Макроэкономическая  оценка роли российского  нефтегазового комплекса

      Е.Т. Гурвич,

      кандидат физико-математических наук,

      руководитель  Экономической экспертной группы 
 

      Стандартизованная стоимость нефтегазового экспорта растет, однако её доля в суммарном экспорте довольно стабильна, а отношение углеводородного экспорта к ВВП имеет выраженную тенденцию к снижению. Последний показатель упал с 18,7% в 1999 г. до .13,3% ВВП в 2003 г.

      Снижается и отношение дополнительных валютных поступлений при удорожании нефти на 1 долл./барр. (и пропорциональном изменении цен на газ) к ВВП: если в 1999 г. эта величина составляла 1,06%, то в 2003 г. - 0,65% ВВП. Фактически влияние колебании цен на нефть меньше, поскольку цены на газ реагируют на удорожание нефти с запаздыванием и не так сильно.

      Эффект  возможных колебаний внешней конъюнктуры целесообразно оценить с точки зрения устойчивости монетарной системы. Как известно, едва ли не главной проблемой денежно-кредитной политики в России в последние годы была необходимость стерилизации избыточной эмиссии, связанной с покупкой ЦБ РФ конъюнктурных сверхдоходов экспортеров. Поэтому мерой зависимости монетарной сферы от внешних условий может служить отношение эмиссии при покупке дополнительных экспортных доходов, возникающих в результате повышения цены на нефть на 1 долл./барр. (и соответствующего повышения цены на газ), к денежной базе. На рисунке 3 видно, что такое отношение быстро падает: с 21% в 1999 г. до всего лишь 8% в 2003 г. — соответственно ослабляется потенциальное дестабилизирующее влияние внешней конъюнктуры на монетарную сферу. Заметим также, что оба представленных на рисунке 3 показателя практически вернулись на уровень 1998 г.

      Полученные  результаты позволяют сделать вывод  о том, что с макроэкономической точки зрения значение экспорта углеводородов последовательно уменьшается. Однако это происходит не за счет появления альтернативных статей экспорта, а общего уменьшения роли ориентированных на экспорт отраслей (доля экспорта товаров и услуг в ВВП сократилась с 44% в 2000 г. до 35% в 2003 г.).

      Представляет  интерес сравнение прямого влияния  колебаний мировых цен на ВВП (через стоимость экспорта) для  России и других ведущих нефтедобывающих стран. Этот показатель зависит и от вклада нефтяного сектора в экономику страны, и от того, какая часть продукции сектора экспортируется. В сопоставимом измерении (% ВВП) российская экономика характеризуется втрое меньшей чувствительностью к колебаниям внешних цен по сравнению с Саудовской Аравией и Кувейтом, вдвое меньшей, чем Алжир и Венесуэла, и практически одинаковой с Норвегией.

      С точки зрения оценки общего влияния внешних условий на российскую экономику важно отметить наличие явной положительной связи между величиной конъюнктурного дохода экономики и чистым оттоком капитала без учета наличной валюты. Корреляция между квартальными значениями этих показателей (после «очистки» показателя оттока капитала от сезонности) в 2000-2003 гг. составила 0,47. Такую связь можно объяснить тем, что конъюнктурные доходы, концентрируются в нефтегазовом комплексе, который не в состоянии быстро превратить эти ресурсы во внутренние инвестиции, слабость же финансовой системы не позволяет эффективно инвестировать их в другие отрасли.

      Бюджетная система

      При рассмотрении вклада НГК в формирование бюджетных доходов мы затрагиваем сразу несколько проблем. Во-первых, полученные нами оценки размеров нефтегазового комплекса позволяют уточнить налоговую нагрузку на него, учитывая и ту часть ДС, которая переводится в посредническую сферу. Во-вторых, появляется возможность точнее проанализировать влияние налоговой реформы на названную нагрузку в отраслях НГК. Наконец, мы анализируем роль углеводородного сектора в формировании бюджетных ресурсов и степень зависимости бюджета от колебаний внешней конъюнктуры.

      Расчетные показатели налоговой нагрузки, определяемые как отношение уплаченных налогов к полной добавленной стоимости (для НГК — с учетом той части, которая была формально перемещена в торговлю). В состав налогов включались все, связанные с деятельностью НГК либо начисляемые на его продукцию (например, акцизы), даже если их платили другие отрасли. Данные о налоговой нагрузке на НГК не учитывают некоторые из уплаченных посредническими (трейдерскими) компаниями общих налогов (прежде всего налог на прибыль). Однако их учет не мог бы существенно повлиять на конечный результат: во-первых, основная цель перемещения заключается в оптимизации налогов; во-вторых, весь уплаченный в торговле налог на прибыль составлял в 2000-2003 гг. от 0,3 до 0,8% ВВП (трудно представить, что доля нефтегазовых трейдеров в этой сумме превышала половину).

