Иван IV Грозный и его окружение

     Во  взгляде на царскую власть и ее миссию автор послания царю стоит  на позициях теорий русских книжников  о самодержавном характере и божественной природе власти русских государей. Иван IV - это «царь великий и самодержец христианской области, скипетры царствия великого державу по закону прием крестной силой царя царем и господа господом»; «глава всем людям своим и государь своему царствию, и наставник крепок людям своим, и учитель, и ходатай к Богу и предстателъ». Царю предстоит великая будущность. Автор послания рисует это будущее, обращаясь к Ивану IV.

     Трактовка вопроса о «советниках» в послании царю представляет исключительный интерес, ибо, как мы видели выше проблема «советников» в это время являлась одной из самых острых политических проблем, непосредственно связанной с проблемой власти и с борьбой за власть - борьбой, приобретшей особую силу после ликвидации боярского правления.

     В послании царю, вопрос о советниках рассматривается дважды. Сначала  автор послания касается этого вопроса, рисуя перспективу всяческих  бедствий, которые угрожают Русскому государству в случае дальнейшего  распространения «содомского прелюбодеяния».

     Под «любовниками», которых автор послания требует «отлучить» от царя, он подразумевает  тех же самых «ближних людей», которых  ранее называл «неразумными советниками».

     Кто же, однако, подразумевался под этими  «советниками», против которых фактически было направлено послание царю? Если исходить из предложенной датировки времени написания послания царю 1550 г., т.е. временем, непосредственно предшествующим созыву Стоглавого собора, то в этом случае в неразумных советниках следовало бы видеть новых руководителей правительства Ивана IV. Но такая интерпретация темы о «советниках» исключается как потому, что новые советники царя не могли нести ответственности за события 1547 г., так и по общей политической направленности послания, идеологической основой которого являлась защита самодержавной власти царя, т.е. обоснование той самой политики, которая нашла свое выражение в реформах, проводившихся после ликвидации боярского правления новым правительством.

     Рассмотрение  темы о «советниках» в послании царю дает возможность подойти и к вопросу об авторе послания. Из двух возможных решений этого вопроса: признания автором послания царю Сильвестра или Макария, представляется наиболее вероятным второе, т.е. отнесение авторства послания царю к Макарию.

     Против  авторства Сильвестра, прежде всего, говорит то, что мало вероятным является, чтобы Сильвестр, претендовавший (вместе с Алексеем Адашевым) на роль ближайшего советника царя, мог главный огонь в послании царю направить именно против «советников» из числа «ближних людей», причем даже без противопоставления, скажем, неразумным советникам советников «мудрых», «добрых» и т.п. Второе соображение, говорящее против того, что автором послания царю был Сильвестр, является тон послания, резко контрастирующий своей авторитарностью и независимостью в обращении к царю тем риторическим формам, которые употребляет Сильвестр, например, в послании кн. Горбатому-Шуйскому («Благовещенский поп, последняя нищета, грешный, неключимый, непотребный раб Сильвестришко» и т.д.).

     Итак, Сильвестр не был автором послания царю, находящегося в Сильвестровском сборнике. Такой итог рассмотрения вопроса об авторе послания царю заставляет отказаться от точки зрения о Сильвестре как идейном вдохновителе Стоглавого собора. Тем не менее, Сильвестр, несомненно, играл на Стоглавом соборе заметную роль. Свидетельством этого является участие Сильвестра в делегации, возившей по поручению Стоглавого собора в Троице-Сергиев монастырь к бывшему митрополиту Иоасафу (и другим представителям церковных властей) проект постановлений собора (т.е. будущий Стоглав) и привезшей «ответ» Иоасафа, содержащий его мнение по вопросам, рассматривавшимся на Стоглавом соборе.

     Анализ  данных о Сильвестре, содержащихся в различных источниках, создает  известные предпосылки для рассмотрения и тех характеристик Сильвестра, которые находятся в публицистических произведениях XVI в. и где деятельность Сильвестра изображается с явно выраженных тенденциозных позиций.

     Среди этих характеристик наиболее всеобъемлющей  является характеристика, содержащаяся в рассказе Царственной книги о боярском «мятеже» в марте 1553 г.

