Иван IV Грозный и его окружение

     Из-за рубежа Курбский послал в Юрьев верного  холопа Ваську Шибанова с наказом  вынуть из-под печи в воеводской избе его писания и передать их царю или печорским старцам, После  многих лет унижений и молчания Курбский жаждал бросить в лицо бывшему другу обличение, а заодно и оправдать перед всеми свою измену. Кроме того, Шибанов должен был спросить заем у властей Печорского монастыря.

     Тайный  гонец Курбского не успел осуществить  своей миссии. Его поймали и  в оковах увезли в Москву. Предание о подвиге Шибанова, вручившего царю досадительное письмо на Красном крыльце в Кремле, легендарно.

Достоверно лишь то, что пойманный холоп даже под  пыткой не захотел отречься от господина  и громко восхвалял его, стоя на эшафоте.

     Из  Вольмара Курбский обратился с короткими посланиями к царю и печорским старцам. Оба послания заканчивались совершенно одинаковыми фразами. Беглец грозил старцам и бывшему другу божьим судом и устрашал тем, что возьмет писания против них с собою в гроб.

     Спасения в Литве искал не один Курбский. Туда же бежал его единомышленник стрелецкий голова Тимоха Тетерин, улизнувший из монастыря, и другие лица.

     Известную откровенность в выражениях своих  тревог и сомнений царь Иван допускал не часто и главным образом  в исторических повествованиях о прошлом. Когда же дело касалось настоящего, он не желал дать противникам повод для торжества. Так Грозный не хотел показать, что его раздор с боярами углубляется. Нетрудно догадаться, в кого были направлены царские стрелы. Курбского и его друзей царь считал приверженцами Старицких и участниками их заговоров. Теперь он недвусмысленно грозил им всем расправой.

     Будучи  в Литве, Курбский упрекнул царя за разврат с Федором Басмановым. При дворе семья Басмановых на себя всеобщую ненависть и презрение. Кое-кто открыто выражал свое отношение к ним. Однажды знатный воевода князь Федор Овчинин поссорился с Федором Басмановым и выбранил его за нечестивые деяния с царем. Басманов отправился к царю и, плача, рассказал ему об оскорблении. Разгневанный такой дерзостью Грозный пригласил Овчинина во дворец и после пира велел спуститься в винный погреб, чтобы закончить там праздник. Подвыпивший князь не расслышал угрозы в словах государя и отправился в погреб, где был задушен псарями.

     В действительности гобель Овчинина являлась не более чем поводом для выступления влиятельных сил, добивавшихся изменения правительственного курса и прекращения террора.

     Внешне  верноподданнические обращения  подданных к царю разительно отличались от гневных реплик эмигранта Курбского. Но суть их была одна и та же. Духовенство и Боярская дума с твердостью потребовали от царя прекращения неоправданных репрессий. Судя по письмам Курбского, требование о прекращении казней было одновременно об удалении из правительства главного вдохновителя террора Алексея Басманова. Его причастность к убийству Овчинина давала повод для того, чтобы настаивать на отставке ненавистного временщика.

     Знать открыто осуждала жестокость царя. Когда он велел казнить слугу  Курбского Василия Шибанова и  выставить его труп для устрашения, боярин Владимир Морозов тотчас же приказал своим людям подобрать свое тело и похоронить его. Грозный не простил Морозову его поступка. Боярина обвинили в том, что он поддерживает тайные связи с Курбским, и заточили в тюрьму.

     Лишившись поддержки значительной части правящего боярства и церковного руководства, царь не мог управлять страной обычными методами. Но он никогда не сумел бы расправиться с могущественной аристократической оппозицией без содействия дворянства. Таким образом, опричная реформа способствовала, в конечном счете, сужению социальной базы правительства, что в дальнейшем привело к террору как единственному способу разрешения возникшего противоречия.

2.4.Филипп 

1507-1569 

     Федор Степанович Колычев родился 5 июня 1507г. в г. Москве в семье знатных бояр. Его дед был воеводой в Новгороде и послом в Крыму. Отец заседал в Боярской, думе и был воспитателем брата Ивана IV Юрия, дядя стал ближайшим советником и управляющим Андрея Старицкого, брата великого князя Василия 1 ц Ивановича.

