Колуны и знахари в XVII – XIX вв. в России

Посещение шабаша было обязательно для ведьмы, потому что  на шабаше происходило поклонение Сатане и совершались акты преданности  ему и отступления от Бога и  Церкви.

Оргии продолжались до зари и пения петухов. Тогда  всё исчезало и все разлетались  в разные стороны. На пути ведьмы разбрасывали свои мази и яды на поля, скот и  людей и сеяли повсюду порчу  и пагубу. Чтобы вернуться незамеченной домой, ведьма часто принимала образ  какого-либо домашнего животного  — собаки или кошки.

8 июля, в день  Февронии Русальницы, колдуны и  ведьмы выжимали сок из собранной  накануне тирлич-травы, которая  наводит злые чары и дает  молодость. Трава тирлич, по преданиям,  должна была собираться на  Лысой горе близ Днепра под  Киевом. Тирлич входил в состав  мази, которой натирались ведьмы  для полета на шабаш, поэтому  в народе траву называли «колдуновой»  и «ведьминым зельем».

Зельем, сваренным  в горшке, ведьмы мазали себе под  мышками и под коленками, а  затем вылетали в трубу.

Но любой нечистой силе приходит когда-нибудь конец. По мнению русского народа, случается это 12 августа, в Силин день, когда «обмирают  ведьмы». Происходит это будто бы оттого, что они опиваются молоком. Ведьмы сначала задаивают коров  до смерти, в потом «обмирают». Уж если «обомрет» ведьма, то ее ничем  не пробудишь. Жги скорее пяты соломой; дело пойдет на лад: вся ведьминская  сила в землю уйдет, и можно  уже не опасаться ее козней.

Страшно смотреть на ведьму, когда она обомрет: под  ней и земля трясется, и в  поле звери воют, и от ворон на дворе отбоя нет, и скот не идет на двор, и в избе все стоит  не на месте. Если жечь пяты, то проснется  она — очнется. Говорят старухи, что ведьмы после такого пробуждения  никогда уже не дотрагиваются  до коров и не смотрят на молоко.

У знахарей можно  было купить разные снадобья, спасающие  коров от нападения ведьм: те просто не могли к ним подойти. Тем  не менее крестьяне знали, что  такие зелья не всегда помогали. Хитрые ведьмы умели преодолевать силу знахаря: они подходили к коровам  задом, как будто не приближались к ним, а наоборот, уходили.

Но если обсыпать дом и дворовые постройки собранным  в день Маковея, 14 августа, маком (но это должен быть непременно дикий  мак-самосейка и освященный в  церкви) — то ведьмы ничего не смогут сделать с живущей там семьей. Надо сказать, что мак в русской традиции — мифопоэтический образ сна и смерти, а цветущий мак — небывалой красоты. Мак широко применялся колдунами и знахарями.

Смерть  колдунов и ведьм

Умирали и ведьмы, и колдуны страшно, так как  считалось, что им черт не дает умирать. Потому ведьма и колдун перед смертью  старались передать свои знания другому, так как оставить их при себе —  грех. В случае трудной смерти поднимали  «кочет», передние стропила крыши, вбивая под него клин или «конь снимали» («конек» — украшение на передних стропилах крыши). Считалось, что, если заглянуть сквозь это отверстие  внутрь избы, можно было увидеть, как  черти терзают душу колдуна.

Ни в коем случае нельзя было встретиться с умирающим  ведьмаком взглядом. Если считалось, что встретиться с остановившимся взглядом любого покойника — очень  опасно, поскольку мертвый мог  «увести за собой» (и именно поэтому  практически у всех народов погребальный обряд требовал, чтобы покойникам закрывали глаза или вообще лицо), то посмотреть в глаза умирающего колдуна — просто смертельно. Во взгляде чародея сосредоточена  сила, способная навредить не только людям, но и действующая не хуже любого природного катаклизма, от которого может  произойти какое-нибудь стихийное  бедствие.

Так, С. Максимов приводит рассказ о некоем колдуне из Орловской  губернии Брянского уезда, дочь которого, повинуясь взгляду умершего, положила в его гроб свежей сжатой ржи. Тотчас же после похорон грянул гром, откуда ни возьмись явилась черная грозовая туча с градом — и выбила все  посевы. С тех пор каждый год  в день похорон этого колдуна  стало постигать «Божье наказание» (самое удивительное, как пишет  фольклорист, что действительно  в 1883, 1884 и 1885 годах град при грозе  побивал хлеб лишь в одной этой деревне), так что крестьяне наконец  решили миром разрыть могилу и  вынуть гнилой сноп. И только тогда, как утверждали в деревне, всё  успокоилось.

