Колуны и знахари в XVII – XIX вв. в России

Вот один из нескольких примеров, которые есть в книгах и статьях И. Забелина.

В 1635 году одна из золотных мастериц царицы, Антонида Чашникова, выронила нечаянно у мастериц в палате, где они работали, платок, в котором  был заверчен корень «неведомо какой». Этого было достаточно, чтобы возбудить  подозрение. Донесли об этом государю. Государь повелел дьяку царицыной  мастерской палаты Сурьянину Тараканову сыскать об этом накрепко. Дьяк начал  розыск расспросом, «где мастерица  Чашникова тот корень взяла или  кто ей тот корень и для чего дал, и почему она с ним ходит  к государю и государыне в верх, то есть во дворец». На эти вопросы  мастерица Чашникова отвечала, что  «тот корень не лихой, а носит она  его с собою от сердечной болезни, что сердцем больна». Дьяк снова  со всякой пригрозою начал допрос словами: «Если она про тот  корень, какой он нашел, где она  его взяла и для чего дал  и кто ей дал, подлинно не скажет и государю в том вины своей  не принесет, то по царскому повелению  ее будут пытати накрепко». Эти слова  сильно подействовали на бедную женщину, она повинилась и сказала, что  в первом расспросе не объявила про  корень подлинно, блюдясь от государя и от государыни опалы, но теперь все  откроет. «Ходит де в цари-цыну слободу, в Кисловку, к государевым мастерицам жонка, зовут ее Танькою. И она  этой жонке била челом, что до нее  муж лих; и она ей дала тот корень, который она выронила; и велела ей тот корень положить на зеркальное стекло, да в то зеркало смотреться и до нее де будет муж добр. А живет та жонка на Задвижен-ской улице».

Дьяк тотчас велел  сыскать женку Таньку. Когда посланные  за нею дети боярские поставили ее к допросу, она сказала, что зовут  ее Танькою, а мужа ее зовут Гришка-плотник  и что отнюдь в царицыну слободу, в Кисловку, ни к кому не ходит  и золотной мастерицы Антониды Чашниковой не знает и иных никаких мастериц не знает. Поставили ее на очную ставку с Чашниковой и угрожали пытать накрепко и жечь огнем; но она продолжала отпираться. Дело было снова доложено государю, и он повелел окольничему Василию  Стрешневу и дьяку Сурьянину  Тараканову «ехать к пытке и про  то дело сыскивать и мастерицу  и жонку Таньку расспрашивать  накрепко». Под пыткой мастерица  и Танька все-таки не признались и  повторяли свои первые показания; между  прочим, Танька подтвердила, что она  дала мастерице корень, который зовут  «обратим», вследствие просьбы ее, чтобы  она ей сделала, чтобы ее муж любил. О судьбе этих женщин имеется в  сыскном деле следующее: «Сосланы в  Казань за опалу, в ведовском деле, царицын сын боярский Григорий Чашников с женою, и велено ему в Казани делати недели и поденный корм ему  указано давати против иных таких  же опальных людей. Да в том же деле сосланы с Москвы на Чаронду Гриша-плотник  с женою с Танькою, а велено им жить и кормиться на Чаронде, а  к Москве их отпустить не велено, потому что та Гришина жена ведомая  ведунья и с пытки сама на себя в ведовстве говорила».

При царе Михаиле  Федоровиче была отправлена в Псков  грамота с запрещением покупать у литовцев хмель, потому что посланные  за рубеж лазутчики объявили, что  есть в Литве баба-ведунья и  наговаривает она на хмель, вывозимый  в русские города, с целью навести  чрез то на Русь моровое поветрие.

В 1547 году, во время  великого московского пожара, народная молва приписала это бедствие чародейству Глинских, родственников  по матери молодому Ивану IV, и толпа  разорвала Юрия Глинского, родного  дядю Ивана Васильевича.

Чародеев в это  время уже сжигают. Причем часто  сжигали только мужчин-колдунов, а  женщин (ведьм) закапывали живых по грудь в землю, отчего они умирали  на другой или на третий день.

Даже в «артикулах»  воинского устава Петра Великого 1716 года сказано: «Ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заго-воритель, суеверный и  богохульный чародей: оный по состоянию  дела в «жестоком» заключении, в  железах, гонянием шпицрутен наказан  или весьма сожжен имеет быть».

В России также практиковалось «испытание водой», которое заключалось  в следующем. Женщин, подозреваемых  в причинении засухи, заставляли беспрерывно  в течение дня носить воду из реки или пруда через поля и поливать ею кресты или образа (фигуры), выставляемые обыкновенно близ села или на перекрестке. Та женщина, которая проходила это  испытание, бывала признана невиновной.

