Икона Святой Троицы – величайшее произведение мирового искусства

Ранние произведения А. Рублева говорят, что он владел искусством приглушенных, нежных полутонов. В «Троице» он хотел, чтобы краски зазвучали во всю свою мощь. Он добыл ляпис-лазури, драгоценнейшей и высокочтимой среди мастеров краски, и, собрав всю ее цветовую силу, не смешивая ее с другими красками,  бросил ярко-синее пятно в самой середине иконы. Синий плащ среднего ангела чарует глаз, как драгоценный самоцвет, и сообщает иконе Рублева спокойную и ясную радость. Это первое, что бросается в глаза, первое, что встает в памяти, когда упоминается «Троица». Если бы Феофан Грек мог видеть этот цвет, он был бы сражен смелостью младшего сотоварища; поистине такой чистый цвет мог произвести только человек в чистым сердцем, унявший в душе тревоги и сомнения, бодро смотрящий на жизнь. Но Рублев не желал остановиться на утверждении одного цвета; он стремился к цветовому созвучию. Вот почему рядом с сияющим голубцом он положил насыщенное темно-вишневое пятно. Этим глубоким и тяжелым тоном обозначен тяжело свисающий рукав среднего ангела, и это соответствие характера цвета характеру означаемого им предмета придает колориту иконы осмысленно-предметный характер. Цветовому контрасту в одежде среднего ангела противостоит смягченная характеристика его спутников. Здесь можно видеть рядом с малиновым рукавом - нежно-розовый  плащ,  рядом  с  голубым плащем - зелено-голубой плащ, но и в эти мягкие сочетания врываются яркие отсветы голубизны. От теплых оттенков одежд боковых ангелов остается только один шаг к золотистым, как спелая рожь ангельским крыльям и ликам, от них - к блестящему золотому фону.

Вся та жизнь, которой проникнуты образы, формы, линии «Троицы», звучит и в ее красочных сочетаниях. Здесь есть и выделение центра, и цветовые контрасты, и равновесие частей, и дополнительные цвета, и постепенные переходы, уводящие глаз от насыщенных красок к мерцанию золота, и над всем этим сияние спокойного, как безоблачное небо, чистого голубца.

На современного зрителя, хотя он и незнаком со всеми тонкостями средневекового богословия, рублевская икона все же производит неотразимое впечатление. Чем это объяснить? Конечно, тем, что в иконе «Троица» символизм чисто церковного типа перерастает в нечто несоизмеримо более значительное - в символ человеческой любви и дружбы. Вот почему икона исполнена такой неувядаемой свежести. Ее идейное содержание гораздо глубже, чем простая совокупность церковных символов.

Работая над иконой «Троица», А. Рублев, несомненно, исходил от византийских образцов. Вероятно, он использовал какую-нибудь панагию (круглое блюдце), донышко которой обычно украшалось изображением Троицы.  Но если на греческих панагиях фигуры ангелов чисто механически подчинялись круглой форме блюдца, то у Рублева круг приобрел глубокий внутренний смысл, неотвратимо вытекавший из всего творческого замысла, органическим выражением которого он являлся. Как видно из вышесказанного, никакая иная композиционная формула была бы здесь невозможна, потому что только построение по кругу - этой идеальной по своей центрической уравновешенности фигуры - могло создать то настроение торжественного покоя и особой просветленности, к которому стремился художник.

4. Мнения различных философов и ученых о «Троице»

Большинство авторов, писавших о «Троице» в 19 веке и в начале 20 века, не знали подлинной живописи Рублева. Их суждения не основаны на изучении самого памятника и поневоле имеют отвлеченный характер. Иное дело работы, опубликованные в наши дни. В них можно найти немало конкретных наблюдений, хорошо раскрывающих смысл иконы и передающих очарование живописи Андрея Рублева.