После смерти колдуна  от его трупа распространялся  страшный смрад, и тело в тот же день разлагалось.

Еще в народе считали, что если над колдуном или ведьмой  три ночи подряд читать Псалтырь, то каждую ночь умерший чародей будет  подыматься из гроба и стараться  схватить отчитывающего его. Если не испугаться, стоять в кругу, обведенном стальным ножом, и продолжать чтение молитв, то на третью ночь ведьмак умрет  по-настоящему и никогда уж больше не будет пугать живых. Этот сюжет  хорошо нам известен из повести «Вий»  Н. В. Гоголя.^[21]

Погребали колдунов и ведьм по христианскому обряду, как и прочих умерших естественной смертью крестьян, но иногда хоронили их поздно вечером. Это бывало тогда, когда родственники умершей, боясь  «посещения ее из могилы», просили священника прочитать над нею «заклятые  молитвы», а потому желали, чтобы  было поменьше народа при исполнении этого обряда.

Часто ведьма после  смерти приходила по ночам к своим  домашним и занималась хозяйством, как при жизни. Чтобы избавиться от этих ужасных посещений ведьмы, ее прибивали к гробу колом  или по крайней мере осиновыми  кольями прибивали крышку к гробу. Также поступали и с начавшими  «гулять» по ночам колдунами.

А главу эту нам  бы хотелось закончить украинской сказкой  «Остап купеческий сын отчитывает панночку», в которой рассказывается, как  именно умирали ведьмы и как именно их отчитывали.

«В некотором  государстве жил-был купец, у него был сын Остап. Выучился Остап  грамоте и нанялся к одному богачу r работники. Хорошо он работал  на него три года, получил за все  это время жалованье и собрался домой.

Идет он дорогою, а навстречу ему нищий плетется — и хром, и слеп, и просит святой милостыньки Христа ради. Купеческий сын отдал убогому все заработанные деньги и пришел домой ни с чем; а тут несчастье — отец помер, надо хоронить да долги платить. С  ног парубок сбился, но управился  с делами и даже отцово дело продолжать стал: за торг принялся.

Вскоре прослышал  он, что двое его дядьёв нагружают  корабли товарами и хотят за море ехать. «Дай, — думает, — и я поеду! Авось дядья возьмут меня с собою» Пошел к ним проситься.

Дядья обещали. «Приходи, — говорят, — завтра!» — а назавтра чуть свет распустили паруса и уехали одни, без племянника.

Остап запечалился, но мать его была умная женщина  и говорит ему:

— Не кручинься, сыночка! Ступай на рынок, найми себе приказчика — только постарей выбирай; старые люди — бывалые, на все догадливые. Как наймешь приказчика, изготовь корабль и поезжайте вдвоем за море. Бог не без милости!

Остап купеческий сын  послушался, побежал на рынок, а навстречу  ему седой старичок:

— Куда спешишь, добрый молодец?

— Иду, дедушка, на рынок, хочу нанять приказчика.

— Найми меня!

— А что возьмешь?

— Половину барыша.

Купеческий сын  согласился и принял старика в  приказчики.

Изготовили они  корабль, нагрузили товарами и отвалили от берега. Ветер был попутный, корабль  ходкий, и прибыл Остап в чужестранное государство в то самое время, как дядьёвы корабли в пристань входили.

В том государстве  обмерла у царя дочь, а была она  страшной ведьмой. Вынесли ее в церковь  и каждую ночь посылали к ней по одному человеку на съедение. Много  народу погибло, царь-отец с дочкой-ведь-мой  сделать ничего не может: сила ее чар  была больно страшная.

«Что же делать? — думает царь. — Этак, пожалуй, и царство мое не устоит». Думал-думал и выдумал: вместо своих людей посылать к дочери приезжих из иных земель. По его указу какой бы купец ни явился у пристани — должен наперед перебыть ночь в церкви, а потом, коли уцелеет, — может и покупать, и продавать, и назад ехать.

Вот новоприезжие купцы  сошлись на пристани и стали судить да рядить, кому прежде в церковь  идти. Кинули жребий, и доставалось  на первую ночь идти старшему дяде, на вторую ночь — младшему дяде, а на третью ночь — Остапу купеческому  сыну.