Также употреблялось, как на Западе, топление женщин в  воде, которое называлось также «испытанием  водой». Женщину раздевали, что само по себе уже невероятно унизительно  и может лишить остатков мужества, связывали «крестообразно», так  что правая рука привязывалась к  большому пальцу левой ноги, а левая  рука — к пальцу правой ноги. Естественно, что любой человек в таком  положении шевелиться не может. Палач  опускал связанную жертву на веревке  три раза в пруд или реку. Если предполагаемая ведьма тонула, ее вытаскивали  и подозрение считалось недоказанным. Если же жертве удавалось тем или  иным способом сохранить в себе жизнь  и не утонуть, то ее виновность считалась  несомненной и ее подвергали допросу  и пытке, чтобы заставить признаться, в чем же именно заключалась ее вина. Это испытание водою мотивировалось или тем, что дьявол придает телу ведьм особенную легкость, не дающую им тонуть, или тем, что вода не принимает  в свое лоно людей, которые заключением  союза с дьяволом стряхнули с  себя святую воду крещения.

Испытание водою  объяснялось также легкостью  тела ведьмы. Вес ведьмы представлял  весьма важное указание виновности. Существовало даже убеждение, что ведьмы имеют  очень легкий вес.

В Малороссии на шею  ведьм привязывали камень и опускали в воду: если она тонула, ее считали  невинной и вытягивали веревками  вверх, а если она держалась на поверхности воды, ее признавали ведьмой  и обрекали на смерть.

В позапрошлом столетии рассмотрением процессов над  ведьмами занимался В. Б. Антонович, который рассмотренные им дела распределил  по следующим группам — по цели, с которой колдовство производилось:

— самые многочисленные данные свидетельствуют о посягательстве посредством чародейства на жизнь, здоровье и рассудок, а также об излечении таинственными средствами различных болезней;

— другая группа фактов относится к применению колдовства с целью снискать или предотвратить любовь;

— далее следуют дела, касающиеся причинения вреда в хозяйстве или ремесле;

— группа фактов, свидетельствующих о прибегании к колдовству при разнообразных предприятиях;

— группа дел, заключающих факты о колдовстве, которым пользуются стороны при судебном процессе.

В 1716 году в магистрате города Выжмы (на Волыни) разбиралось  дело по обвинению мещанки Ломазянки  Супрунюками в том, что она  таинственным образом причиняла  смерть всем лицам, имевшим с нею  тяжбу в суде.

В 1733 году в Овручском  градском суде дворяне Ярмолинские  обвинялись в том, что они похвалялись  публично посредством колдовства умертвить  дворян Верновских и искоренить их род.

В 1739 году в магистрате города Олыки разбиралось дело по обвинению мещанки Райской в  том, что будто она чародейством причинила смерть сыну мещанки Анны Шкопелихи.

В 1701 году каменецкий мещанин, почтарь Судец, обвинил  гречанку Антошеву в том, что она  желала причинить ему болезнь, посыпая  порог его дома каким-то порошком. Магистрат освободил обвиняемую от ответственности, присудив ее лишь к принятию очистительной присяги.

В редких случаях, когда  какое-либо народное бедствие возбуждало народное воображение, были случаи более  жестокой расправы с теми людьми, которых  считали чародеями.

Колдуны и ведьмы и виды их «деятельности»

В русских  народных представлениях о черте  и о ведьмах, в отличие от существовавших в Европе, нет ничего таинственного. Черт представляется существом более  комичным, чем грозным, более добродушным, чем злобным.

Колдуны и  ведьмы, по представлениям русского человека, — обыкновенные люди, живут среди людей, всем в деревне известны, и деревенские жители входят с ними в постоянные сношения и даже обращаются к ним за помощью и советом во всех трудных случаях жизни.

«Классификация» колдунов и ведьм

Существуют  несколько видов колдунов и ведьм:

ведьмы  и колдуны прирожденные, или природные;

ведьмы  и колдуны ученые, или добровольные;

колдуны и ведьмы поневоле.

Первые обладают таинственной силой ведовства от природы; вторые учатся этой силе от первых или непосредственно от черта, отдавая  ему взамен свою душу; а третьи — по незнанию или глупости принимают «ведовское знание», когда колдун или ведьма умирают.

Для невольных  колдуна и ведьмы возможны спасение и покаяние, их отчитывают священники и отмаливают в монастырях. Для  вольных же колдунов и колдуний, по мнению русского народа, нет ни того ни другого.

Самыми злыми  и опасными оказываются «ученые» ведьмы и колдуны. Противостоять  им могут ведьмаки природные, к которым  люди обращаются за помощью, чтобы исправить  зло, нанесенное учеными ведьмами.

Вот один из множества  рассказов, записанных этнографами  в XIX веке, о силе колдуна, могущего помочь человеку.

