Понятие национальных интересов

Понятие национальных интересов

Национальный интерес представляет собой наиболее важный ориентир самостоятельной политической деятельности национально ориентированных сил в сфере государственной власти. Национальный интерес является одним из основополагающих условий обретения людьми национальной и культурной идентичности, кроме того, он в концентрированной форме выражает те цели и способы их достижения, которые закрепляют за национальными движениями тот или иной политический статус как внутри государства, так и на международной арене. Наконец, как основание деятельности национального государства национальный интерес выступает и в качестве показателя определенности внешней и внутренней политики страны. 
Однако, несмотря на столь весомую роль национального интереса, в науке до сих пор не достигнуто согласия не только в его трактовке, но и в признании его существования. Например, ряд ученых (Б. Капустин) отрицает значение национальных интересов в силу их содержательной неопределенности, что, по их мнению, создает условия для навязывания социально разрозненному обществу ложной и заранее заданной общности интересов, широкие возможности для спекуляций и манипулирования общественным мнением. Тем не менее большинство теоретиков все же использует данное понятие для анализа политической реальности, расходясь, правда, в понимании его природы и назначения. 
Так, одна группа ученых исходит из идеологической трактовки национального интереса, предполагающей формулировку политических целей в рамках заранее заданных ценностей и культурных значений. При таком понимании национальные интересы нередко выступают в виде разнообразных духовных конструкций — «русской идеи», «американской мечты», «духа фатерланда»; имперских установок, предполагающих создание «великой» страны (России, Боснии, Германии и т.д.); антизападных или антироссийских убеждений, рассматриваемых отдельными элитарными слоями в мусульманских и недружественных нам государствах как не подлежащие критике сверхценности. 
Данная трактовка национальных интересов программирует прежде всего эмоционально-чувственные мотивации политического по ность), степень устойчивости (постоянство, изменчивость), предметность (относятся к внутриполитическим или внешнеполитическим процессам), направленность (включают действия, направленные как на повышение благополучия своих граждан, так и на проведение политики национального гегемонизма и разрушения существующей государственности)

Стратегия давления России и Китая на США - Svargaman Опубликовано Svargaman Янв 9, 2014 в Международные дела | 0 Comments Америка Китай Россия Член Госсовета Китая Ян Цзечи (Yang Jiechi) и секретарь Совета безопасности Российской Федерации Николай Платонович Патрушев считают 2013 год «урожайным» для китайско-российских отношений. Кроме того, в этом году отношения обеих стран с Западом испортились еще сильнее, и, судя по всему, в 2014 году ситуация может стать лишь хуже. В последние годы многие говорили о том, что две тяжелые войны – в Ираке и в Афганистане – и ослабление американской экономики подрезали крылья США и дали шанс Китаю. В то же самое время рост китайской экономики выражался двухзначной цифрой, а сравнительно стабильная с точки зрения безопасности обстановка помогала Китаю утвердиться в роли азиатского гегемона. Пока США старались выбраться из войн, которые невозможно было выиграть, и тратили на это миллиарды долларов, Пекин пожинал плоды «мирного подъема», развивая экономику, разрешая давние территориальные споры с соседями, укрепляя связи с более слабыми странами региона и нейтрализуя Тайвань как потенциальный источник вооруженного конфликта. США - Китай США - Китай: Сравнение Соответственно, когда Пекин начал играть мускулами в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, американский «поворот к Азии» и «политика установления баланса» его не остановили. Было очевидно, что вновь усилившийся интерес Вашингтона к региону не означает – по крайней мере в среднесрочной перспективе – готовность потратить достаточно денег и ресурсов, чтобы всерьез уравновесить влияние Китая. И китайцы, и многие из американских экспертов по вопросам обороны считают эту смену курса скорее благими пожеланиями и академическим упражнением, чем реальной стратегией – тем более, такой стратегией, которую в ближайшее время будут воплощать в жизнь. Именно поэтому Пекину не приходится всерьез расплачиваться за угрозы изменить статус-кво в регионе — такие, как сделанное 23 ноября заявление о том, что он расширяет опознавательную зону ПВО в Восточно-Китайском море. Между тем можно с полным основанием предположить, что если бы США действительно развернули свою политику в азиатском направлении, это бы удержало Китай, явно не ищущий сейчас войны, от подобных авантюр. Вдобавок Китай и Россия совместными усилиями могут заставить Вашингтон — даже если он всерьез займется Азией — распылять силы, а значит действовать