Демократия и тоталитаризм: некоторые итоги XX века

Между тем  задачи, которые объективно возлагаются  на посткоммунистические институты  власти, прежде всего - на ее исполнительные органы, заключаются вовсе не в совершенствовании механизмов распределения, а в глубоком реформировании производства, что на первых порах не только не улучшает жизнь людей, но, наооборот, снижает жизненный уровень большинства из них. Как показывает опыт выходящих из тоталитаризма стран, наиболее уязвимым и хрупким элементом посткоммунистической демократии, оказываются не президентская власть и не парламенты, а правительства, что, в частности, наблюдалось в период Е. Гайдара, когда правительство было бессильно осуществлять задуманные решения. Однако президенты и парламенты тоже не могут чувствовать себя достаточно уверенно хотя бы потому, что они вынуждены, как правило, корректировать курс своих реформаторских правительств в сторону замедления темпов реформ, считаться с устаревшей структурой экономики и потребительской структурой интересов значительных слоев населения, идти им на уступки. Такое положение было особенно очевидным в России до "развязки" в октябре 1993 г., когда шла открытая конфронтация между фактически советским парламентом и реформаторской президентской властью.

Советский парламентаризм имел свое историческое оправдание в самый начальный  период демонтажа коммунистической системы. Тогда он был важным шагом  по пути демократизации от всесилья КПСС и Политбюро. В то время даже неточное использование применительно к советам слова "парламент" было более или менее оправданным, так как фиксировало основное направление, ведущую тенденцию политического развития. Но после распада СССР со всей очевидностью стало выявляться то, что теоретически было очевидно и раньше: советы, оставаясь советами, т.е. претендуя не только на законодательную, а на всю власть, сами по себе совершенно нефункциональны и недееспособны, они не позволяют довести до конца разделение властей с четко очерченной сферой ответственности каждой из них, зато неизбежно порождают неразрешимые столкновения между ними. (Апофеозом этого стал хазбулатовский Верховный совет).

Как известно, в тоталитарно-коммунистическом обществе большинство людей ждет улучшения своей жизни, прежде всего от власти. Верхушечный и быстрый выход из прошлого не изменил этих настроений. Неукорененная в более или менее развитой структуре производительных интересов посткоммунистическая демократия, вынужденная осуществлять непопулярные меры в социально-экономической сфере, таит в себе опасность порождать недоверие к самой идее демократии, вызывать разочарование в ней и провоцировать поиск иных, альтернативных ей ценностей. Иными словами, посткоммунистическая демократия несет в себе внутренний потенциал антидемократизма, который при определенном стечении обстоятельств и просчетах в реформаторской политике может выйти наружу. Парадокс ситуации, однако, заключается в том, что этот антидемократизм провоцируется тем, что переход к рыночной экономике связан первоначально с ущемлением интересов большинства. И в этом смысле он недемократичен. Это антидемократизм лишь в том смысле, что он сдерживает создание экономических основ современной демократии. Но он и демократичен, поскольку в нем объективно проявляются долгосрочные интересы большинства.

По данным опросов общественного мнения, проведенных  еще до начала реформ, люди, особенно в провинции, доверяли демократически избранным лидерам, прежде всего  Ельцину, но большинство ждало от него не непопулярных мер, даже вообще не перехода к рынку, а реального  и быстрого улучшения жизни. Но так  как это не происходит, так как  в результате перемен жизненный  уровень падает, то, вполне возможно, будет включен и заработает психологический  механизм массового сознания: "от коммунистов ничего хорошего ждать  нельзя - ни от настоящих, ни от перекрасившихся". Если этот психологический маховик будет раскручен, то на смену посткоммунистической демократии в Российской Федерации, а вслед за нею и в других бывших советских республиках, придут - в иных случаях уже приходят - националисты авторитарной ориентации.

Это усугубляет и без того непростую ситуацию, суть которой заключается в том, что посткоммунистическая демократия в России в сравнении с развитыми  современными демократиями недостаточно легитимна. Сила посткоммунистической демократии всегда состояла не столько в положительной, сколько в отрицательной легитимности, в ее способности противостоять старым властям. Позитивный этап деятельности демократов пока неубедителен. Поэтому использование демократических процедур в обществе, выходящем из тоталитаризма и входящем в болезненные реформы, само по себе не гарантирует ни авторитет власти, ни политическую стабильность. К новым, в том числе и избранным, властям могут начать относиться так же, или примерно так же, как относились к старой власти - как к чему-то отчужденному от общества. Еще одна существенная и в последнее время часто упоминаемая особенность посткоммунистической демократии в

России  заключается в ее ориентированности  не на структуры, а на личности. В  условиях тоталитаризма люди привыкли к нерасчлененности власти и не привыкли, поэтому определять меру ответственности тех или иных ее ветвей. Такое положение не может исчезнуть сразу, оно сохраняется и сейчас. Ориентация на личности в какой-то степени призвана компенсировать дефицит доверия к существующим властным структурам и политическим партиям. Успех ЛДПР на выборах в Госдуму в решающей мере объясняется популярностью ее лидера, а не программы партии. Да и доверие к Ельцину определялось не столько его программой, сколько личными качествами (решительность, способность навести порядок и т.п.). Что касается его ориентации на рыночные реформы, то она в качестве достоинства президента выделялась при опросах сравнительно небольшим числом людей (по некоторым опросам менее 20%).

