это явление получило образное название «табу на хризантему» (кику-но табу).

В первой половине 60-х годов вновь на авансцену политической жизни выходит император, личный авторитет которого благодаря принятым в предыдущее десятилетие мерам был в значительной степени восстановлен, а наследный принц начинает играть вспомогательную роль. Второй этап возрождения тэнноизма, с середины 60-х до конца 70-х годов, характеризовался прежде всего политикой консерваторов, направленной на ритуализацию общественной жизни и узаконение тех ее проявлений, которые могли служить культивированию поклонения императору. Правящей ЛДП удалось восстановить законодательным путем ряд праздников, имеющих в своей основе ритуалы государственного синто и связанных с культом японской государственности. В первую очередь было возобновлено празднование 11 февраля под новым названием —«кэнкоку кинэмби» («день основания государства») — довоенного «кигэнсэцу», сыгравшего столь заметную роль в распространении тэнноистских верований среди самых широких масс народа Празднование «дня основания государства» 11 февраля каждого года расширило возможности пропаганды тэнноизма и милитаризма среди населения Японии.

Во время церемонии, как и до войны, исполняются гимны «кимигаё» и «кигэнсэцу», славящие «идеальный государственный строй, увенчанный императором», и воспевающие доблести японской нации церемония празднования 11 февраля вводится и в японских школах. Министерство просвещения составило специальную инструкцию, которая предписывает закрывать в этот день школы, разъяснять детям значение праздника. Министерство также сочло «желательным», чтобы во время празднования вывешивались национальные флаги, а школьники пели гимны «кимигаё» и «кигэнсэцу» в 1958 г. курсе «морального воспитания» явно начал усиливаться акцент на привитие почтительного отношения к императору.

Содержание курса «морального воспитания» стало определяться положениями «Программы формирования желательного образа человека», утвержденными Центральным советом по образованию, во главе которого стоял Масааки Косака, один из идеологов «философии мировой истории» в годы милитаризма, отстаивавший наиболее открыто расистские идеи. Упор в этой программе делался на воспитание у японского народа «любви к своей стране — самой органичной и сильной общности», а для этого прежде всего японцы должны были осознать важность роли императора как символа государства и единства нации Во второй период возрождения тэнноизма (середина 60-х — конец 70-х годов) были восстановлены также некоторые церемонии довоенного синтоизма, связанные с культом японской государственности.

Так, в октябре 1973 г. в храме Исэ была проведена церемония «сэнгу» (осуществляется каждые 20 лет по поводу возведения на новом месте «внутреннего святилища» — «найку»), а третья дочь императора принцесса Кадзуко Такацукаса отправляла во время «сэнгу» синтоистское богослужение как высшая священнослужительница Исэ.

Систематически культивировать обновленную тэнноистскую символику призвана была и система летосчисления «гэнго» по эрам правления императоров, которая была законодательно закреплена в 1979 г., несмотря на многочисленные протесты демократической общественности. В выступлениях лидеров движения за «гэнго» содержались высказывания, разоблачавшие связь отстаиваемого ими законопроекта с попытками упрочить положение института императорской власти. Так, во время одной из бесед Кадзуто Исида (бывший председатель Верховного суда), возглавлявший Народный конгресс за легализацию «гэнго», заявил, что она «послужит объединению народа под эгидой императора».16

Принятие закона о летосчислении «гэнго» стало вслед за возобновлением празднования «дня основания империи» еще одним шагом к возрождению тэнноизма. С конца 70-х годов в истории тэнноизма наступает качественно новый этап, когда японское правительство пытается сконструировать в русле традиционных ценностей целостную идеологическую платформу национального единства. При этом в новых идеологических построениях можно проследить возрождение некоторых идейно-мифологических комплексов довоенного тэнноизма, но подвергшихся переработке в соответствии с сегодняшними задачами японского буржуазного общества. В послевоенный период, до 80-х годов, правящие круги обходились социальной мифологией, в основном заимствованной у западных идеологов консерватизма. Они лишь добавляли определенные элементы японской специфики к распространенным в западных капиталистических странах духовным фикциям, предназначенным для обработки массового сознания в духе «социальной гармонии».