неэффективно. Для этого им потребуется только расширять спектр задач, стоящих перед США в области безопасности, что будет дополнительно увеличивать нагрузку на и без того ограниченные ресурсы американских вооруженных сил. Несколько лет назад сотрудник Чатэм-Хауса Бобо Ло (Bobo Lo) назвал сотрудничество России и Китая «осью удобства». С тех пор, как он опубликовал книгу под этим названием, прошло пять лет, но отношения между двумя странами стали лишь удобнее для обеих. Москва и Пекин, судя по всему, урегулировали – хотя бы на время – свои территориальные споры и теперь сотрудничают на стратегическом уровне в надежде заставить США полностью уйти из Азии. Россия - Китай сравнение армий Россия - Китай сравнение Сейчас много внимания уделяется китайской стратегии предотвращения доступа к определенным областям (стратегия A2/AD), одним из ключевых компонентов которой служит противокорабельная баллистическая ракета DF-21D и частью которой, вероятно, также следует считать опознавательную зону ПВО. О российских попытках не допускать США к своим окрестностям говорят меньше. Между тем стоит отметить, что через две недели после китайского заявления об опознавательной зоне российский президент Владимир Путин подчеркнул на встрече с высокопоставленными военными, что России нужно усиливать свое присутствие в потенциально богатой ресурсами Арктике. Ранее в том же месяце – примерно за неделю до того, как Китай удивил мир своей новостью о противовоздушной обороне, — российский флот объявил Арктику своим приоритетом на 2014 год. Как писал ранее в этом месяце The Diplomat, Россия сейчас направляет в этот регион подразделения ПВО и ПКО, а также отряды радиоэлектронной борьбы и создает в районе Воркуты, на Крайнем Севере, полноценную систему раннего радиолокационного обнаружения. Нарастающее российское присутствие в Арктике, которая превращается в стратегически важный регион, безусловно, будет уравновешиваться реакцией США (они уже дали понять, что тоже планируют расширять свое присутствие на Севере). Однако подобное «установление баланса в Арктике» увеличит нагрузку на военный бюджет Америки и отвлечет ресурсы от «азиатского поворота». США - Россия сравнение армий США - Россия: сравнение армий При этом 16 декабря российские военные подтвердили, что они разместили в балтийском эксклаве Калининграде и на границах с входящими в НАТО Польшей, Эстонией, Латвией и Литвой тактические ракетные комплексы «Искандер-М» с дальностью около 400 километров, способные нести ядерные боеголовки. В предыдущие выходные стало известно, что согласно информации со спутников, в эксклаве находятся 10 «Искандеров». Хотя 19 декабря президент Путин опроверг сведения о ракетных комплексах в Калининграде, Россия ясно дает понять, что она намерена усилить деятельность в своем Западном военном округе, который, помимо Калининграда, включает в себя изрядную долю европейской части России. Между тем многие сомневаются в том, что Вашингтон может серьезно увеличить оборонные расходы и при этом не обанкротиться. Америка вряд ли сумеет одновременно противостоять усилению Китая в Восточной Азии и в Юго-Восточной Азии, где, по слухам, он планирует создать вторую опознавательную зону, и росту российского присутствия в Арктике и у границ прибалтийских стран. Либо США придется сконцентрироваться на чем-то одном, либо они попытаются заняться сразу всеми направлениями – но с явно недостаточными ресурсами. А так как Вашингтон считает, что ему необходимо выбрать второй путь, Китай и Россия или будут противостоять ослабленному и неспособному сконцентрироваться противнику, или просто заставят Америку пойти на непосильные затраты и надорваться. Вашингтону помогло бы, если бы Япония и страны НАТО согласились серьезно увеличить свои оборонные расходы, но это маловероятно. Более того, существуют сомнения даже в том, что японцы согласятся изменить свою конституцию, без чего разделить бремя оборонных расходов будет невозможно. Имеют ли США «право» присутствовать в регионах, которые Россия и Китай считают своими сферами влияния – это вопрос, лежащий за рамками данной статьи. Тем не менее, вполне очевидно, что ослабленные США, способность которых решать проблемы, связанные с «подъемом» Китая, и без того сомнительна, сейчас могут столкнуться с долгосрочными вызовами со стороны китайско-российской оси. Чтобы эффективно противостоять этим вызовам, может потребоваться целый ряд «поворотов». Способна ли российская экономика выдержать затраты на такое усиление вооруженных сил, чтобы США пришлось менять стратегию, сказать пока сложно. Однако все более авторитарная природа российской власти означает, что Москва будет намного менее уязвима для общественного недовольства ростом оборонных расходов в период общей экономии, чем Вашингтон. И Россия, и Китай учли уроки конца холодной войны и помнят, как США в итоге победили СССР, обанкротив его. Похоже, что спустя два десятилетия Москва и Пекин решили отплатить Америке той же монетой. 
 