Важным  внутренним фактором, который должен способствовать превращению посткоммунистической демократии в современную, станет расчленение, дифференциация бывшего антикоммунистического потока, выделение в нем и структурирование различных сил, ориентирующихся на интересы разных слоев населения в ходе экономических реформ и на разные способы и темпы их проведения.

Однако  эшелонирование демократии пока осложняется  неструктуризованностью интересов, слабостью гражданского общества. Отсюда - такая особенность посткоммунистической демократии, как ее предрасположенность к дроблению на множество маломощных партийно-политических потоков, что способно заблокировать образование сколько-нибудь устойчивых коалиций. Появление малочисленных партий, в том числе и представленных в Думе, стало характерной особенностью политического ландшафта России. Большинство из них не имеет местных организаций в регионах, на местах, что позволяет согласиться с термином о представительстве лишь партий "Садового кольца г. Москвы" в парламенте РФ. (Исключением остаются российские коммунисты, сохранившие свои организации и партийную дисциплину). Эшелонирование затрудняется и тем обстоятельством, что в ходе осуществления демократически избранными органами непопулярных мер неизбежно падает статус и престиж избирательных процедур, появляется равнодушие к выборам, что опять-таки подтверждает недостаточно легитимный, в положительном значении этого слова, характер посткоммунистической демократии как таковой.

В такой  ситуации чрезвычайно важны скорейшее  самоопределение самого общества, дифференциация в нем политических сил не по случайным, а по ключевым, принципиальным для  эпохи реформ параметрам, выделение в данных силах устойчивых группировок, представляющих, во-первых, государственный капитал, во-вторых, наемных рабочих, в-третьих, частный бизнес.

После президентских  выборов 1996г возникли тревожные  признаки того, что реальные условия  для демократического развития России  заметно ухудшились.

Процесс формирования в стране гражданского общества затормозился. Люди стали  больше думать не о реформах, и даже не об улучшении своей жизни, а  о порядке, личной безопасности и  о сохранении достигнутого.

На вопрос: “К чему может привести социальный протест в условиях упадка демократического движения, отсутствия на сцене демократически настроенного харизматического лидера и дискредитации либерально-демократических  идей?”, можно ответить, что, скорее всего, на волне этого протеста могут  прийти к власти, ущемленные корпоративные  группировки, в частности представляющие ВПК, директорат, аграрные логби, которые  бы вновь стали перераспределять собственность и заниматься обогащением.

Словом  в России возникла тупиковая ситуация, когда существующая власть не способна справиться с коренными проблемами страны, а приход к власти оппозиции  грозит лишь усугубить их.

Разумеется  такая динамичная в исторической перспективе общества как российское, обладающее столь мощной тягой к  жизни и огромным интеллектуальным потенциалом, не может находиться в  тупике постоянно. Свет в конце туннеля  должен появиться неизбежно. Проблема лишь в том, когда общество будет  способно преодолеть стагнацию, какую  цену ему за это придется заплатить.

Список  использованной литературы.

1. 50х50. Опыт  словаря нового мышления. 1989.

2. Арон Р.  Демократия и тоталитаризм. М.: 1993.

3. Бердяев  Н.. Прельщение и рабство коллективизма.// Дон. 1990, № 2.

4. Власть  при переходе от тоталитаризма  к демократии.// Свободная мысль. 1993, № 8.

5. Демократия  и тоталитаризм.// Свободная мысль. 1991, № 15.

6. Зиновьев  А. А.. От коммунизма к колониальной  демократии.// СПЖ. 1993, № 8.

7. Клямкин  И. М. Посткоммунистическая демократия  и ее исторические особенности  в России.// Полис. 1993, № 2.

8. Мальцев  В. А. Демократические основы  политической жизни общества.// СПЖ. 1993, № 7.

9. Модели  демократии для России.// Полис. 1993, № 2.

10. Общество  вчера, сегодня, завтра: надежды  и прогнозы.// СПЖ. 1994, № 3-6.

11. Клямкин И. М. Посткоммунистическая демократия и ее исторические особенности в России. Полис № 2, 1993 г.

12.Шевцова Л.Ф. Дилеммы посткоммунистического общества. 1996г. Полис №5.

13.Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. Москва, "Наука" 1990 г.

14."Освобождение духа" под ред. В. Н. Толстых, М. 1991.

15.Мигранян А. М. Индивид, общество и государство. Демократия и нравственность. М. 1992.