Что такое нация

Классическими моделями собирания нация являются французская  и немецкая. В Франции пришлось «сплавлять» не только множество  небольших народов, но и два больших  этнических блока – северофранцузского и южнофранцузского (провансальцев). Последние сопротивлялись более  трехсот лет, после чего, по выражению  Энгельса, «железный кулак Конвента впервые сделал жителей Южной  франции французами». Германские народы собирались в современную нацию  немцев уже объединенным государством при Бисмарке, под эгидой милитаризованной Пруссии.  

Но утверждения  о неизбежности подавления этничности малых народов вполне отражают историю  формирования именно западных наций. Другой, более сложный тип, к которому относится и Россия, предполагает построение общей территории и общего культурного ядра при сохранении этничности разных групп населения. Когда германский канцлер Бисмарк  заявил, что единство наций достигается  только «железом и кровью», Тютчев написал  известные строки: 

«Единство, — возвестил  оракул наших дней, —  

Быть может спаяно железом лишь и кровью...»  

Но мы попробуем  спаять его любовью, —  

А там увидим, что  прочней... 

Ленин, говоря о типе государственности России после  победы пролетарской революции, имел в  виду примерно то же самое, что и  Тютчев (только вместо «любви» у  него была солидарность трудящихся). Как  сказано выше, он писал в 1916 г.: «Мы  в своей гражданской войне  против буржуазии будем соединять  и сливать народы не силой рубля, не силой дубья, не насилием, а добровольным согласием, солидарностью трудящихся» [20, с. 73-74].  

На 3-м Съезде Советов (январь 1918 г.) Ленин сказал: «Мы действовали  без дипломатов, без старых способов, применяемыми империалистами, но величайший результат налицо – победа революции  и соединения с нами победивших в  одну могучую революционную федерацию. Мы властвуем, не разделяя, по жестокому закону древнего Рима, а соединяя всех трудящихся неразрывными цепями живых интересов, классового сознания. И наш союз, наше новое государство прочнее, чем насильническая власть, объединенная ложью и железом в нужные для империалистов искусственные государственные образования… Совершенно добровольно, без лжи и железа, будет расти эта федерация, и она несокрушима» [14, с. 287-288]. 

Советский Союз, собранный  на иных основаниях, нежели западные нации, действительно был очень прочен в течение целого исторического  периода, но начиная с 60-х годов  ХХ в. его механизм соединения множества  этносов в многонациональный  народ начал давать сбои и требовал модернизации, которая не была проведена. Возник кризис, о котором речь пойдет ниже. 

Однако кризис возник и в нациях Запада, которые уже  казались «моноэтническими». В конце  ХХ в. этничность «очнулась» и взбунтовалась. И дело не только в том, что практически  все нации Запада уже стали  многоэтническими в результате крупномасштабного  завоза дешевой рабочей силы –  проснулось этническое сознание уже, казалось бы, давно ассимилированных народностей. Рухнула универсалистская утопия Просвещения, согласно которой в современной  гражданском обществе индустриальной цивилизации этничность должна была исчезнуть. Эта утопия и заложила фундаментальный конфликт между  нацией и этносами (конфликт, которого на длительный исторический период избежали и Российская империя, и Советский  Союз). 

И. Чернышевский пишет: «Исследователи национализма стараются  разделять «национальную» и «этническую» проблематику. Под «этническое» подверстывается  мутный конгломерат расовых, географических, культурных и иных факторов, с тщательным разделением всего этого от собственно «национальной» проблематики. До недавнего  времени существовало даже своего рода разделение труда: этнические явления  изучались социологами и антропологами (с 60-х), а нации — историками и  политологами. Можно сказать так, что «этнос» рассматривался (а  в общем-то, и сейчас рассматривается) как внеисторический субстрат, связанный  с идеей существования «неисторических» («первобытных») народов — то есть как некая материальная противоположность  «нации» [3].  