РЕЛИКТОВЫЕ» И ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ КОНФЛИКТЫ В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ

Posted on 2006.11.02 at 19:16  
Tags: Латинская Америка

Борис Мартынов. Международные процессы №2, 2006 
 
Государства Латинской Америки долгое время оставались на «периферии» большой мировой политики и не испытывали в той же мере, как страны Европы или Азии, последствий масштабных межгосударственных конфликтов*. Но всемирные геополитические борения активно воздействовали на отношения между латиноамериканскими странами, сопровождая в XIX в. процесс формирования независимых государств Западного полушария и их границ. В ХХ столетии геополитические соображения способствовали как возникновению между латиноамериканскими странами многочисленных территориальных споров, конфликтов и войн, так и их прекращению. В регионе пульсировал процесс «объединение – разобщенность» между самими государствами Латинской Америки перед лицом их мощного соседа – Соединенных Штатов Америки. 
В условиях глобализации в латиноамериканских странах классические геополитические «расклады» стали видоизменяться под влиянием факторов геоэкономики и геокультуры. В начале ХХI в. в государствах Латинской Америки место некогда «общих для всех» идеологий (марксизм, кейнсианство, либерализм) и экономических моделей (социалистическая, десаррольистская, неолиберальная) начинают занимать цивилизационно- и культурно-обусловленные политические и социально-экономические мегапроекты (Бразилия, Венесуэла, Боливия). В такой ситуации назревает модификация комплекса межгосударственных связей в регионе. Нельзя исключать перспективы активизации старых, «замороженных» споров и появления новых, подпитываемых противоречивыми воздействиями глобализации. Удастся ли Латинской Америке сохранить «реноме» наименее конфликтного региона Земли? 
Разговор о конфликтном потенциале региона следует начать с выделения на его карте трех обширных геополитических ареалов – Андского, Амазонского и Ла-Платского. На протяжении ХIХ и ХХ веков в Андском и Амазонском неоднократно возникали территориальные и другие споры, разыгрывались межгосударственные конфликты – порождение противоречий, развивавшихся на почве борьбы за выход к Тихому или Атлантическому океанам и естественным ресурсам прибрежного моря (1-я и 2-я Тихоокеанские войны1, Чакская война), доступ к судоходным верховьям реки Амазонки (перуано-эквадорский вооруженный конфликт 1941 г.), разграничение вод Венесуэльского залива в Карибском море в связи с обнаружением на шельфе вокруг островов крупных запасов нефти и т.д.2 За исключением «чакской проблемы», разрешенной Буэнос-Айресским договором 1938 года, и перуано-эквадорского территориального спора, последствия которого удалось урегулировать мирным путем лишь в 1998 году, все остальные конфликты – «реликты». Среди них – споры между Колумбией и Никарагуа из-за ряда островов в Карибском море, между Венесуэлой и Гайаной из-за территории Эссекибо3. В последнее время, правда, появились признаки того, что некоторые из них способны вспыхнуть вновь. Боливия снова стала требовать возвращения ей выхода к Тихому океану, утраченному по договору 1904 года, а Венесуэла – ссориться с Колумбией, тоже из-за территорий. 
Наряду со старыми конфликтогенными факторами в последние годы стали больше проявлять себя геоэкономические и геокультурные обстоятельства, а также – «левый сдвиг» в политике сразу целой группы стран – Венесуэлы, Бразилии, Аргентины, Уругвая – вкупе с феноменом «индейского ренессанса» в Боливии, Эквадоре и Перу. Важно заметить, что отмеченные новые факторы способны как обострить, так и смягчить или даже нейтрализовать старые территориальные споры. 
Начиная с 1990-х годов, в Южноамериканском регионе в целом начала просматриваться тенденция к сглаживанию былых противоречий, которые из состояния «замороженных» постепенно переходят в разряд «виртуальных». Это особенно заметно на примере ранее наименее спокойного – Ла-Платского геополитического ареала, на пространстве которого в конце ХХ в. стало проявляться новое явление – транскультурная цивилизационная модификация. 
Борьба за влияние в бассейне рек Парана и Ла-Плата между крупнейшими государствами – Бразилией и Аргентиной – осложнена различиями в их этнокультурных, языковых и «поведенческих» характеристиках, а также присутствием на этом геополитическом пространстве слабых Уругвая и Парагвая, являвшихся объектами борьбы за влияние. В XIX в. совокупность этих факторов не раз приводила к войнам**, провоцируя гонку вооружений. В прошлом столетии аргентино-бразильское соперничество дважды чуть было не закончилось общерегиональными войнами4. Хроническую напряженность удалось в значительной степени снять лишь к середине 1990-х годов под влиянием нескольких факторов глобального и регионального масштаба. 
Главным среди них, начиная с 1980-х годов, по сути оказался геокультурный, хотя примирение выглядело так, как если бы ему способствовали геоэкономические императивы – решение о создании интеграционного объединения Меркосур в составе Аргентины, Бразилии, Уругвая и Парагвая в 1991 году. В подтверждение этого тезиса можно сослаться на неуспех интеграционных проектов 1960-х годов (Ла-Платская группа, УРУПАБОЛ5). Еще более показателен пример аргентинско-бразильских противоречий в области гидроэнергетики в середине 1970-х. Несмотря на, казалось бы, обоюдную заинтересованность сторон в использовании гидроресурсов пограничных рек, старые противоречия и предубеждения военных правительств обеих стран привели к тому, что бразильско-парагвайский проект гидроэлектростанции «Итайпу» и аргентинской ГЭС «Корпус» стали рассматриваться как остро конкурентные. В итоге осуществление планов развития гидроэнергетики серьезно обострило двусторонние отношения. 
Курсы обоих правительств были основаны на «замкнутом» национализме, восприятии международных отношений как арены соперничества стран-соседей. Бразильские военные предпочитали видеть себя в роли ближайших союзников США, а не потенциальных партнеров Аргентины. Аргентинские, в свою очередь, мыслили в рамках не менее ложной парадигмы. Аргентина виделась им европейской страной за пределами Европы, выключенной из латиноамериканского исторического и этнокультурного контекста. 
Появлению, а затем и успешному развитию сотрудничества в рамках Меркосур способствовал в первую очередь отход Бразилии от ориентации на США и ее «поворот» к латиноамериканским странам. Политика «конструктивного национализма», основанная на представлении о «самоценности» Бразилии и ее национальных интересов в мировом и региональном контекстах, предрешила замену военного режима на гражданский в 1985 году. Экономический рывок Бразилии в 1910-1980 годах (темпы роста ВНП были одними из самых высоких в мире)6 сам по себе прояснил вопрос о том, кто способен играть роль лидера в южноамериканском экономическом пространстве. 
