Образ Петербурга в русской литературе

   Картину тесноты, нравственной подавленности  людей, ютящихся «на аршине пространства», дополняет чувство духовного одиночества человека в огромном городе. В этом плане Петербург Ф.М. Достоевского интересно сравнить с Петербургом Л.Н.Толстого. У него Петербург – «тюрьма для души, где положительный герой в полной мере ощущает свое одиночество. Вспомним, как неуютно князю Андрею в Петербурге светских салонов и гостиных. Он чувствует свою ненужность, ведь не зря говорит он Пьеру при встрече с ним: « Эта жизнь, которую я здесь веду, эта жизнь не для меня.»

   Петербург для Л.Н. Толстого – это источник искушения и всяческих бед. Жизнь светского Петербурга пагубным образом влияет на Пьера после того. Как он стал наследником графа Безухова. Он пускается во все тяжкие преступления: пьет, устраивает несуразные кутежи и хулиганства, наподобие случая с медведем, ведет праздный, бессмысленный образ жизни.

   Подобно напряженной искусственности этого  города, искусственность и фальшь царят в душах представителей петербургского высшего света. Интриги, придворные сплетни, карьера, богатство – вот их интересы. Вот все, чем они живут. Все здесь насквозь пропитано ложью: и дежурные улыбки Анны Павловны Шерер, и лакированные от чужих нескромных взглядов плечи Элен, и чопорность Бергов, и холодная любезность таких, как Друбецкой. В этом обществе нет ничего правдивого, естественного, простого (того, что  так ценит в человеке Л.Н. Толстой). Их речь, жесты, интонация и поступки определяются «условными правилами светского поведения». Город, в котором они живут, сыграл с ними мрачную шутку, наложив на них свой отпечаток на их души: он сотворил их по своему образу и подобию.

   Несмотря  на то, что оба великих писателя по-разному изобразили Петербург  в своем творчестве, отношение  их к городу одинаковое: они не любят  и не принимают его. Образ Петербурга в их романах символичен. Он является, с одной стороны, социальным фоном, с другой, является сам действующим лицом, губящим человеческую сущность.

   Одиночество Ф.М. Достоевского присуще и А.А. Блоку. Впервые это почувствовали М. Горький, которому до этого были чужды слова и настроения поэта. М. Горький приводит рассказ «барышни с Невского» о том, как в один осенний, слякотный петербургский день ее пригласил на улице «человек с красивым, очень гордым лицом». Усталая, она уснула у него на коленях, а он положил на стол двадцать пять рублей и тихо вышел, «а потом коридорный сказал, что это поэт А.А. Блок, и показал портрет в

 
 

журнале.»¹

   Беглый  рассказ уличной женщины заставил М. Горького сердцем почувствовать  поэта «очень понятным и близким». А.А. Блок тоже считал себя гуманистом, гуманистом «по крови, по рождению», поэтому он и чувствует себя «гражданином своей родины»².

   18 октября  1905 года в ответ на опубликование  царем манифеста о «даровании»  конституции, А.А. Блок написал  стихотворения «Вися над городом всемирным…» и «Еще прекрасно серое небо…», а В.Я. Брюсов – стихотворение «Довольным». Оба поэта поняли обманный характер царского манифеста.

   Первое  стихотворение А.А. Блок закончил, адресуя  к Медному всаднику:

И если лик свободы явлен,

То прежде явлен лик змеи,

И ни один сустав не сдавлен

Свернувших  колец чешуи,

А второе начал строфой:

Еще прекрасно  серое небо,

Еще безнадежна серая даль.

Еще несчастных, просящих хлеба,

Никому  не жаль, никому не жаль!

   Для А.А. Блока обман оборачивался закреплением нищеты народа. Этот мотив народного горя звучал и в стихотворении «Поднимались из тьмы погребов…» И там люди подвалов «волочили кирки и лопаты», улицы Петербурга становились серыми от нищих толп.