Здесь же он показывает, что этносы, освоив политические инструменты  национализма, обращают эту скрепляющую  нации идеологию в разрушительную силу: «Как правило, статус «этносов»  получают группы, которые не были уничтожены или ассимилированы самоутверждающейся нацией, но которые не удалось сразу  переварить, и с ними пришлось налаживать отношения, а следовательно, «давать  им место» и как-то осмысливать их существование. На положение «этносов»  также низводятся проигравшие нации, утратившие свои трофеи, но еще способные  отстаивать свое существование. Собственно, если «нация» определяет себя как  «господствующую», то «этнос» —  это оппозиционная структура  по отношению к «нации»... Однако этносы, оказавшиеся на положении  меньшинств в больших национал-государственных  проектах, отказываются принять такую  логику. Они прилагают понятие  «нация» к самим себе. Таким  образом, идеология национализма из интегрирующей силы превращается в  дезинтегрирующую» [3]. 

Что культурное единообразие больших европейских нация является фикцией, историки знали давно, но идеологи национализма старались этого не замечать. В.А. Тишков пишет: «Что такое  Франция?» - спросил названием своей  специальной работы Ф. Бродель и  ответил, что историко-культурное разнообразие было и сохраняется в этой стране (я бы добавил, что в последние десятилетия культурное разнообразие всех развитых стран увеличивается), а органическое единство Франции, часто воспеваемое как в самой стране, так и российскими завистниками, это не более чем совместный труд правителей и историков и это не более чем общепризнанная (сконструированная и навязанная) метафора [15].  

Пояснение этого  тезиса возможно на многих примерах, особенно на примере восприятия внешнего мира, который кажется заселенным монолитными  «нациями» (в Китае - китайцы, в Испании - испанцы, в Пакистане - пакистанцы и т.д.). Свое, близкое (родная Башкирия или Дагестан и даже Россия) известны лучше на предмет своих частностей и сложностей, а вот другие общества воспринимаются как гомогенные» [16]. 

Становление наций  в Европе происходило под воздействием идей Просвещения, центральными из которых  было представление о человеке как  свободном индивиде (либерализм) и  о гражданском обществе как системе  ассоциаций свободных индивидов. В  этих рамках и искались пути примирения между целым (нацией) и сохранившимися, хотя и ослабленными, этническими  общностями (меньшинствами). О.Ю. Малинова пишет: «Предполагалось, что с обеспечением политической самостоятельности тех  наций, за которыми признавалась право  на самоопределение, «национальный  вопрос» для них будет решен. Предоставление всем гражданам —  вне зависимости от их национальной принадлежности — одинаковых прав было для либералов непреложным  принципом. Однако проблема прав меньшинств толковалась ими как проблема прав индивидов и решалась на основе равенства перед законом и  терпимости к «другим» [4]. 

Понятно, что такой  подход никак не мог разрешить  конфликта, потому что для этнического  сознания главной ценностью является именно права общности, а не права  индивидов. Напротив, этот подход, предлагающий этническому меньшинству атомизироваться  и выступать на индивидуальной основе, неизбежно воспринимается как злонамеренный. Исходя из этого в некоторых странах (Канада, затем США) была сделана  попытка найти компромисс через  принятие доктрины мультикультурализма. Опыт ее применения в последние 15-20 лет показал, что мультикультурализм не только не разрешил противоречий между  нацией и меньшинствами, но, скорее, усугубил их, создав новые порочные круги. 

Вернемся к начальному периоду формирования наций и  тем урокам, которые смогли извлечь  из этого опыта политики незападных стран. Новое время, с прелюдией  в виде Возрождения, стало эпохой становления Запада как новой, индустриальной цивилизации. В разных частях Западной Европы возникли схожие в главном  условия для «пересборки» их народов  в нации.  

Э. Кисс пишет: «Потребовалось воздействие многих случайных исторических факторов, включая централизующую силу современной государственной бюрократии, технический прогресс в виде, например, изобретения печатного станка, разрушение связующей силы католицизма, вызванное  Реформацией, а также то, что Бенедикт Андерсон образно назвал «революционным объединяющим эффектом капитализма», чтобы вызвать к жизни те стандартизованные  национальные языки и культуры, которые  выступают сегодня в качестве характерных черт наций определенного  региона и являются основой для  национализма. Нации представляют собой  результат исторических изменений, политической борьбы и осознанного  творчества» [17, с. 147]. 