Ключевую роль в политическом сближении двух стран сыграло поражение Аргентины в войне с Великобританией за обладание Фолклендскими (Мальвинскими) и другими островными территориями в Южной Атлантике летом 1982 года. Поддержка Аргентины почти всеми латиноамериканскими государствами (в том числе и Бразилией), враждебность к ней со стороны США и других стран Запада многократно усилили чувство солидарности латиноамериканцев и их «региональный национализм». Бразилия в этом смысле не составляла исключение, начав проявлять гораздо больше интереса к сотрудничеству со своими ближайшими соседями. 
Потребности экономического развития и императивы укрепления демократии в странах Южного конуса впервые оказались подкреплены политико-психологическими стимулами. Бразилия стала сближаться с Аргентиной. Правда, попытка «возвращения» Аргентины на прозападные «рельсы» в период президентства К. Менема на время внесла диссонанс в аргентино-бразильские отношения и спровоцировала кризис в Меркосур 1998-2003 годов7. Результатом восьми лет правления К. Менема стал социально-экономический и политический кризис в Аргентине в 2001-2002 годах, на фоне которого к власти пришло правительства Н. Киршнера, поставившего в центр своей политики развитие южноамериканского интеграционного объединения. 
Важнейшим следствием этой череды событий стало то, что в начале ХХI столетия Ла-Платский геополитический ареал перестал быть генератором напряженности на южноамериканском политическом поле. Периодические возникающие трения между относящимися к нему странами носят временный характер***. Регион «тройной границы» между Аргентиной, Бразилией и Парагваем на реке Игуасу по-прежнему остается потенциально неспокойным – источником наркотрафика, преступности и терроризма. Несмотря на это, доминантой развития отношений четверки Меркосур (с которой сближается и Чили****) является не соперничество, а сотрудничество. 
В доктринах и концепциях национальной безопасности Аргентины и Бразилии ни та, ни другая страна, уже не рассматривают друг друга в качестве потенциальных противников. Бразилия в 1996-2003 годах существенно сократила военную группировку на границе с Аргентиной, перебросив контингенты войск в район Амазонии. Хотя британские СМИ периодически возвращаются к теме застарелого спора о Фолклендах, нет оснований ждать возобновления попыток Аргентины решить его силовым путем. Буэнос-Айрес упорно призывает Лондон к мирному разрешению спора, да и не имеет ресурсов для иного. Ориентация Аргентины на сотрудничество в рамках Меркосур, с одной стороны, максимально сокращает возможность принятия ею односторонних решений, а с другой – укрепляет ее дипломатические позиции, позволяя надеяться на приемлемое для нее решение Фолклендской проблемы. 
Основой новой модели отношений в Ла-Платском ареале оказались два существенных обстоятельства: Бразилия выдвинулась на позицию неоспоримого экономического лидера Меркосур и ЮАСН (созданное в 2004 г. Южноамериканское сообщество наций в составе 12 государств), а Аргентина молчаливо согласилась на роль «второго номера» в партнерстве с Бразилией. При этом налаживание аргентино-бразильского сотрудничества подпитывает сближение других южноамериканских стран. Помимо укрепления Меркосур в 1991-2005 годах оно ознаменовалось выработкой согласованных позиций входящих в него стран в отношении «Всеамериканской зоны свободной торговли» (АЛКА), подписанием соглашения о ЮАСН, созданием совместных нефтегазовых и медийных холдингтов (Петросур и Телесур). 
В Андском и Амазонском геополитических пространствах продолжают существовать несколько замороженных очагов конфликтов. Глобализация и распад биполярной системы вызвали к жизни угрозу маргинализации латиноамериканских стран в мировой экономике и политике. Эти сдвиги оказали двойственный эффект на конфликтный потенциал субрегиона. В условиях, когда, по выражению аргентинской исследовательницы Л. Бертони, «пространство просто обязано преобразовываться во время»8, геополитические схемы ХIX в. перестают работать. Новые геоэкономические и геокультурные реалии, налагаясь на «реликтовые» территориальные и другие споры, могут привести к непредвиденному обострению обстановки. 
Примером может служить состояние венесуэльско-колумбийских отношений. Давление Вашингтона на президента Венесуэлы Уго Чавеса вызывает обратный эффект – усиление антиамериканской риторики, демонстративное укрепление им связей с Кубой и радикальными лидерами Латинской Америки. Стремление У. Чавеса найти для Венесуэлы иное «цивилизационное решение» (выразившееся в переименовании страны в Боливарийскую Республику Венесуэла)***** наталкивается на «непонимание» со стороны соседней Колумбии, которая является привилегированным партнером США в регионе и одним из крупнейших получателей американской помощи. 
Венесуэла, ориентировавшаяся вместе с Колумбией на ускоренное вхождение в НАФТА (для этого ими совместно с Мексикой в 1994 г. была создана «Группа Трех»), после 1998 г. изменила вектор своей политики, развернувшись в сторону Бразилии и Меркосур. В декабре 2005 г. Венесуэла была принята в Меркосур в качестве его постоянного члена, но без права голоса до тех пор, пока ею не будут выполнены все требования, предъявляемые к полноправным членам сообщества. Сегодня Уго Чавес с его подчеркнутым антиамериканизмом, неприятием идеи АЛКА и политики стран, разделяющих ее принципы (Мексика, Перу) стремится создать в регионе «антиимпериалистический фронт» в составе Венесуэлы, Кубы и Боливии (так называемая инициатива АЛБА – Боливарийская альтернатива для народов Америки). В итоге – политика Венесуэлы рассматривается многими как угроза для региональной безопасности. 
Отношения Венесуэлы с Колумбией (до 1830 г. Венесуэла, Колумбия и Эквадор составляли Федерацию Великая Колумбия) осложняется застарелым колумбийским внутренним конфликтом. Правительство Колумбии тесно сотрудничает с США, которые помогают ему противостоять левым и правым радикальным вооруженным формированиям, сросшимся с наркодельцами и представителями организованной преступности. За это оппозиционеры обвиняют власти в «потере суверенитета». 