Изучать гениальное произведение искусства всегда трудно - независимо от того, идет ли речь о византийской и русской иконе или о картине  современного нам художника. Они  требуют от исследователя богатой  эрудиции, теоретической подготовки, умения правильно истолковать косвенные  факты и документы, а главное - видеть бесконечную глубину содержания там, где оно выражено в простых  формах, создающих обманчивое впечатление  его полного восприятия и понимания.

 Совсем не случайно изучением «Троицы» занимались такие выдающиеся ученые, как: П.А.Флоренский, И.Э.Грабарь, М.В.Алпатов, а также П.П.Муратов, Н.Н.Пунин и многие другие.

П.А.Флоренский¹⁷занимался исследованием произведений Андрея Рублева. П.А.Флоренский написал статью о рублевской «Троице»  и выразил свое отношение к иконе и творчеству А. Рублева, в целом: «Нас умиляет, поражает и почти ожигает в произведении Рублева вовсе не сюжет, не число «три», не чаша за столом и не крила, а внезапно сдернутая пред нами завеса ноуменального мира, и нам, в порядке эстетическом, важно не то, какими средствами достиг иконописец этой обнаженности ноуменального и были ли в чьих-либо других руках те же краски и те же приемы,- а то, что он воистину передал нам узренное им откровение. Среди мятущихся обстоятельств времени, среди раздоров, междоусобных распрей, всеобщего одичания и татарских набегов, среди этого глубокого безмирия, растлившего Русь, открылся духовному взору бесконечный, невозмутимый, нерушимый мир, «свышний мир» горнего мира. Вражде и ненависти, царящим в дольнем, противопоставилась взаимная любовь, струящаяся в вечном согласии, в вечной безмолвной беседе, в вечном единстве сфер горних. Вот этот-то неизъяснимый мир, струящийся широким потоком прямо в душу созерцающего от Троицы Рублева, эту ничему в мире не равную лазурь - более небесную, чем само земное небо, да, эту воистину пренебесную лазурь, несказанную мечту протосковавшего о ней Лермонтова, эту невыразимую грацию взаимных склонений, эту премирную тишину безглагольности, эту бесконечную друг пред другом покорность - мы считаем творческим содержанием Троицы. Человеческая культура, представленная палатами, мир жизни - деревом и земля - скалою, - все мало и ничтожно пред этим общением неиссякаемой бесконечной любви: все - лишь около нея и для нея, ибо она - своею голубизною, музыкой своей красоты, своим пребыванием выше пола, выше возраста, выше всех земных определений и разделений - есть само небо, есть сама безусловная реальность, есть то истинно лучшее, что выше всего сущего.

Андрей Рублев воплотил столь  же непостижимое, сколь и кристально-твердое  и непоколебимо-верное видение мира. Но чтобы увидеть этот мир, чтобы  вобрать в свою душу и в свою кисть это прохладное, живительное  веяние духа, нужно было иметь художнику  пред собою небесный первообраз, а  вокруг себя - земное отображение,- быть в среде духовной, в среде умиренной. Андрей Рублев питался как художник тем, что дано ему было. И потому не преподобный Андрей Рублев, духовный внук преподобного Сергия, а сам  родоначальник земли Русской - Сергий Радонежский должен быть почитаем за истинного творца величайшего из произведений не только русской, но и, конечно, всемирной кисти»¹⁸.

И.Э.Грабарь¹⁹ занимался расчисткой произведений Рублева. Его статья об Андрее Рублеве и его творчестве вышла в 1926 году и называлась «Андрей Рублев. Очерк творчества художника по данным реставрационных работ 1918-1925 гг.».

Вот, что он пишет в  своей статье об А. Рублеве и его иконе: «Рублевым завершается целая эпоха и начинается новая. Оттого так ясно и определенно обозначился в это время перелом в русской живописи. Если образцом его жизненного, «земного» искусства может служить роспись большого нефа владимирского Успенского собора,- примером второго рублевского лика является его Троица. Впервые представшая во всей своей изначальной красоте, ибо, по счастью, утрат немного, Троица подлинно сверкает высшим, неземным светом, тем самым, который излучают только создания гениев искусства. Вся ее цветовая гамма, этот непередаваемо прекрасный, небывалый по силе голубой тон одежд среднего и правого ангелов, живопись голов, и жизненных и отвлеченных в одно и то же время, ритмическое волшебство линий, не застывших, не жестких, а одухотворенно трепетных, заставляют признать рублевскую Троицу совершеннейшим из всех произведений древнерусской живописи, доселе нам известных. Стоя перед нею в благоговейном оцепенении, ясно понимаешь, что такая красота подлинно чудотворна, ибо действенна...