«Уворовали  у нас деньги, — рассказал крестьянин из Саранского уезда Пензенской губернии, который на всю жизнь запомнил, как ходил с отцом к местному чародею, — пятнадцать целковых у отца из полушубка вынули. Ступай, говорят, в Танеевку к колдуну: он тебе и вора укажет, и наговорит на воду али на церковные свечи, а не то так и корней наговоренных даст. Сам к тебе вор потом придет и добро ваше принесет. Приезжаем. Колдун сидит в избе, а около него баба с парнишкой — значит, лечить привела. Помолились мы Богу, говорим: «Здорово живете!» А он на нас, как пугливая лошадь, покосился и слова не молвил, а только рукой на лавку показал: садитесь, мол! Мы сели. Глянь, промеж ног у него стеклянный горшок стоит с водой. Он глядит в горшок и говорит невесть что. Потом плюнул, сначала вперед, потом назад и опять начал бормотать по-своему. Потом плюнул направо, потом налево, на нас (чуть отцу в харю не попал), и начало его корчить да передергивать. А вода та в горшке так и ходит, так и плещет, а ему харю-то так и косит. Меня дрожь берет. Потом как вскочит, хвать у бабы мальчишку, да и ну его пихать в горшок-то! Потом отдал бабе и в бутылку воды налил: велел двенадцать зорь умывать и пить давать, а потом велел бабе уходить.

— Ну, — говорит нам, — и вы пришли. Знаю, знаю, я вас ждал. Говори, как дело было.

— Я так и ахнул: угадал нечистый! Тятька говорит: так и так, а он опять:

— Знаю, знаю! С вами хлопот много!

Отец его  просит, а он все ломается, потом  говорит:

— Ну ладно, разыщем, только не скупись.

Отец вынул  из кармана полуштоф и поставил на стол. Колдун взял, глотнул прямо  из горла раза три, а отцу и говорит:

— Тебе нельзя! — и унес вино в чулан. Выходит из чулана, сел за стол и отца посадил.

Начал в карты  гадать. Долго гадал и все мурлыкал, потом сдвинул карты вместе и  говорит:

— Взял твои деньги парень белый (а кто в наших деревнях и по волосам, и по лицу не белый?).

Потом встал  из-за стола и пошел в чулан. Выносит оттуда котел. Поставил его  посередь избы, налил воды, вымыл  руки и опять ушел в чулан. Несет  оттуда две церковные (восковые) свечи; взял отца за рукав и пошел на двор. Я за ними. Привел под сарай, поставил позади себя, перегнулся вперед и свечи как-то перекрутил, перевернул. Одну дал отцу, одну у себя оставил  и стал чего-то бормотать. Потом взял у отца свечу, сложил обе вместе, взял за концы руками, посреди уцепил зубами и как перекосится —  я чуть не убежал! Гляжу на тятьку — на нем лица нет. А колдун тем  временем ну шипеть, ну реветь, зубами, как волк, скрежещет. А рыло-то страшное. Глаза кровью налились, и ну кричать: «Согни его судорогой, вверх тормашками, вверх ногами! Переверни его на запад, на восток, расшиби его на семьсот семьдесят семь кусочков! Вытяни у него жилу живота, растяни  его на тридцать три сажени!» И  еще чего-то много говорил. Затем  пошли в избу, а он свечи те в зубах несет. Остановил отца у порога, а сам-то головой в  печь — только ноги одни остались, и  ну мычать там, как корова ревет. Потом  вылез, дал отцу свечи и говорит:

— Как подъедешь к дому, подойди к воротному столбу, зажги свечу и попали столб, а потом принеси в избу и прилепи к косяку: пускай до половины сгорит. И как догорит, то смотри, не потуши просто, а то худо будет, а возьми большим и четвертым (безымянным) пальцем и потуши: другими пальцами не бери, а то сожжешь совсем, и пальцы отпадут.

И так он велел  сжечь свечи в три раза. Приехали мы с отцом домой и сделали, как велел колдун. А дён через  пять приходит к нам Митька —  грох отцу в ноги: так и так, моя  вина! И денег пять целковых отдал, а за десять шубу оставил, говорит: «Сил моих нету, тоска одолела. Я знаю — это всё танеевский колдун наделал»».

Колдун мог  также определить вора, и погадав  на… угре. Клал угря на горячие уголья и по прыжкам и движениям угадывал, где скрыта пропажа. Русские крестьяне  считали угря «непозволенным яством». Одна только крайность заставляла мужика покуситься на эту рыбу, но и то с  условием: обойди наперед семь городов, и если не сыщешь никакой еды, тогда  можно есть угря, не касаясь головы и хвоста. Русский народ считал угря водяным змеем, хитрым и злобным, за грехи лишенным способности жалить людей и зверей.