Федор провел все  детство при дворе, сумел получить хорошее образование. Его судьба круто изменилась в мае 1537 г. после  неудачного восстания Старицкого против великого князя и его матери Елены  Глинской. Многие его родственники попали в опалу. Хотя отец Федора после восстания не пострадал, его сын покидает Москву и направляется на север в Соловецкий монастырь. Он скрыл от игумена Алексия свое знатное происхождение. В 1539 г. Федор принимает постриг под именем Филиппа. Духовным наставником его стал иеромонах Иона. Филипп проводит несколько лет в лесной пустыни, а затем с согласия монахов игумен назначает его своим преемником.

     Филипп  направляется в Новгород к архиепископу Феодосию, который возвел его в  сан игумена. Он много сделал для  украшения возглавляемой им монастырской обители, проявив недюжинные администраторские способности. Филипп совершает поездки в Москву и Новгород, участвует в Стоглавом соборе 1550—1551 гг.

     После смерти в 1563 г. митрополита Макария  митрополичью кафедру занял царский  духовник Афанасий. Но он добровольно сложил с себя сан 16 мая 1566 г., по-видимому, не одобряя опричных нововведений. Сменивший его Герман был вскоре изгнан за то, что посмел поучать царя. И когда Иван IV и освященный собор призвали Филиппа занять митрополичью кафедру, тот не побоялся поста вить государю условием отмену опричнины. Царь согласился только выслушивать советы митрополита, но не стал из-за него менять направление всей внутренней политики. Филипп смирился и был посвящен 25 июля 1566 г. собором епископов. 20

Федор Колычев  родился с энергическими задатками, требующими развития, с нравственными  силами, домогающимися деятельности и простора. Он с малых лет любил  уединение, не находил друзей в кругу  своих сверстников, не принимал участия  в разных забавах и искал в беседе со взрослыми ответа на неясные мысли, бродившие в его голове. Его пленяло все, что выходило из ряда повседневной жизни, что стояло выше общего уровня. Душа его чуждалась окружающего будничного мира и откликалась на все героические доблести; а они выражались для него лишь в подвигах отшельников и мучеников. И он с умилением читал и перечитывал их жития в немногих книгах, находящихся в родительском доме.

     Поскольку Федор не успел еще послужить  царю небесному, указание на соблазн (опасность  возненавидеть земного царя) косвенно указывало на размолвку дворянина с властью. Обстоятельства отъезда Федора из Москвы подтверждают такое предположение. По преданию, дворянин бежал из дома в спешке, не успев предупредить родителей. Он не захватил никакого имущества, за исключением того, что на нем было,— «нужных покрывал». Хватившись, родители долго разыскивали сына, как в столице, так и по «окрестным» городам, но так и не смогли ничего узнать о нем. Утверждение, будто Колычев уже в момент бегства из Москвы решил постричься в Соловецком монастыре, вызывает большие сомнения. Помещик избрал не прямую дорогу на Белое море, а сначала отправился в свое поместье в Новгород, а уже оттуда бежал в глухие заонежские погосты. Там он нашел прибежище в деревне «именуемо Кижи» на Онежском озере. Отрок, нанялся к тамошнему крестьянину по прозвищу Суббота пасти стадо. Автор «Жития» упустил из вида, что Федор был не отроком, а 30-летним дворянином, имевшим за плечами многие годы царской службы. Очевидно, лишь бедственные обстоятельства принудили беглеца наняться к крестьянину. Деревенский пастух принадлежал к низшим группам сельского населения. Но в пастухах Колычеву легче было укрыться от глаз царских дозорщиков и посыльных. Проведя «не мало дней» в Кижах, Федор затем перебрался в Соловецкий монастырь. Игумен принял его в обитель. Существенная деталь: новый послушник не открыл соловецкому игумену и братии своего родового имени и чина. Сделал ли он это смирения ради или по соображениям безопасности? Конечно, у Колычева была возможность уйти в монастырь с ведома властей, сдав поместье. Но он избрал другой путь. В новгородских документах того времени можно найти много указаний на то, что помещиков сажали в тюрьму и подвергали наказаниям за уклонение от службы. Опасность преследований грозила и Федору Колычеву.