     Рассказ Царственной книги имеет следующий  вид: «В те же времена быть у Благовещения у церкви, еже на сенях у царского двора, некий священник, зовом Силивестр, родом новгородец. Быть же сей священник Силивестр у государя в великом жаловании и в совете в духовном и в думном, и быть яко всемогущий, вся его послушаху и никто не смеяше ни в чем не противится ему ради царского жалования: указываше и митрополиту, и владыкам, и архимандритом, и игуменом, и чернецом, и попом, и бояром, и дьяком, и приказным людом, и воеводам, и детям боярским, и всяким людом; и спроста реши, всякие дела и власти святителския и царския правяше, и никтоже смеяши ничтоже сотворити не по его велению, и всеми владеше обема властями, и святителскими

     В 1560 г. обострение внутреннего и внешнеполитического  положения страны, разногласия внутри самой Избранной рады, интриги  против нее влиятельных сил (например, Захарьиных, родственников царицы), крайняя подозрительность и тираническая натура царя, стремившегося к полной самостоятельности и самовластию, способствовали падению влияния Сильвестра на монарха. Это привело к его уходу в Кирилло-Белозерский монастырь. Затем Сильвестр был сослан Иваном IV в Соловки, где и скончался.

2.3.Курбский Андрей  Михайлович 

1528-1583 

     Прославленный военачальник, политический деятель, страстный  публицист, человек суровый и  властный, князь Андрей Курбский в  конце 40-х - первой половине 60-х гг. XVI в. Верой и правдой служил Ивану IV и даже прослыл его личным другом. Именно в эту пору, «Андрей Курбский бился

ли... под Тулой, под Казанью, в степях ли Башкирских или на полях Ливонии, везде победа украшала его чело своими лаврами. Только за подвиги под Казанью (еще до завершения похода) 24-летний Курбский был наделен землями в Подмосковье и удостоен звания боярина.

     В дальнейшем А. Курбский заседал в  Боярской думе, в 1552 г. возглавил поход  на Витебск, в 1563 г. отличился в битве  за Полоцк, где командовал авангардом армии - сторожевым полком ~ и руководил осадными работами; был также наместником Ливонии с резиденции города Юрьев (Дерпт). Вскоре, однако, после падения Адашева и Сильвестра времена изменились. Предупрежденный о неминуемой опале, 30 апреля 1564 г. А. Курбский бежит в Ливонию, в город Вольмар (Вольмиера).

     Начинается  новый период в его деятельности. Перейдя на службу к польскому  королю, он получает земельные владения в районе Ковеля, но вскоре проявляет  свой крутой нрав - часто ссорится с  соседями, захватывает чужие имения, посланцев короля бранит «непотребными московскими словами ».

     В историю русской литературы и  русской общественной мысли вошла  знаменитая переписка беглого князя  со своим бывшим сувереном. Первое свое послание Курбский отправляет Ивану  IV в 1564 г., а заканчивается их обмен посланиями в сентябре 1579 г. Главное, чем возмущается князь,- это неслыханным до того на Руси гонениям против своих же воевод, бывших всегда верными царю и победивших для него прегордые царства. Отметая эти претензии, царь отстаивает свое самодержавное, неограниченное право по своему разумению казнить или миловать любого подданного, кем бы он ни был.

     Основные  мысли, высказанные А. Курбским в  переписке с Иваном IV, нашли затем продолжение и развитие в его памфлете « История о великом князе Московском ». В девяти небольших главах этого трактата приведены факты, изобличающие деспотизм и тиранство царя; сообщаются дополнительные сведения о политических событиях начала царствования Ивана IV, обстоятельствах взятия Казани, о деятельности Избранной рады, ходе Ливонской войны и др.

Измена Андрея Курбского 

     В Боярской думе заседали не одни только царские недоброжелатели. Многие бояре пользовались доверием царя, а некоторые, например Курбский, были его личными друзьями. События, последовавшие за полоцким походом, омрачили дружбу Ивана с князем Андреем Курбским. Царя, по его словам, уязвило «согласие» князя с изменниками, и он подверг воеводу «малому наказанию», отправив его в крепость Юрьев в качестве наместника Ливонии.

     Только  что закончился полоцкий поход, в  котором Курбский выполнял почетное поручение - он командовал сторожевыми полками. (Обычно на этот пост назначали лучших боевых командиров.) Курбский находился на самых опасных участках: он руководил осадными работами у стен неприятельского острога. После завоевания Полоцка победоносная рать вернулись в столицу, где их ждал триумф. Высшие офицеры могли на награды и на отдых, но Курбский был лишен всего этого. Царь приказал ему ехать в Юрьев и дал на сборы менее месяца. Всем памятно было, что Юрьев послужил местом ссылки «правителя» Алексея Адашева. Прошло менее трех лет с того дня, как Адашев после успешного похода в Ливонию отбыл к месту службы в Юрьев, заключен был в Юрьевскую тюрьму и там умер в опале.