   Стихотворения «Митинг», «Барка жизни встала…», «Поднимались из тьмы погребов…», ставшие непосредственным откликом на революционные события 1905 года, вошли в цикл «Город», в котором так и мелькает угловатый профиль Николая Васильевича Гоголя. В фантастическом городе Н.В. Гоголя бродила тень несчастного чиновника, лишившегося новенькой шинели, нос майора Ковалева щеголял в шляпе с плюмажем и являл вид знатного человека. Гоголевское описание «Невского проспекта» А.А. Блок «трансформировал» в стихотворение «Обман». Здесь также все предметы оказываются ложью:

Девушку манит  и пугает отраженье.

Издали  мигнул одинокий фонарь.

Красное солнце село за строенье.

Хохот. Всплеск. Брызги. Фабричная гарь.

Такая же неприютная фантастика лихорадит  стихотворение «Город в красные  пределы…». Оно заканчивается строфами:

Красный дворник плещет ведра

С пьяно-алою водой.

^1. Горький М. Собрание сочинений, т.15, с.334

^2. Из письма А.А. Блока к В.В. Розанову. 17 февраля 1909 г.

 

Пляшут  огненные Бедра

Проститутки площадной.

 
 

   Кстати  будет заметить тут, что  «красный дворник», «огненные бедра»

   напоминают  нам лексику урбанистических  стихов В.В. Маяковского. Перекличка тут  не внешняя, не формальная. Признание, что «уюта – нет!»

   и привело  к пересечению орбит В.В. Маяковского  и А.А. Блока. Скрестившись в какой-то точке, пути их все же разошлись.

   Ненависть к городу-спруту породила в поэзии В.В. Маяковского неистовость бунта, призыв к «голодненьким» поднять  камень с земли. В А.А. Блоке брезгливость к антиэстетичности и безнравственности  города вызывали страстное тяготение  к романтическому исходу из ада.

   В стихотворении  «Вечность бросила в город…»  поэт скажет:

В этот город торговли

Небеса  не сойдут

И закончит молением:

Этот  воздух так гулок,

Так заманчив обман.

Уходи, переулок,

В дымно-сизый  туман…

   Гуманистический протест поэта был расплывчат, поиски положительного идеала были лихорадочны, и цикл стихов, посвященных «Городу», захлебнулся в тоске, проклятиях, фантастике, в отрицании антиэстетической действительности, в томительном стремлении уйти в «дымно-серый туман».

   В цикл «Город» А.А. Блок ввел и группу стихов под рубрикой «Мещанское житье». В творчестве А.А. Блока «мещанская» тема была проходной, даже чуждой характеру его восприятия, однако интерес она представляет хотя бы как попытка демократизации поэзии. В символическом движении это была отнюдь не первая попытка такого рода. Нечто схожее предпринимали и В.Я. Брюсов, и А. Белый. Символисты пробовали освоить демократическую проблематику петербургского быта. Ближе был им Ф.М. Достоевский, коренной петербургский писатель, исследователь душевных глубин человека, которого ломает бездушная громада державного города, города власти и угнетения.

   Зачинатель  русского символизма, неутомимый экспериментатор  В.Я. Брюсов не устрашился ввести в поэзию и городской мещанский фольклор. Его «Фабричные» с их частушечными ритмами, с жалостливыми всхлипами «жестокого романса» и были такой попыткой освоения демократического содержания:

Есть  улица в нашей столице.

Есть  домик, и в домике том

Ты пятую  ночь в огневице

Лежишь  на одре роковом.

   Однако  «фабричные» эксперименты В.Я. Брюсова по существу лишены социального текста, они оформлены как любовные томления «под шарманку». Да это и не удивительно – В.Я. Брюсов был далек от подлинной жизни городской окраины. Ее быт воспринимался им сквозь экзотику мещанского фольклора. Знакомство не выходило за рамки своего рода литературного любопытства.

