Сто великих ученых

Нобелевскую премию. Целеустремленность и сильный дух соперничества

воодушевили его на открытие одного из наиболее известных принципов

науки — принципа неопределенности.

 

Вернер Карл Гейзенберг родился 5 декабря 1901 года в немецком городе Вюрцбурге. Отец Вернера, Август, благодаря успешной научной деятельности сумел подняться до уровня представителей высшего класса

немецкой буржуазии. В 1910 году он стал профессором византийской филологии Мюнхенского университета. Матерью мальчика была урожденная Анна Виклейн.

 

С самого рождения Вернера его семья твердо решила, что он тоже

должен достичь высокого социального положения благодаря образованию.

Полагая, что соперничество должно благоприятствовать достижению успеха в науке, отец провоцировал Вернера и его старшего брата Эрвина к

постоянной конкуренции. В течение многих лет мальчики часто дрались,

и однажды соперничество довело их до такой драки, что они били друг

друга деревянными стульями. Повзрослев, каждый из них пошел собственным путем: Эрвин уехал в Берлин и стал химиком, они почти не общались, не считая редких встреч в кругу семьи.

 

В сентябре 1911 года Вернера отдали в престижную гимназию. В

1920 году Гейзенберг  поступил в Мюнхенский университет  Окончив его,

Вернер был назначен ассистентом профессора Макса Борна в Геттингенском университете Борн был уверен, что атомный микромир настолько

отличается от макромира, описанного классической физикой, что ученым нечего и думать пользоваться при изучении строения атома привычными понятиями о движении и времени, скорости, пространстве и

 

538

 

определенном положении частиц. Основа микромира — кванты, которые не следовало пытаться понять или объяснить с наглядных позиций

устаревшей классики. Эта радикальная философия нашла горячий отклик в душе его нового ассистента.

 

Действительно, состояние атомной физики напоминало в это время

какое-то нагромождение гипотез. Вот если бы кому-нибудь удалось на

опыте доказать, что электрон действительно волна, вернее, и частица и

волна. .. Но таких опытов пока не было. А раз так, то и исходить из одних

только предположений, что представляет собой электрон, по мнению педантичного Гейзенберга, было некорректно. А нельзя ли создать теорию,

 

в которой будут только известные экспериментальные данные об атоме,

полученные при изучении излучаемого им света9 Что можно сказать об

этом свете наверняка? Что он имеет такую-то частоту и такую-то интенсивность, не больше...

 

По теории квантов атом испускает свет, переходя из одного энергетического состояния в другое. А по теории Эйнштейна интенсивность света

определенной частоты зависит от количества фотонов. Значит, можно было

попытаться связать интенсивность излучения с вероятностью атомных

переходов. Квантовые колебания электронов, уверял Гейзенберг, нужно

представлять только с помощью чисто математических соотношений. Надо

лишь подобрать для этого подходящий математический аппарат Молодой

ученый выбрал матрицы. Выбор оказался удачным, и скоро его теория

была готова. Работа Гейзенберга заложила основы науки о движении микроскопических частиц — квантовой механики.

 

В ней вообще не говорится ни о каком движении электрона Движения в прежнем смысле этого слова не существует. Матрицы описывают

просто изменения состояния системы. Потому спорные вопросы об устойчивости атома, о вращении электронов вокруг ядра, о его излучении

отпадают сами собой. Вместо орбиты в механике Гейзенберга электрон

характеризуется набором или таблицей отдельных чисел вроде координат

на географической карте.

 

Надо сказать, что матричная механика появилась весьма кстати Идеи

Гейзенберга подхватили другие физики, и скоро, по выражению Бора, она

приобрела «вид, который по своей логической завершенности и общности

мог конкурировать с классической механикой»

 

Впрочем, было в работе Гейзенберга и одно удручающее обстоятельство. По его словам, ему никак не удавалось вывести из новой теории

простой спектр водорода. И каково было его удивление, когда некоторое

время спустя после опубликования его работы... «Паули преподнес мне '

сюрприз: законченную квантовую механику атома водорода Мой ответ от 'і

3 ноября начинался словами: «Едва ли нужно писать, как сильно я раду- |

юсь новой теории атома водорода и насколько велико мое удивление, что |

Вы так быстро смогли ее разработать».