     В течение полутора лет Федор исполнял в монастыре всякого рода черную работу в качестве сотрудника: рубил  дрова, вскапывал огороды, расчищал поля от камней на плече своем носящий». В новой для него среде жизнь  была совсем иной, чем та, к которой он привык. Воинские доблести не могли выручить, Федора начисто лишенного навыков физического труда. Он подвергался насмешкам, а иногда его учили кулаками.

     Примерно 32 лет от роду Федор принял образ  пострижения и был наречен  Филиппом. Игумен определил молодого постриженика под начало иеромонаха Ионы Шамина. Пострижение не избавило Филиппа от труда. Инок продолжал трудиться на Соловецкий поварне, откуда был переведен в пекарню. Иеромонах ознакомил ученика с монастырским уставом и с основами литургической науки, после чего Филиппа произвели в чин эккелиенарха — наблюдающего за чином богослужения. По совету наставников Филипп в целях духовного самоусовершенствования на время покинул монастырскую общину и удалился в лесную пустынь, каких было немало в окрестностях северных монастырей. В пустыни Федор «с молчанием в послушании на братию труд полагает». В полном соответствии с житийной традицией биографы отметили, что в пустыни отшельник провел «немалые лета», без дальнейших хронологических уточнений.

     В Москве тем временем произошли большие  перемены. Иван IV принял царский   титул   и   венчался   шапкой   Мономаха.   Колычевы   заслужили прощение, и сначала один дядя Филиппа * И. И. Рудак, а затем другой — И. И. Умной вошли в Боярскую думу в чине окольничих.

     Игуменство  Филиппа оставило глубокий след в  истории монастырского хозяйства. Строгий аскет и подвижник  явился образцовым хозяином, выказал  большой практический ум, хозяйственную  энергию и предприимчивость. На островах и в поморских вотчинах явились новые хозяйственные и промышленные сооружения, введены были разные технические усовершенствования в производстве промыслов. Так Филипп устроил сеть каналов между многочисленными озерами на Соловецком острове, поставил на них мельницы, соорудил ряд новых хозяйственных построек, увеличил живой хозяйственный инвентарь, число коней, разного рогатого скота, оленей; на поморских землях увеличилось число соляных варниц и впервые был заведен железный промысел; наконец, лично Филиппу приписываются разные технические изобретения и усовершенствования в промышленных орудиях и приспособлениях. В 1548, 1561, 1565 гг. Филипп составил уставные грамоты, в которых определялись подробности управления крестьянским населением монастырских вотчин, порядок распределения и взимания разных государственных податей и пошлин.

     25 июля 1566 г. Филипп был возведен  на митрополичий престол к  досаде развратных Иоановых любимцев. Несколько времени после того  царь действительно воздерживался,  затихли жалобы на опричников, чудовище задремало, но эта тишина продолжалась недолго. Через несколько месяцев Иоанн опять принялся за прежнее: опять начались пытки, казни, ссылки и насилия. Бояре со слезами умоляли Филиппа заступиться за них перед царем. Филипп обещал им не щадить своей жизни для спасения жертв Иоановой жестокости и явился к царю ходатаем за остальных. Он старался укротить его свирепость своими наставлениями, доказывая ему, что заговоры и измена существуют только в его воображении, но Иоанн не замедлил увидеть в  самом митрополите орудие ненавистных бояр, уверил себя, что они внушили Филиппу мысль требовать уничтожения опричнины и восстановили его против царских любимцев. Грозный не решился арестовать Федорова и казнить за государственную измену. Дело ограничилось тем, что конюшего сослали в Коломну и заставили заплатить громадный штраф. В этот самый момент митрополит Филипп открыто выступил с обличением опричного произвола.

     Союз  с руководством церкви помог зарождению самодержавной идеологии и самодержавных  порядков в России, но события получили неожиданный поворот с того момента, как Иван Грозный ввел опричнину, чтобы утвердить свою неограниченную власть. Началось сползание государства к террору. В таких условиях митрополит Филипп проявил величайшее мужество, пытаясь остановить кровавый кошмар.