   А. Белый  пишет стихотворение под названием  «На окраине города», в котором  также нет примет социальных драм петербургской фабричной окраины:

Был праздник: из мглы

неслись крики пьяниц.

Домов огибая углы,

бесшумно  скользил оборванец.

   Эти строки порождены напором пробуждавшихся социальных симпатий к «меньшому  брату», при помощи них сказывалось  намерение подчеркнуть пошлость низкой действительности Петербурга.

   Цикл  А.А. Блока «Мещанское житье» начисто лишен экспериментаторского рвения. Его уединенное сознание человека трагического мира искало выхода из своего одиночества.

   Для А.А. Блока «мещанское житье» синоним  не обывательщины, а горькой безысходности. Поэт взглянул на мир глазами человека, задавленного нуждой. Но так же, как В.Я. Брюсов и А.Белый, житейски А.А. Блок отгорожен от повседневности трудовых низов Петербурга.

 

   Стихотворение А.А. Блока «Окна во двор» перекликается  с «фабричным» стихотворением В.Я. Брюсова «Есть улица в нашей  столице…» и «Свиданием» А. Белого. Сквозь нехитрый сюжет проступает одиночество человека, задавленного тяготами жизни и равнодушием каменной пустыни города. А самое страшное одиночество – одиночество на виду шумного торжества.

   А.А. Блок верил в способность человека творить красоту. Глазами чердачного жителя он глянул на мир и увидел, что мир-то как раз и враждебен лучшему в человеке – его таланту любить и порождать красоту:

Голодная  кошка прижалась

У желоба утренних крыш.

Заплакать – одно мне осталось,

И слушать, как мирно ты спишь.

   В трагедии чердачного жителя поэт разглядел отражение  всеобщей трагедии времени, нарушившего  связи людей, обрекшего человека на горе, на одиночество.

   Стихотворения А.А. Блока «Последний день» и  «Ты проходишь без улыбки…» также  вошли в цикл «Город». Они очень  схожи со стихотворением В.Я.Брюсова  «Конь Блед».

   На  разбушевавшейся улице капиталистического города Валерий Брюсов увидел апокалипсического  всадника на белом коне, предвещающего конец мира. И в великом ужасе лишь городская проститутка и безумец, сбежавший из больницы, видят конец мира, приветствуют посланца смерти. Женщина целует лошадиные копыта, а безумец восклицает: «Люди! Вы ль не узнаете божьей десницы!»;

Но и  их решительно людские волны смыли,

Как слова  ненужные из позабытых строк.

Мчались омнибусы, кэбы и автомобили,

Был неисчерпаем  яростный людской поток.

   В.Я. Брюсов как бы сохранил в стихотворении  апокалипсическую безжалостность, сознание неотвратимости гибели.

   А.А. Блок подхватил внешнюю форму стихотворения  В.Я. Брюсова, сохранил даже ритм стиха, он дал прямое название – «Последний день». И все же стихотворения  получились несхожие. А.А.Блока влекла не общая идея гибели машинной цивилизации, а боль о человеке.  А.А. Блок отбросил брюсовскую урбанистичность. Вместо водоворота улицы, на которой вывески сверкают со «страшной высоты тридцатых этажей», он представил провинциальное подворье: «Верба, раздувшая почки. Раскачнулась под ветром, осыпая снег», « Улицу скрывал дощатый забор».  Вместо кэбов и омнибусов – на грязной улице дворники, мальчишки, собачий лай.

   А.А. Блок дал стихотворению название «Последний день» потому, что для него гибель любви и свидетельствует о  всеобщем крушении, гибели человека, красоты мира. Блудницы в таких петербургских стихотворениях А.А. Блока, как «Последний день», «Повесть», - это образ городского обесчеловечивания, лик обесчещенной любви.

Улица, улица…

Тени  беззвучно спешащих