Крестьянское восстание в Тамбовской губернии

      Тамбовщине  в 1918-1920 годах катастрофически не везло. Плодородная земля (чернозем), зажиточное крестьянство – все это в тяжелые годы гражданской войны привлекло на Тамбовщину переселенцев, коммунаров и, особенно, разного рода функционеров-уполномоченных, выбивающих из крестьян хлеб для фронта. По реестру Народного комиссариата Тамбовской губерния числилась в “производящих”, считалась кулацкой.¹ “Виноватая” своей плодовитостью земля из-за этого попадала под особо пристальное внимание продовольственного ведомства. Год за годом на Тамбов накладывались крупные разверстки, сюда приезжали самые напористые продкомиссары. Сыграло огромную роль и то, что губерния в 1918 и 1919 годах находилась в прифронтовой полосе, где население более всего страдало от тягот по содержанию войск и вообще от всякого вооруженного произвола.

      Разрушительные  свойства продовольственной диктатуры  с особенной остротой проявились здесь уже в 1919 году. В Москве получали регулярные сведения о крупных злоупотреблениях тамбовских продовольственников. Причем о произволе сигнализировали  не только крестьяне, но и партийные советские работники. К февралю 1920 года (в ходе сбора продразверстки) достигло своего апогея число всевозможных перегибов, откровенных насилий и настоящих преступлений по отношению к крестьянству со стороны продорядов, подчинявшихся тамбовскому губпродкомиссару Я.К.Гольдину. По словам председателя тамбовского губисполкома В.А.Антонова-Овсеенко ошибка Гольдина заключалась в том, что он проявлял “чрезмерную иногда снисходительность к своим агентам”.²

      Положение деревни стало по истине трагическим в 1920 году , когда Тамбовщину поразила засуха. 12-пудовый урожай и без продразверстки ставил мужика в безвыходное положение, между тем губернская разверстка оставалась чрезвычайно высокой – 11.5 млн. пудов. Перед крестьянином возникла элементарная проблема физического выживания. По признанию самого В.А.Антонова-Овсеенко, крестьянство пришло в полный упадок, а в ряде волостей Усманского, Липецкого, Козловского, Борисоглебского уездов крестьяне “проели не только мякину, лебеду, но и кору, крапиву” ¹ “Продовольственная вакханалия” толкала крестьян на крайние формы протеста

      Неверно думать, что местное партийное  и советское руководство не отдавало себе отчета в серьезности положения. Об этом достаточно откровенно говорилось на различных конференциях, совещаниях. Так, выступая 8 августа 1920 года на губернском продовольственном совещании, председатель губисполкома А.Г.Шлихтер говорил о том, что сложилось представление будто для продовольственника в Советской республике все можно, поэтому репутация губпродкома сравнима с репутацией губчека. А.Г.Шлихтер называл также факты арестов председателей сельсоветов и волисполкомов продагентами, избиение крестьян, случаи пьянства и разврата уполномоченных, хотя не преминул напомнить участникам совещания главную большевистскую заповедь: “интересы революции превыше всего ... Деревня поймет, что время, когда она могла не подчиняться этой власти, прошло, - утверждал он, - и как бы не были тяжелы веления этой власти, предъявляемые деревне, она должна их выполнить”² В это время деревня доедала уже последнее, ее косил тиф. В течение 1919 года в пределах Тамбовской губернии было зарегистрировано 202 475 случаев заболеваний сыпным тифом. В 1920 году заболевания возвратным тифом догоняют по количеству случаев сыпной тиф. Но у власти стояли люди ,которых эти цифры не волновали.

      В архивных документах можно прочитать  следующее: «В губернии – диктатура большевиков, в большинстве совершенно случайных и отрицательных элементов.”³ Достаточно сказать, что в Тамбовской губернии из 11133 членов партии, числившихся на 1 января 1920 года, вступило в партию во время “партийной недели” в ноябре 1919 года (когда зачислялись все желающие “рабочие и крестьяне” без всяких рекомендаций) 7297 человек. Около половины новых членов к лету 1920 года были исключены из партии. Огульное зачисление – часто насильственное – привело к тому, что пролетарская партия превратилась в полууголовную. В подтверждение этих слов можно привести случай вступления в рассказовскую партийную организацию всех членов земледельческой артели “Слово”.

      Это событие было торжественно освещено в местных “Известиях”. Но уже  через несколько дней после широковещательного известия, четверо из членов артели были арестованы за кражу у крестьян соседнего села одной коровы и  двух телят, которые к моменту ареста артельщиков уже были порезаны на куски и приготовлены к “коммунистической дележке”.¹

      В дополнении к этому, летом 1920 года угрожающих размеров достигло пьянство среди коммунистов.

      В это время, пока кто-то из коммунистов  пьянствует, а кто-то делит чужое добро всю губернию вдоль и поперек объезжают бесчисленные большевистские чиновники-инструкторы, статисты, уполномоченные партии, продармейцы и т.д. Для этого нужны подводы. Из-за их нехватки на деревню было наложено новое ярмо – перевоз грузов и эшелонов войск. Проезжая через какую-либо деревню, выше перечисленные “товарищи” никогда не упускали возможность по дороге зайти к кому-нибудь на двор , чтобы за бесплатно объесть и без того пухнущих от голода хозяев .Чиновники и солдаты были для крестьян хуже чем саранча .Если та съест все что есть и улетит , то продотряды приходят снова и снова .