      Полученные  результаты свидетельствуют о резком росте налоговой нагрузки на НГК в 2000-2001 гг. (что связано в первую очередь с восстановлением экспортных пошлин). Однако сравнение с нагрузкой в других секторах позволяет сделать неожиданный вывод: повышение налогообложения в НГК выглядит столь значительным прежде всего потому, что оно изначально находилось на очень низком уровне. Существовавшая в тот период налоговая система не могла в достаточной мере отреагировать на резкое увеличение размеров НГК вследствие девальвации рубля. В итоге до 2001 г. нагрузка на нефтегазовый комплекс была ниже, чем на остальную экономику. Кроме того, начиная с 2000 г., в нем появились конъюнктурные сверхдоходы, которые стали облагаться по более высокой норме, чем регулярные доходы (что представляется вполне оправданным). Отметим также, что в 2002-2003 гг. налоговая нагрузка на НГК в целом снижалась (по многом благодаря реформированию налога на прибыль).

        При сравнительной оценке налоговой нагрузки в НГК и других секторах следует учитывать, что значительную часть «остальной экономики» составляют не облагаемый налогами неформальный сектор (включающий как принципиально нерегистрируемую активность, например, работу в личных подсобных хозяйствах, так и скрываемую от налогообложения деятельность) и нерыночные услуги, где налоговая нагрузка очень мала. Более подходящим объектом сопоставления для НГК представляются аналогичные секторы — промышленность и транспорт (в обоих случаях исключая элементы нефтегазового комплекса). Факт сравнительно низкого налогообложения в НГК до 2001 г. при этом становится еще более очевидным. В последующие годы налоговое бремя на НГК находилось практически на том же уровне, что и для промышленности без нефтегазовой отрасли.

      Из-за отсутствия данных о распределении уплаченных налогов между отраслями нефтепроводного и газопроводного транспорта нельзя рассчитать нагрузку в целом в нефтяном и газовом секторах. Однако расчеты показывают, что общая нагрузка на добычу и транспортировку газа в последние два года была ниже, чем на промышленность без углеводородного сектора. Насколько радикально меняется оценка налоговой нагрузки на углеводородный сектор, если не учитывать перемещенную оттуда добавленную стоимость. В этом случае оценка налогового бремени оказалась бы в 1,5 раза выше, составляя 60-62% от полной ДО. Кроме того, корректно построенные оценки налоговой нагрузки показывают, что в последние два года она снижалась, а не росла, как можно было бы заключить, если не делать поправку на перемещение ДС.

      Данные о вкладе НГК в бюджетные доходы показывают, что большая часть прироста доходов в посткризисный период была обеспечена сектором углеводородов (ранее на это обратил внимание Г. Квон). При этом поступления в бюджет из НГК в процентах ВВП за последние четыре года повышались только за счет нефтедобычи и нефтепереработки, тогда как уровень поступлений из газового сектора и трубопроводного транспорта в целом за период не изменился. Рост бюджетных доходов, полученных из НГК, объясняется двумя причинами. Во-первых, если сравнивать с 1998 г. (как это делает Г. Квон), то девальвация и последующий более чем двукратный рост цен на нефть привели к существенному увеличению размеров нефтегазового комплекса. Во-вторых, как было показано выше, возросла налоговая нагрузка на сектор углеводородов. В то же время отметим, что после 2001 г. поступления в бюджет из НГК стали постепенно сокращаться.

        Доля доходов расширенного бюджета, поступающих из НГК, после резкого повышения в 2000-2001 гг. до 25% несколько снизилась и стабилизировалась на уровне 22,0-22,5%. Таким образом, вопреки распространенному мнению о сверхзначимости углеводородного сектора для бюджета его вклад даже при высоких ценах на нефть лишь незначительно превышает удельный вес сектора в ВВП. Тем самым еще раз подтверждается вывод о том, что в целом налоговая нагрузка на этот сектор отнюдь не чрезмерна.

      В консолидированном бюджете роль НГК несколько больше: он обеспечивает 28% доходов, хотя и здесь нельзя говорить о доминирующем значении данного источника. Определенную проблему создает концентрация углеводородных доходов в федеральном бюджете. В него поступает 80% налоговых отчислений НГК, в результате удельный вес НГК в структуре источников федеральных доходов достаточно высок (33% в 2003 г.). Соответственно сильнее и зависимость федерального бюджета от внешней конъюнктуры.

      Как и в случае с вкладом НГК  в ВВП, экспортные поступления и величина платежей из этого сектора в бюджет весьма чувствительны к внешней конъюнктуре. Вопрос о зависимости бюджета от мировых цен на нефть и газ был детально рассмотрен в упомянутой выше работе Г. Квона. Он обратил внимание на то, что введение привязанных к мировым ценам экспортных пошлин и НДПИ усилило зависимость бюджета от внешней конъюнктуры. По его оценкам, чувствительность доходов федерального бюджета (в диапазоне цен на нефть 20-25 долл./барр. возросла с 0,08% ВВП на 1 долл. изменения цены на нефть марки «Юралс» в 1998 г. до 0,35% ВВП в 2003 г. Это означает, что в 2002 г. при нормальной конъюнктуре федеральные доходы оказались бы на 1,1% ВВП меньше фактических, а в 2003 г. — на 2,5% ВВП меньше. Сравнивая эти показатели с расходами, мы получаем, что при стандартных внешних условиях в 2003 г. федеральный бюджет имел бы дефицит в размере 0,8% ВВП вместо профицита 1,7% ВВП.