     По  свидетельству опричных авторов, Колычев  на первых порах пытался избегать публичных выступлений предпочитал  проводить душеспасительные беседы наедине с царём, убеждал его  прекратить кровопролитие, « претил страшным судом ». Не достигнув цели, митрополит пытался воздействовать на царя, опираясь на авторитет священного собора. По словам составителей « Жития », Филиппу удалось убедить епископов выступить против опричнины всем собором. При посвящении в сан Филипп клятвенно обязался не вмешиваться в опричные дела. Выступив против царя, он нарушил клятву. Чтобы избежать упоминания об этом факте в биографии мученика, некоторые авторы стали утверждать, стали утверждать, будто он стал митрополитом до учреждения опричнины.(13)

     В день Святого Апостолов Прохора  и Никанора, 28 июля, Филипп служил в Новодевичьем монастыре и ходил по стене с крестами; тут был и царь с опричниками, один из которых шёл за ним в тафье. Митрополит, увидев такое бесчиние, остановился и сказал об этом государю, но опричник уже спрятал свою тафью. Царя уверили, что Филипп всё это придумал, желая возбудить народ против любимцев государя. Иоанн забыл всю пристойность; торжественно ругал митрополита, называл его лжецом, мятежником, злодеем, клялся, что уличит его во всём, - и приступил к делу по совету с коварным духовником своим, Благовещенским Протоиереем Евстафием, тайным Филипповым ненавистником. Царь хотел омрачить добродетель в самом её светлом источнике; где митрополит прославился ею, там открыть его мнимое лицемерие и нечистоту душевную; такая мысль казалась Иоанну искусной хитростью. Изобрели доносы, улики, представили Иоанну и велели митрополиту явиться на суд. Царь, святители, бояре сидели в молчании. Игумен Паисий стоял и клеветал на святого мужа с неслыханной дерзостью. Вместо бесполезных оправданий митрополит сказал: « Государь, великий князь! Ты думаешь, что я боюсь тебя или смерти; нет! Достигнув глубокой старости беспорочно, не зная в пустынной жизни ни мятежных страстей, ни козней мирских, желаю предать дух свой Всевышнему, моему и твоему Господу. Лучше умереть невинным мучеником, чем в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония сего несчастного времени. Твори, что тебе угодно ». Он хотел удалиться, но царь остановил его, сказав, что ему нужно ждать суда, а не быть своим судьёю. Когда же Филипп стоял в полном облачении перед алтарём в храме Успения, туда явился боярин Алексей Басманов и группа вооружённых опричников, держа в руке свиток. Боярин велел читать бумагу - Филипп Собором Духовенства был лишён сана пастырского. Воины вступили в алтарь, сорвали с митрополита одежду святителя, одели его в бедную ризу, выгнали из церкви мётлами и повезли на дровнях в Обитель Богоявления. Народ бежал за митрополитом, проливая слёзы. А на следующий день его привели в судную палату, где был сам Иоанн, для прослушивания приговора; Филиппу, будто уличённому в тяжких винах и волшебстве, надлежало закончить дни в заключении. Тут он простился с миром, великодушно, умилительно; не укорял судей, но в последний раз молил царя сжалится над Россией, не терзать подданных, вспомнить, как царствовали его предки, как он сам царствовал в юности, к благу людей и собственному. Государь, не ответив на эти слова, движением руки передал Филиппа воинам. Дней восемь он сидел в темнице, в узах, а затем был перевезён в обитель Св. Николая Старого на берегу Москвы-реки, терпел голод и питался молитвою. Между тем Иоанн истреблял знатный род Колычевых: прислал к Филиппу отсечённую голову его племянника Ивана Борисовича. Заключённый встал, взял голову, благословил и возвратил принесшему. Опасаясь любви граждан к сверженному митрополиту - слыша, что они с утра до вечера толпятся вокруг Обители Николаевской, смотрят на келью и рассказывают друг другу о чудесах его святости, - царь велел отвезти страдальца в Тверской монастырь, называемый Отрочим и немедленно избрал нового митрополита.