При этом Колумбия упрекает Венесуэлу в оказании помощи леворадикальным вооруженным формированиям «Революционные вооруженные силы Колумбмии» (ФАРК) и «Армия национального освобождения» (ЭЛН), предоставлении убежища их лидерам и создании партизанских лагерей на венесуэльской приграничной территории. Эти обвинения не лишены оснований. К этому добавляются «старые обиды». Венесуэла и Колумбия с 1941 г. не могут поделить воды Венесуэльского залива, на дне которого была обнаружена нефть. После 1980 года, когда напряженность между двумя странами достигла опасного уровня, спор по решению обеих сторон был «заморожен» на неопределенное время. Наблюдатели не исключают, что в случае перехода к «горячей» фазе выяснения отношений Венесуэлы и Колумбии (за спиной которой стоят США) он может быть активизирован, но уже в более широком контексте. 
В пропагандистском плане имидж Венесуэлы вряд ли улучшат закупка Каракасом в 2005 г. 100 тысяч единиц стрелкового оружия в России, а также угрозы У. Чавеса закупить в РФ современные сверхзвуковые истребители в случае отказа США от поставок запчастей для самолетов «F-16» (последние стоят на вооружении Венесуэлы с начала 1980-х годов). Беспокойство по поводу этих закупок проявила соседняя с Венесуэлой Гайана. Территориальный спор между этими странами затрагивает территорию Эссекибо площадью в 160 тыс. кв. км, которая путем арбитражного решения в 1899 г. была присуждена Британской Гвиане (ныне Гайана). В своем непризнании решений этого арбитража Венесуэла в ХХ в. традиционно рассчитывала на поддержку США, которые были недовольны антиимпериалистической политикой лидеров Гайаны. Однако после прихода к власти У. Чавеса ситуация изменилась. Понимая это, сам Чавес пошел на установление прочного modus vivendi с восточным соседом. В ходе визита в Джорджтаун в феврале 2004 г. он заявил о готовности бесперебойно снабжать Гайану нефтью и об отсутствии у него возражений против планов экономического развития Эссекибо. 
Беспокойство с начала 2006 г. стала вызывать перспектива обострения другого застарелого спора в Андском субрегионе, связанного с утерянным Боливией выходом к Тихому океану в результате 2-й Тихоокеанской войны9. Ла-Пас после Второй мировой войны неоднократно ставил вопрос о (1) пересмотре боливийско-чилийского договора о мире 1904 г. и (2) возвращении ему выхода к морю через посредничество международных организаций. В 1978 г. – на пике противоречий с режимом Пиночета в Чили – Боливия разорвала дипломатические отношения со своим соседом, которые не восстановлены и по сей день. При этом боливийцы не согласны с предложением Чили выделить для хозяйственного использования Боливией узкую полосу земли вдоль тихоокеанского побережья. Чилийцы (это неоднократно подтверждалось на высшем уровне) никогда не согласятся с ситуацией, при которой их страна оказалась бы поделена на две части******. 
Единственными позитивными сдвигами в отношениях двух стран после 1978 г. следует считать вступление обеих в качестве ассоциированных членов в Меркосур в 1996 году, а также разминирование минных полей, установленных в прошлом вдоль боливийско-чилийской границы. В 2004-2005 годах выход вопросов энергетической безопасности на одно из первых мест в мировой политике повысил самооценку Боливии. 
Провал планов неолиберальных реформ 1990-х – начале 2000-х годов, отмеченных усиленным проникновением потребительской культуры в заброшенные уголки Анд и шахтерские поселки боливийского альтиплано (нагорья), вызвал в Боливии невиданную волну индейского активизма (этнические индейцы составляют 60% боливийского населения). Это привело к победе на президентских выборах в декабре 2005 г. представителя социальных низов – этнического индейца Эво Моралеса, который в своей избирательной кампании обещал национализировать нефтегазовую отрасль и добиться для Боливии возвращения «выхода к морю». 
Национализация Э. Моралесом в начале мая 2006 г. нефтегазовой отрасли показала, что его предвыборные обещания не расходятся с делом. Правда, существуют сложности. Боливийская пресса резко критиковала заявление генсека Организации американских государств (ОАГ) – чилийца М. Инсульсы о том, что эта организация не имеет права посредничать в споре, если с этим не согласна одна из сторон. Между тем, Чили отклоняет возможность пересмотра договора 1904 года. 
Тем не менее Э. Моралес продолжает взывать «к народам» Чили и Латинской Америки вообще, призывая их «помочь» Боливии в решении «территориального спора»10. При этом президент Чили Р. Лагос был приглашен на инаугурацию Э. Моралеса в январе 2006 г. несмотря на отсутствие дипломатических отношений между двумя странами. Позднее и сам Э. Моралес побывал в Сантъяго на инаугурации нового президента Чили Мишель Бачелет. Спор есть – конфликта пока нет. 
Развитие межгосударственного сотрудничества внутри каждого из геополитических ареалов Южной Америки – Ла-Платского, Андского и Амазонского – и между ними, казалось бы, заложило реальные предпосылки для регионального сближения латиноамериканских стран. Его мотором остается, несмотря на ряд трудностей, Меркосур, а главным действующим лицом – Бразилия. 
В основе создания Меркосур лежало строительство «оси Бразилиа – Буэнос-Айрес» в 1986 году. Позже началось оформление и другой – «Бразилиа – Каракас». Центр Бразилии и ее индустриальное сердце – штат Сан-Пауло – оказался связанным с нефтедобывающей Венесуэлой, а через нее – с Андским субрегионом в целом. Таким образом, протянулись связи от Андского и Амазонского ареалов в направлении столицы Аргентины и аргентинских экономических центров. Впервые они пролегали в обход горной цепи Анд и непроходимой тропической сельвы, соединившись с Ла-Платским ареалом.  
Далее были созданы условия для оформления еще одной «оси» – южной. Она должна была позволить Бразилии получить выход к Андскому ареалу как через северное «крыло» (Венесуэлу и Колумбию), так и через южное (Боливию и Чили). Континентальный гигант путем создания трансокеанских коридоров и региональных «осей» намеревался гарантировать себе доступ к бассейну Тихого океана, странам АТР, Карибскому морю и венесуэльской нефти. 
Во исполнение этой задачи в 1990-е годы бразильской дипломатией были предприняты усилия по привлечению в Меркосур Чили и Боливии (ассоциированные члены с 1996 г.), Перу (ассоциированный член с 2003 г.), Венесуэлы (2005 г.) и стран АСН в целом. Геополитическая «ось Каракас – Бразилиа – Буэнос-Айрес» протянулась до Сантъяго, Ла-Паса, Лимы и Боготы, замкнув большое геополитические кольцо Южноамериканского континента. 