Дядья испугались и  давай просить своего племянника:

— Голубчик Остапушка! Переночуй за нас в церкви; что хочешь — то и возьми за послугу, спорить не будем.

— Постойте, я спрошусь у дедушки.

Пошел к старику.

— Так и так, — говорит, — дядья пристают, просят за них потрудиться. Как ты, дедушка, присоветуешь?

— Ну что ж — потрудись; только пусть они за то по три корабля тебе дадут.

Остап купеческий сын  передал эти слова своим дядюшкам, они согласилися:

— Ладно, Остап! Шесть кораблей — твои.

Когда наступил вечер, старичок взял Остапа за руки, привел в  церковь, поставил возле гроба и  начертил круг:

— Стой крепко, из-за черты не выходи, читай Псалтырь и ничего не бойся!

Сказал и ушел, а Остап купеческий сын остался  один в церкви, развернул книгу  и начал псалмы читать. Как только пробило двенадцать часов — подымается крышка с гроба, встает царевна и  подходит прямо к черте. «Я тебя съем!»  — грозит, рвется вперед, кричит на разные голоса, и по-собачьи, и по-кошачьи, а переступить черты не может. Остап читает, на нее не смотрит. Вдруг петухи запели, и царевна  бросилась в гроб как попало, только платье ее через край повисло.

Поутру посылает царь своих прислужников: «Ступайте  в церковь, приберите кости» Прислужники  отперли двери, заглянули в церковь  — а купеческий сын стоит живой  перед фобом да все Псалтырь читает.

На другую ночь было то же самое; а на третий день вечером  взял старик Остапа за руку, привел в  церковь и говорит: «Как только ударит двенадцать часов, ты, не мешкая, полезай  на хоры. Там стоит большой образ  Петра-апостола, стань позади него —  ничего не бойся!»

Купеческий сын  принялся за Псалтырь и читать стал, как и в прежние ночи. Ровно  в двенадцать часов видит —  крышка с фоба подымается. Он тогда  поскорей на хоры и стал позади большого образа Петра-апостола. Царевна выскочила  да за ним. Прибежала на хоры, искала-искала, все углы обошла — не могла найти. Подходит к образу, глянула на лик  святого апостола и задрожала; вдруг  от иконы глас раздался: «Изыди, окаянный!»

В ту же минуту злой дух оставил царевну, пала она  перед иконою на колени и начала со слезами молиться.

Остап купеческий сын  вышел из-за образа, стал с нею  рядом, крестится да поклоны кладет.

Поутру приходят в церковь царские прислужники, смотрят — Остап купеческий сын  и царевна стоят на коленях  и Богу молятся. Побежали они к  царю и доложили о чуде произошедшем.

Царь обрадовался, поехал сам в церковь, привез царевну  во дворец и говорит купеческому  сыну: «Ты мою дочь и все царство  избавил; возьми ее за себя замуж, а  в приданое жалую тебе шесть кораблей с дорогими товарами».

На другой день их перевенчали; весь народ пировал  на свадьбе — и бояре, и купцы, и простые крестьяне.

Через неделю после  того собрался Остап купеческий сын  домой ехать; распростился с царем, взял молодую жену, сел на корабль  и велел выходить в море. Бежит  его корабль по морю, а вслед  за ним двенадцать других плывут; шесть  кораблей, что царь подарил, да шесть  кораблей, что у дядьев выслужил.

На половине пути говорит старичок Остапу купеческому  сыну:

— Когда ж станем барыши делить?

— Хоть сейчас, дедушка! Выбирай себе шесть кораблей, какие полюбятся.

— Это не все; надо и царевну поделить.

— Что ты, дедушка, как ее делить?

— Да вот разрублю надвое: тебе половина да мне половина.

— Бог с тобой! Этак она никому не достанется; лучше бросим жребий.

— Не хочу, — отвечает старик, — сказано — барыши пополам, так тому и быть!

Выхватил меч  и рассек царевну надвое — поползли из нее разные гады и змеи. Старик перебил всех гадов и змей, сложил царевнино тело, сбрызнул раз святою водою — тело срослось, сбрызнул в другой — царевна ожила и  сделалась краше прежнего.

Говорит тогда старик Остапу купеческому сыну:

— Бери себе и царевну, и все двенадцать кораблей, а мне ничего не надо: живи праведно, никого не обижай, нищую братию оделяй да молись святому апостолу Петру. — Сказал и исчез.

Купеческий сын  воротился домой и жил со своею  царевною долго и счастливо, никого не обижал и бедным завсегда помогал».