Однако представления  о характере создаваемых наций  в разных культурах были различны. Считается, как сказано выше, что  существуют две основные модели нации: французская «гражданская», представляющая нацию как «сообщество граждан» с одинаковыми правами, и немецкая «этнокультурная», связанная с Романтизмом  и понимающая «народ» как «органическое  единство духа», опирающаяся на общность языка и культуры. Краткий обзор  обеих моделей на основании работы П. Серно дает С. Лурье [18]. 

Серно пишет: «Французская нация представляет собой политический проект. Немецкая нация, наоборот, появилась  сначала в трудах интеллектуалов-романтиков как вечный дар, основанный на общности языка и культуры. Для этих последних  язык был сущностью нации, тогда  как для французских революционеров он был средством достижения национального  единства. Таким образом мы можем  в общих чертах противопоставить два определения слова «нация», существовавшие в XIX веке. Во Франции  под влиянием якобинской идеологии  суверенный народ провозглашает  существование единой и неделимой  нации. Это государство, то есть политическая сущность, которая порождает нацию.  

По немецкой романтической  концепции нация, напротив, предшествует государству. «Volk» (это следовало  бы перевести как этническая группа) представляет собой природное единство, основанное на общности языка и культуры. В соответствии с немецкой концепцией сначала был язык и культура, тогда  как во французской концепции  язык — лишь средство политической унификации. Немецкая идея «культуры» связана с традиционными культурными  обычаями, прежде всего деревенскими, тогда как французская идея «цивилизации»  скорее связана с городскими «буржуазными»  ценностями, которые должны распространяться на всю национальную территорию в  ущерб сельской культуре (местным  диалектам, традиционному образу жизни  и т.п.). Немецкая романтическая идея нации — это органическая система, в которой язык как носитель национальной культуры неразрывно связан с народом» (цит. в [18]). 

В этом описании двух моделей узнаются два современные  подхода к этничности, о которых  говорилось выше – конструктивизм (у французской модели) и примордиализм (у немецкой). Существенно, однако, что  при обсуждении конкретной практики нациестроительства во Франции и  Германии историки склоняются к тому, что во времена Бисмарка риторика «крови и почвы» была лишь идеологическим прикрытием той самой конструктивистской технологии, которая уже была испытана во Франции. Прагматический «проектировщик»  нации апеллирует к примордиализму обыденного сознания масс, но реализует  свой проект следуя рецептам конструктивизма. 

Как пишут, во второй половине ХХ века в западной науке  утверждается сформулированное Х. Коном  понимание «национализма как  первичного, формирующего фактора, а  нации — как его производной, продукта национального сознания, национальной воли и национального духа». Из этого  следует вывод о том, что «национализм не есть пробуждение наций к самосознанию: он изобретает их там, где их не существует», что «нация возникает с того момента, когда группа влиятельных людей  решает, что именно так должно быть».  

Историк Эрик Хобсбаум в книге «Нации и национализм  с 1780 г.» смягчает эту формулу, считая, что национализм – это «народное  чувство и движение, но это и  деятельность государств и правящих элит. Нация появляется в современную эпоху, но предшествуют ей протонация и свойственный ей протонационализм».  

Справедливым признается и замечание представителя примордиализма Энтони Смита, что «невозможно создать  нацию из ничего». Иными словами, для ее создания должно иметься центральное  ядро протонации в виде этнической общности, созревшей до уровня народа. Благоприятную почву для усвоения народом националистической идеологии  готовит этничность, а потом уже  начинают действовать конструктивистские технологии нациестроительства. 

Нации как новый  тип сообществ, в которых этничность сопряжена с гражданством (или  даже преобразована в гражданство) – порождение Западной Европы в  эпоху Нового времени. Характеристики этого типа сообществ позволили  резко повысить эффективность государства. Поэтому и в незападных странах  освоение технологии нациестроительства стало одной из важнейших составляющих модернизации.

Кара-Мурза С.Г.