О недостатке политической воли, направленной на реализацию этого геополитического суперпроекта, говорить не приходилось. В 1990-х годах она проявлялась в усилиях Бразилии, а затем и примкнувшей к ней Венесуэлы, по созданию Южноамериканской зоны свободной торговли (ЮАЗСТ), которая рассматривалась как альтернатива поддерживаемому Соединенными Штатами проекту АЛКА. В декабре 2004 г. 12 государств региона в столице древних инков перуанском городе Куско подписали соглашение о создании Южноамериканского сообщества наций, которое должно было образовать единый торгово-экономический и политический блок государств Южной Америки, представляющих 361 млн. ее обитателей и покрывающих 17 658 кв. км ее территории. Позднее появилась АЛБА, предложенная Венесуэлой и Кубой в качестве замены «провалившейся» АЛКА. В 2006 г. к АЛБА, активно позиционировавшей себя в качестве новой «антиимпериалистической» силы в регионе, присоединилась Боливия. 
Главным фактором, работающим на сближение государств региона в рамках южноамериканского «геополитического кольца», является обеспечение энергетической безопасности. Сотрудничество южноамериканских стран в этой сфере будет занимать, по мнению специалистов, все большее место в глобальной экономике и политике. Южная Америка располагает огромными резервами нефти и газа, способными не только удовлетворять ее собственные потребности, но и наращивать экспорт. Кроме того, страны региона неизмеримо богаты теми возобновляемыми источниками энергии, которые могут быть востребованы в ближайшие десятилетия – гидроресурсами, энергией солнца и приливов, энергией ветра и биомассы тропических лесов. Наконец, Южная Америка сосредоточила у себя от 13 до 15% всех мировых запасов пресной воды, что в условиях предсказываемого дефицита этого жизненно важного ресурса к середине нынешнего столетия делает ее геоэкономически значимым игроком в глобальном измерении. Между тем неравномерность распределения энергетических ресурсов в масштабе континента (при отсутствии должного уровня межгосударственной кооперации) делает эти страны периодически подверженными острым энергетическим кризисам, которые за последнее десятилетие довелось испытать Аргентине, Чили и Бразилии. 
Развитие энергетической инфраструктуры в виде строительства газо- и нефтепроводов, новых линий электропередач и т.д. может стать таким мотором нового этапа интеграционного взаимодействия стран континента, который способен создать исключительно благоприятные условия для их развития», – отмечали аргентинские специалисты11. В настоящее время в Южной Америке действует линия электропередач, соединяющая Колумбию и Эквадор, вскоре планируется ввести в действие ее продолжение на юге – до Чили, на севере – до Панамы и на востоке – до Венесуэлы. Аргентина и Боливия в 2000 г. начали строительство совместного газопровода в северо-восточном направлении для соединения его с веткой Боливия – Бразилия, к которому планируется подключить Парагвай. Венесуэла прокладывает две ветки нефтепровода с севера на юг: одну в направлении Бразилии и Аргентины, другую – в направлении Боливии, Уругвая и Парагвая. На проходившем в июне 2005 г. очередном 28-м саммите Меркосур с участием стран АСН был предложен план строительства газопровода длиною в 1750 км. Последний должен протянуться от перуанского порта Писко, соединенного с газовым месторождением в Камисеа, до чилийского порта Токопилья, где он должен объединиться с уже существующей в Южной Америке системой газопроводов12. 
Укрепление «геополитического кольца» энергетическим и продолжающиеся усилия южноамериканских стран по развитию континентальной инфраструктуры связи между всеми его ареалами следует рассматривать как фактор стабилизации внутрирегиональных отношений. Его действие способно исключить возможность обострения территориальных и других споров. Действительно, трудно представить, чтобы Боливии, плотно включенной в схемы межгосударственного сотрудничества, было бы выгодно идти на обострение с Чили и Перу. Скорее, появление этих схем следует рассматривать как предпосылку выработки со временем нестандартных решений застарелых споров. 
Стоит обратить внимание на заявления лидеров Бразилии в 1994-2005 годах о том, что Меркосур – это не только экономическое и политическое, но и культурное объединение. Сходно звучат и высказывания из Чили (страны, чьи взгляды на развитие интеграционных процессов не во всем и не всегда совпадают с бразильскими). Для чилийцев Меркосур – тоже экономика, право, политика и культура13. Никакие торгово-экономические противоречия между двумя главными членами этого блока – Бразилией и Аргентиной, а также между ними и слабейшими участниками (Уругваем и Парагваем) не смогли его обрушить. После 2003 г. «ось Бразилиа – Буэнос-Айрес» только укреплялась. 
Правда, ситуация остается непростой. На это указывают недавний выход Венесуэлы из АСН, за которой может последовать и Боливия, а также трудности, переживаемые Меркосур на фоне возникновения аргентино-уругвайских противоречий. Помешать латиноамериканским интеграционным проектам при помощи «старой новой» тактики стараются и США. Они не раз предпринимали усилия для внесения раскола в ряды южноамериканских стран и реанимации противоречий между ними14. 
Соединенные Штаты прежде недооценивали геополитическое мышление латиноамериканских элит: о каких геополитических интересах могла думать Мексика, соседствующая с США, или слабые центральноамериканские страны? Сами страны региона постоянно помнили о вероятности силового воздействия на них со стороны Вашингтона. Но периодически наступали периоды «отсутствия» США в латиноамериканских делах в связи с активной вовлеченностью Соединенных Штатов в события за пределами Западного полушария – во время войны в Корее (1950-1953) или в годы вьетнамской войны (1964-1973). В эти периоды, как правило, и поднимались волны латиноамериканского национализма, которые в конечном итоге приводили к укреплению солидарности стран региона. Слабость южноамериканских государств перед лицом Вашингтона заставляла их интенсивнее искать новые формы сотрудничества. 
События 11 сентября 2001 г. и последовавшие затем интервенции в Афганистане и Ираке, рост напряженности вокруг Ирана, заставили Вашингтон почти полностью похоронить идею АЛКА. На фоне провала планов создания общеконтинентальной интеграционной схемы США перешли к «выдергиванию» из латиноамериканских проектов одной страны за другой с целью подписания двусторонних договоров о зоне свободной торговли ЗСТ (Чили, Перу, Колумбия, в перспективе – Эквадор, страны Центральной Америки). Однако это вряд ли способно обрушить планы укрепления латиноамериканского сотрудничества. Более того, возросшее стремление Вашингтона применять «стратегию выхватывания» может спровоцировать радикализацию антиамериканских настроений и «вытолкнуть» страны Латинской Америки на новые горизонты сотрудничества между собой. 