 

ВЕРНЕР ГЕЙЗЕНБЕРГ 539

 

Почти в то же самое время теорией атома с помощью новой механики

занимался и английский физик Дирак. И у Гейзенберга и у Дирака вычисления носили крайне абстрактный характер. Никто из них не уточнял

сущность употребляемых символов. И лишь в конце вычислений вся их

математическая схема давала правильный результат.

 

Математические аппараты, которыми пользовались Гейзенберг и Дирак при разработке теорий атома в новой механике, были для большинства физиков и непривычны, и сложны. Не говоря уже о том, что никто из

них, несмотря на все ухищрения, не мог свыкнуться с мыслью, что волна — это частица, а частица — волна. Как представить себе такого оборотня?

 

Работавший в то время в Цюрихе Эрвин Шредингер подошел к проблемам атомной физики совершенно с другой стороны и с другими целями. Его идея состояла в том, что любую движущуюся материю можно

рассматривать в виде волн. Если это верно, то Шредингер превращал основы матричной механики Гейзенберга в нечто совершенно неприемлемое.

 

В мае 1926 года Шредингер опубликовал доказательство того, что эти

два конкурирующих подхода по существу математически эквивалентны.

Гейзенберг и другие приверженцы матричной механики сразу же начали

борьбу в защиту своей концепции, причем с обеих сторон она принимала

все более эмоциональную окраску. В защиту этого подхода они поставили

на карту свое будущее. Шредингер же рисковал своей репутацией, отказываясь от признания кажущихся иррациональными понятий дискретности и квантовых скачков и возвращаясь к физическим закономерностям

непрерывного, причинно обусловленного и рационального волнового движения. Ни одна из сторон не желала пойти на уступки, что означало бы

признание профессионального превосходства противников. Сама суть и

будущее направление развития квантовой механики внезапно стали предметом спора в научном мире.

 

Этот раздор в дальнейшем усилился в связи с появлением карьерных

амбиций со стороны Гейзенберга. Всего за несколько недель до того, как

Шредингер опубликовал доказательство эквивалентности обоих подходов,

Гейзенберг отказался от должности профессора в Лейпцигском университете, отдав предпочтение сотрудничеству с Бором в Копенгагене. Скептически настроенный Веклейн, дед Вернера, поспешил в Копенгаген, чтобы

попытаться отговорить внука от принятого им решения; именно в этот

момент появилась работа Шредингера об эквивалентности обоих подходов. Возобновившееся давление Веклейна и брошенный Шредингером

вызов фундаментальным основам матричной физики заставили Гейзенберга удвоить усилия и попытаться сделать работу на таком высоком уровне, чтобы она получила широкое признание у специалистов, и в конечном

итоге обеспечила бы получение места на какой-либо другой кафедре.

 

540

 

Однако по крайней мере три события, происшедшие в 1926 году, вызвали у него ощущение огромной пропасти между его идеями и точкой

зрения Шредингера Первое из них — цикл лекций, прочитанный Шредингером в Мюнхене в конце июля и посвященный его новой физике На

этих лекциях молодой Гейзенберг доказывал переполненной аудитории,

что теория Шредингера не объясняет некоторых явлений Однако он не

сумел никого убедить и покинул конференцию в подавленном состоянии

Затем на осенней конференции немецких ученых и врачей Гейзенберг

стал свидетелем полной и, с его точки зрения, ошибочной поддержки

идей Шредингера.

 

Наконец, в Копенгагене в сентябре 1926 года между Бором и Шредингером разгорелась дискуссия, в которой ни одна из сторон не добилась

успеха В итоге было признано, что никакую из существующих интерпретаций квантовой механики нельзя считать вполне приемлемой

 

Движимый в своей работе разными мотивами — личными, профессиональными и научными. — Гейзенберг в феврале 1927 года неожиданно

дал нужную интерпретацию, сформулировав принцип неопределенности

и не сомневаясь в его правильности

 

В письме к Паули от 23 февраля 1927 года он приводит почти все существенные подробности представленной ровно через месяц статьи «О квантовотеоретическом истолковании кинематических и механических соотношений», посвященной принципу неопределенности

 

Согласно принципу неопределенности, одновременное измерение двух

так называемых сопряженных переменных, таких как положение (координата) и импульс движущейся частицы, неизбежно приводит к ограничению точности. Чем более точно измерено положение частицы, тем с меньшей точностью можно измерить ее импульс, и наоборот В предельном