     Курбский  пробыл в Юрьеве год, после чего бежал  в Литву. Царские послы впоследствии заявили в Литве, что Курбский предал царя задолго до побега, в то самое время, когда он «подыскивал под государем и нашим государства, а хотел видеть на государстве князя Владимира Андреевича, а за ним была его сестра».

     Под покровом ночи он спустился по веревке с высокой крепостной стены и с несколькими верными слугами ускакал в Вольмар. В Юрьеве у него осталась жена. В спешке беглец бросил почти все свое имущество: доспехи и книги, которыми он очень дорожил. Причиной спешки было то, что московские друзья тайно предупредили князя о грозящей ему царской опале. Курбский пробыл в Юрьеве год, после чего бежал в Литву. Под покровом ночи он спустился на веревке с высокой крепостной стены и с несколькими слугами ускакал в Вольмар. В Юрьеве осталась семья Курбского. В спешке беглец бросил почти все свое имущество: воинские доспехи и книги, которыми он очень дорожил. Причиной спешки было то, что московские друзья тайно предупредили боярина о грозящей ему царской опале. Сам Грозный подтвердил основательность опасений Курбского. Его послы сообщили литовскому двору, что царь проведал об « изменных делах » Курбского и хотел бы его наказать, но тот убежал за рубеж. Позже в беседе с польским послом Грозный признался, что намерен, был убавить Курбскому почестей и отобрать « места » (земельные владения), но при этом клялся царским словом, что вовсе не думал предать его смерти. В письме Курбскому, написанном сразу после побега князя, Иван IV не был столь откровенен. В самых резких выражениях он упрекал беглого боярина за то, что тот поверил наветам лжедрузей и « утек » за рубеж « единого ради (царского) малого слова гневна ». Царь Иван IV кривил душой, но и сам он не знал всей правды о бегстве бывшего друга. Обстоятельство отъезда Курбского не выяснены полностью по сей день.

     История измены Курбского, быть может, дает ключ к объяснению его финансовых дел, Будучи в Юрьеве, боярин обращался  за займами в Печорский монастырь, а через год вернулся с мешком золота. В его кошельке нашли огромную сумму денег по тем временам в иностранной монете - 30 дукатов, 300 золотых, 500 серебряных талеров и всего 44 рубля. Курбский жаловался на то, что после побега его имения конфисковала казна. Значит,

деньги получены не от продажи земель. Курбский не увозил из Юрьева воеводскую казну. Об этом факте непременно упомянул бы Грозный. Остается предположить, что предательство Курбского было щедро оплачено королевским золотом.

     Можно заметить попутно, что золотые монеты не обращались в России, а дукаты заменяли ордена: получив за службу «угорский» дукат, служивый человек носил его на шапке или на рукаве.

     Курбский  явился за рубеж богатым человеком. Но из-за рубежа он тотчас же обратился  к печорским монахам со слезной  просьбой о вспомоществовании. Объяснить  это помогают подлинные акты Литовской метрики, сохранившие решение литовского суда по делу о выезде и ограблении Курбского. Судное дело воскрешает историю бегства царского наместника в мельчайших деталях. Покинув Юрьев ночью, боярин добрался до пограничного ливонского замка Гельмета, чтобы взять проводника до Вольмара, где его ожидали королевские чиновники. Но гельметские немцы схватили перебежчика и отобрали у него все золото. Из Гельмета Курбского повезли как пленника в замок Армус. Тамошние дворяне довершили дело: они содрали с воеводы лисью шапку и отобрали лошадей.

     Когда ограбленный до нитки боярин вернулся в Вольмар, он получил возможность  поразмыслить над превратностями судьбы. На другой день после гельметского грабежа Курбский обратился к  царю с упреком: « всего лишен  был и от земли божьей тобою отогнан был ». Слова беглеца нельзя принимать за чистую монету. Наместник Ливонии давно вступил в изменческие переговоры с литовцами, и его гнал из отечества страх разоблачения. На родине Курбский до последнего не последнего дня не подвергался прямым преследованиям. Когда же боярин оказался на чужбине, ему не помогли ни охранная королевская грамота, ни присяга литовских сенаторов. Он не только не получил обещанных выгод, но подвергся насилию и был обобран до нитки. Он разом лишился высокого положения власти и золота. Катастрофа исторгла у Курбского невольные слова сожаления о « земле божьей » - покинутом отечестве.

     В Литве беглый боярин первым делом заявил, что считает своим долгом довести до сведения короля о «происках Москвы», которые следует незамедлительно пресечь. Курбский выдал литовцам всех литовских сторонников Москвы, с которыми он сам вел переговоры, и назвал имена литовских разведчиков при королевском дворе.