Несмотря на заявления о способности США вести одновременно несколько локальных войн, в Латинской Америке Вашингтон предпочел бы избегать лишних осложнений. Именно в этом ключе имеет смысл истолковывать обращения госсекретаря США К. Райс к президенту Бразилии Луле да Сильва «воздействовать» на Уго Чавеса, дабы последний умерил антиамериканскую риторику. По сути, Вашингтон приглашает Бразилию послужить посредником в отношениях между Соединенными Штатами и наиболее радикальными персонажами политической сцены Латинской Америки – У. Чавесом и Э. Моралесом. 
Бразилия, похоже, окончательно утвердившаяся в роли неоспоримого регионального лидера, отличается от остального «массива» латиноамериканских стран по своим историческим, языковым и этнокультурным характеристикам. Латиноамериканский регион важен для Бразилии, рассматривающей себя в качестве мировой державы, скорее в политическом, чем в экономическом плане. Не следует сбрасывать со счетов и опасения соседей вхождения Бразилии в их геоэкономические границы, которые не всегда совпадают с политическими. В случае резкого усиления бразильского экономического влияния экономический суверенитет ее соседей – Парагвая, Уругвая, Эквадора и Боливии – может уменьшиться до нуля. Появление государства в геоэкономических границах, как отмечалось в российских исследованиях, «в корне преобразует подходы к формированию основ государственной валютной, налоговой, антимонопольной, инвестиционной, биржевой политики»15. 
Ключевой вопрос заключается в том, насколько останется верна Бразилия создаваемой ею системе континентального сотрудничества в случае удовлетворения ее стремлений войти в «клуб» великих держав (получения места постоянного члена в Совете Безопасности ООН и в «Группе восьми»). Не ясно, насколько долго сможет и Аргентина, подавив амбиции прошлого столетия, далее довольствоваться ролью «второго игрока» в южноамериканской геополитической схеме. Тяготение Аргентины снова ощутить себя не латиноамериканской, а «западной» страной остаются мощными. Нынешняя общность идеологии руководства Бразилии, Аргентины, Венесуэлы, Чили, Эквадора, Уругвая и Боливии скрывает различия степеней радикализма элит соответствующих стран. В Бразилии и Чили преобладают умеренные, в Венесуэле и Боливии – носители «радикально-антиимпериалистических» взглядов16. 
Рассуждая о перспективах конфликтогенного потенциала на южноамериканском политическом пространстве, следует иметь в виду наблюдение, подкрепленное почти всем долгим периодом истории отношений США с Латинской Америкой: тяга латиноамериканцев к единству прямо пропорционально мере осознания их слабости. 
Слабым местом Бразилии является малонаселенный, слабоизученный, но потенциально богатый район Амазонии. Этот район, площадью в 5,2 млн. кв. км, на которой сосредоточено примерно 35% всех тропических лесов планеты, начал активно вовлекаться в сферу деятельности ТНК, а также международных преступных организаций, связанных с производством и контрабандой наркотиков, незаконной добычей золота, алмазов, редких металлов и ценных пород дерева. 
Контрабанда природных ресурсов из Амазонии выросла до размеров, угрожающих национальной безопасности страны. В Бразилии нарастало беспокойство по поводу: 
– появления сепаратизма некоторых территорий и даже штатов с преимущественно индейским населением (штат Рорайма); 
– объявления Амазонии «коллективным достоянием человечества»; 
– проведения возможной интервенции в этот район «коллективными международными силами» в целях «противодействия наркотрафикантам» и террористам, проникающим с территории Колумбии. 
Ряд бразильских парламентариев вынужден был привлечь внимание общественности к «информационной агрессии» против Бразилии, развернутой в западных СМИ. Последние упрекали бразильское правительство в систематическом нарушении прав человека в Амазонии на основе отдельных негативных явлений, имевших место в отношениях между солдатами, «гаримпейрос» (местные добытчики золота) и представителями некоторых индейских племен. В мировой печати периодически появлялись материалы об уничтожении тропических лесов в Бразилии и нарушении экологического баланса. 
Бразильское правительство осознает, что одних только мер по обеспечению своего силового присутствия в Амазонии (с 2000 по 2003 г. численность расквартированных там бразильских войск возросла с 5 до 15 тыс. человек) недостаточно. Практически все, что Бразилия в последние годы предпринимала для усиления сотрудничества с сопредельными государствами, общая граница с которыми достигает 11 тыс. км., было нацелено на укрепление суверенитета над Амазонией. Примером такого сотрудничества стало создание в 1990-е годы системы электронного наблюдения SIVAM (Система контроля за бассейном реки Амазонка) при содействии США, Венесуэлы, Колумбии, Панамы и Перу17. 
Важной инициативой, которую можно истолковать как средство обеспечения Бразилией контроля над природными ресурсами Амазонского бассейна, стала выдвинутая президентом Л. Игнасио Лулой да Силва в 2003 г. идея налаживания преференциального сотрудничества «восходящих стран-гигантов», куда он включил, помимо своей страны, Россию, Индию, Китай, ЮАР. Позже к ним добавились Аргентина и Мексика18. Помимо размеров территории, населения и объемов ВВП, заметной роли в мировой экономике и политике, все эти страны являются обладателями уникальных природных ресурсов, борьба за обладание которыми станет, возможно, одной из особенностей ХХI века. 
Представляется маловероятной перспектива отрыва Бразилии от своих латиноамериканских «корней» даже в случае получения ею высокого международного статуса. Только развитое региональное сотрудничество в Амазонии, расположенной на стыке всех трех южноамериканских геополитических ареалов, способно разрушить представления об этом районе как о «бесхозном» и нуждающемся в международном контроле. Та же причина, очевидно, не позволит Бразилии пустить «на самотек» отношения между ее соседями: позволить им воскресить старые территориальные споры или пойти на поводу у набирающего силу «индейского ренессанса». Усилия Бразилии по «выковыванию» латиноамериканских союзов, прилагаемые с 1904 года, носят неконъюнктурный характер. Поэтому вряд ли стоит ожидать, что она не попытается использовать свой вес в случае обострения обстановки в регионе. 
При всех сложностях геополитического, геоэкономического и геокультурного характера, которые будут воздействовать на специфику взаимоотношений южноамериканских государств в новом столетии, необходимость решения вопросов их общей безопасности (энергетической, природно-ресурсной и информационной) служит стимулом к разработке ими новых схем сотрудничества. Центростремительные силы постепенно начинают брать верх над центробежными. Старые межгосударственные конфликты постепенно разрешаются или сглаживаются в контексте совместного освоения новых экономических и цивилизационных возможностей.