случае абсолютно точное определение одной из переменных ведет к полному отсутствию точности при измерении другой

 

Неопределенность — это не вина экспериментатора она является

фундаментальным следствием уравнений квантовой механики и характерным свойством каждого квантового эксперимента Кроме того, Гейзенберг заявил, что пока справедлива квантовая механика, принцип неопределенности не может быть нарушен Впервые со времен научной революции ведущий физик провозгласил, что существуют пределы научного

познания

 

Совместно с идеями таких светил, как Нильс Бор и Макс Борн, принцип неопределенности Гейзенберга вошел в логически замкнутую систему «копенгагенской интерпретации», которую Гейзенберг и Борн перед

встречей ведущих физиков мира в октябре 1927 года объявили полностью

завершенной и неизменяемой Эта встреча, пятая из знаменитых Сольвеевских конгрессов, произошла всего несколько недель спустя после того,

как Гейзенберг стал профессором теоретической физики в Лейпцигском

 

ВЕРНЕР ГЕЙЗЕНБЕРГ 541

 

университете. Будучи всего двадцати пяти лет от роду, он стал самым

молодым профессором в Германии.

 

Гейзенберг впервые представил четко сформулированный вывод о

наиболее глубоком следствии из принципа неопределенности, связанном

с отношением к классическому понятию причинности

 

Принцип причинности требует, чтобы каждому явлению предшествовала единственная причина. Это положение отрицается принципом неопределенности, доказываемым Гейзенбергом. Причинная связь между

настоящим и будущим теряется, а законы и предсказания квантовой механики имеют вероятностный, или статистический, характер.

 

 

Гейзенбергу и другим «копенгагенцам» потребовалось совсем немного

времени, чтобы донести отстаиваемое ими учение до тех, кто не посещал

европейских институтов. В Соединенных Штатах Гейзенберг нашел особенно благоприятную среду для обращения в свою веру новых сторонников Во

время совместного с Дираком кругосветного путешествия в 1929 году Гейзенберг прочел в Чикагском университете оказавший огромное влияние на

слушателей курс лекций по «копенгагенской доктрине». В предисловии к

своим лекциям Гейзенберг писал: «Цель этой книги можно считать достигнутой, если она будет содействовать утверждению копенгагенского духа

квантовой теории... который указал дорогу общему развитию современной

атомной физики».

 

Когда «носитель» этого «духа» вернулся в Лейпциг, его ранние научные труды были широко признаны в той области профессиональной деятельности, которая обеспечивала ему высокое положение как в обществе,

так и в науке. В 1933 году одновременно со Шредингером и Дираком его

работы получили высшее признание — Нобелевскую премию.

 

В течение пяти лет в Институте Гейзенберга были созданы важнейшие квантовые теории твердокристаллического состояния, молекулярной

структуры, рассеяния излучения на ядрах и протон-нейтронной модели

ядер. Совместно с другими теоретиками они сделали огромный шаг в сторону релятивистской квантовой теории поля и заложили основы для развития исследований в области физики высоких энергий.

 

Эти достижения привлекли многих лучших студентов в такое научное

учреждение, как Институт Гейзенберга. Воспитанные в традициях «копенгагенской доктрины», они сформировали новое доминирующее поколение физиков, которые распространили эти идеи, разъехавшись по всему

миру в тридцатые годы после прихода к власти Гитлера.

 

Хотя Гейзенберг по праву считается сегодня одним из величайших

физиков современности, он в то же время подвергается критике за многие

его поступки после прихода к власти Гитлера. Гейзенберг никогда не был

членом нацистской партии, однако он занимал высокие академические

должности и был символом немецкой культуры на оккупированных территориях. С 1941 по 1945 год Гейзенберг был директором института физи

542 100 ВЕЛИКИХ  УЧЕНЬЕ

 

ки кайзера Вильгельма и профессором Берлинского университета. Не разі

отвергая предложения эмигрировать, он возглавил основные исследования по расщеплению урана, в которых был заинтересован Третий рейх.

 

После окончания войны ученый был арестован и отправлен в Англию.

Гейзенберг давал различные объяснения своим действиям, которые еще

больше способствовали падению его репутации за границей. Верный сын