      Как уже можно было понять – недовольных  много (почти все), но вскоре к этим недовольным присоединяются еще  и мобилизованные. В 20-е годы в  Тамбове было зарегистрировано массовое дезертирство. На 1 января 1920 года 9/10 всего военнообязанного населения губернии числилось в дезертирах, что в общей сложности составляло колоссальную цифру – 250 тысяч человек. Хотя власти принимали меры по их поимке ,но все равно к началу мятежа (август 1920 года) в губернии оставалось еще около 110 тысяч дезертиров. Причем 60 тысяч из них скрывались как раз в трех будущих мятежных уездах – Тамбовском, Кирсановском, Борисоглебском.² Именно эти дезертиры и составили позднее основной костяк повстанческих полков. Массы людей выбитых из привычной жизни, но усвоивших психологию “человека с ружьем” представляли собой питательную среду для всякого недовольства. Стоит учесть, что почти половина мужчин из тамбовской деревни побывали в армии и вернулись домой не только с решимостью действовать по-своему, но и с оружием. Неудивительно, что в тамбовских лесах скрывалось немало уклоняющихся от военной мобилизации. И так, мобилизация на военную службу, беспределы продотрядов, разного рода  повинности (трудовая, гужевая и др.), попытки прямого перехода к социализму еще более усиливали противостояние крестьянства и власти. Так что, как видно из всего выше изложенного, в Тамбовской губернии не было нехватки горючего материала для социального взрыва. 

      2 Начало крестьянского восстания 

      К августу 1920 года госразверстка достигла огромных размеров. Так, в случае "успешного" выполнения разверстки, 400-тысячное население  богатейшего уезда Европейской  России должно было исчезнуть с лица земли в результате неизбежной гибели от голода. Население оказалось перед выбором - восстать или умереть с голода. На бандитов-продотрядовцев, как правило, первыми кидались женщины, разоружая их, а порой и казня самосудом. Теперь уже по всей губернии заполыхал открытый пожар мятежа, во всех уездах Тамбовской губернии, вплотную подходя к ее городам. В каждом уезде, волости, селе и деревни народ брался за топоры и вилы, выдвигая повсюду своих лидеров и вручая им свою судьбу. Борьба народа против ненавистной  и самозванной власти все более ожесточалась, но у восставшего стихийно народа еще не было единства. Каждое село и деревня боролись только за себя.

      И вот наступает 19 августа, которое  долгие годы считалось датой начала крестьянского мятежа, вспыхнувшего в большом селе Каменка, что в 75-километрах юго-восточнее Тамбова.

      Что же случилось там в этот день? Известный историк антоновщик И.П.Донков пишет: "19 августа 1920 года местный совет депутатов в Каменке был разогнан, почти все его члены убиты. На "созванном" в принудительном порядке собрании жителей ближайших сел (Каменка, Кашинка, Афанасьево и др.) эсер Г.Н.Плужников обратился к толпе испуганных крестьян с речью: " Началось крестьянское восстание против Советской власти!" ¹

      Однако, как следует из сохранившихся  архивных документов, никаких таких событий 19 августа в Каменке не происходило. А "убитые" историком Донковым каменские сельсоветчики были живы и здоровы (по крайней мере до сентября, когда ими "занялись" чекисты). Одним словом 19 и даже 20 августа в Каменке (где, кстати, находились продотряд и спецотряд по борьбе с дезертирством) было тихо и спокойно. Но вот утром 21 августа, когда груженный хлебом продотряд выступил из Каменки на станцию Сампур путь ему преградили вооруженные люди. Завязалась перестрелка. Через полчаса, потеряв одного человека убитым и двух ранеными , продотряд стал отступать к Каменке , откуда уже ему на помощь спешил отряд по борьбе с дезертирством. Объединившись отряды перешли в наступление, но внезапно были атакованы и разбиты невесть откуда появившимися вооруженными всадниками. Спастись удалось лишь нескольким бойцам.

      Участвовавшие в бою дезертиры и каменские  крестьяне (человек 150) торжественно под  красным знаменем вступили в Каменку. Тут же в ближние деревни были посланы гонцы, а на состоявшемся затем сходе выступил с сообщением о начале восстания против коммунистов и продразверстки ( а не против Советской власти) 42-летний местный эсер Г.Н.Плужников, известный всем собравшимся еще со времен Первой русской революции, как неисправимый бунтарь и гроза окрестных помещиков, за что и пришлось ему узнать царские тюрьмы и ссылки.

      Так в Тамбовской губернии начался мятеж, получивший через несколько дней название антоновского или "антоновщины". Правда, сам Антонов о восстании  еще не знал. 