США — новая империя

Галина ЕГОРОВА

19 террористов, которые атаковали  Всемирный торговый центр 11 сентября, разбудили льва. Идеологией Америки  стал национализм, и сегодня она  правит миром. Со времен Цезаря  никто не обладал большим могуществом.

Спонтанный мемориал из цветов и флагов, возникший на руинах торгового центра, стал первым свидетельством нарождающегося сознания. «Единственное, что они не смогут разрушить,— это мой американский дух»,— писали люди в записках, бросаемых на дымящиеся руины.

Теперь Буш, прежде выступавший против «бесцельного» увеличения американской военной мощи, меняет свою позицию и предпринимает титанические усилия, направленные на укрепление обороны и развертывание глобальной войны с терроризмом. Хотя США супердержавой были всегда, это событие изменило все: понимание угрозы, цели дипломатии, военную доктрину.

В возможной войне с Ираком Вашингтон готов использовать политическое давление, экономическую силу и военную мощь. Бархатная дипломатия убеждения и влияния, названная теоретиками международных отношений новым империализмом,— в прошлом.

Сейчас стремление США к глобальному господству, основанное на огромном военном превосходстве, приобретает масштабы, которых история еще не знала. Военный бюджет Штатов больше, чем сумма затрат на оборону девяти самых больших стран, и составляет 40% мировых расходов на оборону. Еще до того как Соединенные Штаты расположили 150000 человек вдоль иракских границ, 247000 военнослужащих находились на 752 военных базах в 130 странах.

В настоящее время на службе в вооруженных силах США 1,4 миллиона мужчин и женщин, и Пентагон останется самым крупным работодателем в своей стране, даже если ему противопоставить ExxonMobil, General Motors и General Electric вместе взятые.

Военно-воздушный флот Штатов— это 15000 боевых машин, а военно-морской имеет в своем распоряжении более чем 1000 океанских судов. Один американский авианосец способен вместить больше военной техники и людей, нежели большинство стран имеют в целом на своей территории.

Военно-воздушные силы Канады, состоящие из 60 единиц боевой техники, могли бы разместиться на одном авианосце класса Nimitz и места осталось бы для еще половины такого же флота. Соединенные Штаты располагают 8 действующими авианосцами такого класса, и два еще строятся.

В космосе постоянно несут вахту 60 спутников, ведущих постоянную разведку, осуществляющих связь, контролирующих погоду и готовых использовать свой потенциал для суперточного наведения ракет на цели.

Разведывательная сеть США приобрела такие масштабы, что ее можно сравнить разве что с возможностями американского высокотехнологичного оружия.

Военная машина США способна принести смерть и разрушение в любую точку Земли без боязни получить адекватный ответ.

Масштаб и относительная легкость победы в Афганистане поразили даже видавших виды специалистов. Несколько сотен человек и несколько десятков самолетов уничтожили талибов. Что же смогут 10000 человек и несколько сотен самолетов в Ираке? А 100000 человек и 10000 самолетов? В какой-то момент показалось, что Америка может все.

Когда Буш боролся за президентское кресло, нельзя было сказать, что его международные амбиции масштабны. Он критиковал Билла Клинтона за отправку войск за границу, и создавалось впечатление, что, заняв президентское кресло, будущий глава Америки сократит военный бюджет.

Став президентом, он напрочь отвергает международное сотрудничество в виде архаичных договоров о контроле за вооружением, Протокол Киото, Международный уголовный суд и запрет на использование противопехотных мин. Буш также полностью пересматривает военную доктрину, определяя основной ее целью расширение американского глобального присутствия.

Пентагон получает самый большой за последние 20 лет военный бюджет, и армия вовлекается в лихорадочную кампанию по расширению сети военных баз по всему миру.

В первые месяцы после 11 сентября 13 палаточных военных городков появились сразу в девяти странах. Во многих «экспедиционные аэродромы» были построены или обновлены, чтобы принимать военные и транспортные самолеты.

Тысячи тонн военного снаряжения добавочно отправлено на военные базы, расположенные в районе Среднего Востока и Персидского залива. С сентября 2001 года военные базы США появились, модернизировались или были усилены в Бахрейне, Катаре, Кувейте, Саудовской Аравии, Омане, Турции, Болгарии, Пакистане, Афганистане, Узбекистане, Кыргызстане.

Заключены бессрочные соглашения по развертыванию военных миссий или тренировочных баз в Афганистане, Пакистане, Джибути, на Филиппинах и в Грузии. Ведутся переговоры по доступу к аэродромам Казахстана. В подготовку к грядущей войне включены тысячи американских военнослужащих в Иордании, Кувейте, Индии.

Доктрина Буша, основной постулат которой состоит в том, чтобы поразить противника еще до того, как он успеет бросить вызов Америке, особо подчеркивает необходимость глобального распространения американских ценностей, что должно способствовать обузданию терроризма и укреплению мира.

Военные миссии появились даже в тех регионах и странах, которые традиционно рассматривались как периферийные и не представляющие интереса для национальной безопасности США. Планета, по новой доктрине Буша,— это место, где Вашингтон поддерживает мир в соответствии со своим видением демократии и свободы.

Выступая перед выпускниками военной академии Вест-Пойнта, Джордж Буш призывал свято хранить американское военное превосходство и подавлять угрозы, прежде чем они успели сформироваться.