...Краски Троицы являют редчайший пример ярких цветов, объединенных в тонко прочувствованную гармонию взаимоотношений. Построенная на сочетании легких оттенков розово-сиреневых (одежда левого ангела), серебристо-сизых, тона зеленеющей ржи (гиматий правого ангела), золотисто-желтых (крылья, седалища), цветовая гамма Троицы неожиданно повышается до степени ярчайших голубых ударов, брошенных с бесподобным художественным тактом и чувством меры на гиматий центральной фигуры, несколько менее ярко на хитон правого ангела, еще слабее на хитон левого ангела и совсем светло, нежно-голубыми, небесного цвета, переливами - на «подпапортки» ангельских крыльев. В центре композиции получила свое разрешение и борьба света и тени - в белой скатерти стола и темно-вишневом хитоне среднего ангела, являющегося узлом всей композиции. Лица и руки написаны плотно, в светло-желтоватых, с розовым отливом, оттенках, с типичными суздальскими зеленоватыми санкирями теней. Одежды и все «доличное» написаны жидко и «плавко», местами прямо «в приплеск»...

...Несмотря на довольно значительные утраты поверхности изначальной живописи - сильно смыты одежды двух боковых ангелов, особенно левого, утрачены контуры щек левого и среднего ангелов, написано новое дерево на фоне,- их не замечаешь за тем необычайным, глубоким, необъятным, что вложено в бессмертное создание его творцом. Величие этого произведения лежит не в одной его формальной красоте, не только в его живописи, рассчитанной на передачу "неземного" момента и действительно его передающей, и не только в чарующем ритме, в музыке линий, но и в одухотворенности, вдохновенности всего замысла...»²⁰.

Православная церковь  с давних пор проявляла интерес  к тринитарному вопросу и тринитарным  спорам и уже многие отцы церкви, в 4 и 5 веках, внесли существеннейший вклад в учение о Троице. Было бы ошибкой умалчивать и о современных исследованиях на эту тему, а именно потому, что без понимания богословского содержания «Троицы» Андрея Рублева нельзя в должной мере понять и оценить художественное совершенство иконы.

Заключение

«Троица» Андрея Рублева явилась иконой, которой старались подражать многие иконописцы. Храмовая икона «Троица Ветхозаветная» является едва ли не самой точной из них. Однако трактовка второстепенных деталей иная. Символические изображения на фоне стали значительно крупнее, рисунок их лишь отчасти напоминает аналогичные мотивы других копий оригинала, созданных в конце 15 - первой половине 16 века, убранство стола стало обильнее (три чаши, тарель, овощи, ножи и ложки). Это общие чёрты послерублевской иконографии «Троицы», наделенной большей повествовательностью интерес к деталям несколько отвлекает от созерцания духовного общения ангелов. Новые художественные искания определенно выразились в колорите произведения (насыщенные вишневые, изумрудные и оливковые тона), в крупном золотом ассисте и в энергичных высветлениях на одеждах, в характере мелкого золотого орнамента на хитоне центрального ангела, в плотном однородном  вохрении ликов.

Эмоциональное содержание иконы А. Рублева далеко выходит за рамки ее богословского толкования. Художник воплотил в «Троице» свой идеал совершенства, представление о человеке тонкой одухотворенности, нравственной и культурной просветительности. В линейном и цветовом ритме иконы в певучих линиях, плавных согласованных жестах, мягких наклонах голов ангелов, в созвучиях чистых сияющих красок рождается единодушие, взаимная любовь и возвышенно духовная чистота.