      3 Тамбовский "Робин Гуд" 

      Александр Степанович Антонов родился 26 июня (18 июля) 1889 года в г. Москве, в семье  отставного фельтфебеля и портнихи. Александр был третьим ребенком в семье: старшими были сестры Валентина  и Анна, а младшим брат Дмитрий, родившийся уже в г. Кирсанове, куда в 90-ых годах переехали жить Антоновы.

      Здесь отец Антонова открыл небольшую слесарную  мастерскую. Однако, основной вклад  в семейный бюджет вносила мать, приобретшая в уездном Кирсанове  репутацию первой модистки. Благодаря  ее стараниям, обе дочери и младший сынок выглядели всегда нарядными.

      Александр с юных лет не любил наряжаться и ходил в скромной ситцевой косоворотке, подпоясанной ремнем, и в дешевых  бумажных брюках, заправленных в сапоги. Именно таким запомнили его однокашники  по Кирсановскому трехклассному училищу.

      Учился  Александр плохо, а во втором классе даже остался на второй год. В итоге  ему так и не удалось получить образование.

      В 1905 году Антонов работает учеником столяра в столярке. В это же время  он встает на партийный учет в "Вагоноремонтные мастерские" Антонов рано сблизился с эсерами и занялся вооруженными налетами - "эксами" с целью добывания денег на партийные нужды. Он участвовал в "экспроприациях" волостных правлений., винных лавок и сборщиков налогов. Антонов в период Первой русской революции активно и умело грабил железнодорожные кассы, а также он стал известен на всю Россию своим очень дерзким экспроприаторством почтового вагона, в котором перевозилось золото, деньги и другие ценности. Вскоре Кирсановская полиция уже вела его розыск, что вынудило Антонова в апреле 1908 года бежать в Тамбов, где он быстро попал под опеку жандармских штыков.

      13 июня пять филеров и городовой  попытались схватить Антонова  на тихой и темной Тамбовской  улице, но Антонов тремя выстрелами  ранил первого бросившегося на него городового, пробив таким образом путь к спасению и бросился бежать на кладбище, где как сквозь землю провалился.

      21 июня, едва выбравшись из города, Антонов снова попал в переплет: лесник принял его за браконьера  и начал преследование, Антонову вновь пришлось применить оружие.

      Отойдя  от этих потрясений, Антонов направился в Саратов в Поволжский областной  комитет партии эсеров, где получил  высокую оценку своих "боевых" действий, а в награду - ответственнейшее задание, связанное со смертельным риском. Но так как обком не дал под задание ни рубля, Антонов решил вернуться на Тамбовщину и эспроприировать там необходимую сумму денег.

      Вечером 3 ноября 1908 года Антонов во главе  группы из пяти вооруженных "экспроприаторов" появился на железнодорожной станции Инжавино и без предисловий потребовал открыть сейф с деньгами. Неожиданно начальник залился слезами и закатил истерику, а потом рухнул на пол в глубоком обмороке. Антонов, достав деньги из сейфа, не ушел, а принялся приводить в чувства начальника станции. Придя в себя, тот объяснил, что два месяца назад этот сейф был также ограблен, а заподозрили в ограблении его. Начальник всхлипывал и жаловался на судьбу. Не выдержав этого, Антонов пересчитал сумму денег -4362 рубля 25 копеек и без колебаний написал расписку, в которой он признавался, что ограбил сейф. Эта расписка  стала в будущем главной уликой против Антонова.

      Из  Инжавино Антонов направился в Саратов  в распоряжение эсеровского обкома, готовившего убийство командующего войсками Казанского военного округа генерала А.Сандецкого. Смертный приговор генералу вынесли эсеры за его жестокость при подавлении крестьянских выступлений в Поволжье в годы первой Русской революции. Антонов должен был первым попытаться убить Сандецкого. Жандармерия, получив сведения о готовившемся покушении на Сандецкого, начала серию повальных арестов эсеров в Поволжье. 2 января 1909 года в Саратове, почти в полном составе, был арестован Поволжский эсеровский обком. Быстро сгущались тучи над Антоновым. Узнав, что "Осиновый" (В это время Антонов имел партийную кличку "Осиновый") находился в Самаре, саратовский ротмистр Мартынов 1 января сообщил туда, что " "Осиновый" - это Александр Степанович Антонов, участник ограбления в Инжавино".¹ На Антонова сразу же  был объявлен всероссийский розыск. За его поимку установили награду в 1000 рублей (годовое жалование начальника губернского управления).

      Однако  найти Антонова в Самаре не удалось. Очевидно, его спасло то, что он так  не установил связь с местными эсерами и вовремя перебрался из гостиницы на квартиру В.Леонтьевой, с которой познакомился в частном порядке.

      Во  второй половине января Антонов вернулся в Саратов, где вел себя очень  осторожно, что позволило ему  некоторое  время оставаться вне  подозрений ищеек Мартынова. Но настырность Антонова в попытках установить связь с остатками разгромленной Саратовской эсеровской организацией погубила его. Вечером 19 февраля 1909 года лучшие саратовские филеры "проводили" Антонова на ночлег в дом 24 по Покровской улице, а утром он был взят прямо дома.