Смысл жизни с точки зрения религиозных учений

От безнадежности положения, непрерывной ежедневной и ежечасной угрозы смерти, окружающей смерти  приходила мысль о самоубийстве. Заключенный Освенцима в первой фазе не страшится смерти. Самоубийство бессмысленно, потому что продолжительность жизни среднестатистического  лагеря,  высчитанная   объективно, с   учетом  всех возможностей была  слишком  коротка.  Только малая доля могла рассчитывать на то, что переживет все селекции.

Безграничная тоска по семье и дому пожирает заключенного, еще пару дней назад он был в своей жизни, со своими близкими и родными, на своей родине. Затем подступает  отвращение от уродливой, страшной, безобразной действительности.

Не нормальная реакция на аномальные обстоятельства - это нормальное поведение. Реакции  заключенного  при  его  приходе в  концлагерь оказываются  выражением ненормального  состояния души, ума, объективно это нормальная, стандартная, типичная  реакция на данную ситуацию. Реакции, начнут меняться в течение нескольких дней.  Человек  переходит  от первой фазы  ко второй: фаза, где происходит так называемая эмоциональная смерть. Происходил процесс умерщвления нормальных реакций через кнут и удары, реакции не должны были быть аномальным их не должно быть вовсе ничто не должно отвлекать от (смерти) жизни лагеря, работы в нем, собственной работы.

Сначала заключенный отворачивался от нарочитой демонстрации  наказаний, но затем он привыкает, он перешел во вторую стадию своих психологических реакций, его чувства не так остры, как раньше, они притупились, он смирился с отвращением и смотрит не шелохнувшись. Отвращение, ужас и жалость становятся аномальными реакциями, потому что ситуация, события смерти, умирания и страдания становятся нормальной ситуацией. Нормальное и ненормальное, все смешалось, поменялось местами.

Некоторое время Виктор Франкл провел в тифозном бараке. Сразу после смерти больного повторялась следующая сцена: один за другим заключенные забирали у теплого тела обувь, куртку, недоеденную им еду. Он сам наблюдал это совершенно равнодушно, хотя очевидно что в реальной жизни подобная ситуация вызвала бы возмущение. Потом санитар с трудом вынес тело. Жадно хлебая горячий суп,  Франкл  ненароком посмотрел в окно. Только что вынесенное  тело  было повернуто к нему лицом и своими остекленевшими глазами смотрело прямо на него. Несколько часов  назад он беседовал с человеком. Сейчас - продолжал есть суп. Отсутствие  эмоций удивило Франкла  с  профессиональной точки зрения, поэтому он запомнил этот случай, но его чувств в тот момент он не задел.

Апатия,  притупление  чувств, эмоций  и  равнодушие  были  симптомами, которые возникали во  второй фазе психологической реакции заключенного,  и  они мало-помалу делали его бесчувственным к ежедневным  и  ежечасным избиениям. Эта  нечувствительность помогала  ему окружить  себя  крайне самозащитой.

Избиения происходили по любому поводу, а иногда и без причины и приносили не только физическую, но и моральную боль, душевное страдание, вызванное беспричинностью и бессмысленностью. Самая болезненная сторона избиения – это оскорбление, скрытое в нем. Оскорбление в некоторые моменты может вызвать раздражение  даже у как будто закаленного узника, принудительно выслушивать суждения о собственной жизни от человека, не имеющего о ней ни малейшего представления невыносимо.

Капо в рабочей партии Франкла относился к нему благосклонно. Он произвел на  капо впечатление  своим диагнозом  его характера и  психотерапевтическими советами. Пока капо чувствовал потребность изливать душу психиатру, у него было гарантированное почетное место рядом с ним. Он был рад, что ему удалось  стать врачом  его капо и идти в первых рядах уверенным шагом, это означало, что его не отправят на неприятную работу, людей, на нее набирали из последних рядов колонны,  что во время  раздачи  супа черпак опустят на самое дно  и выудят  несколько горошин. Это не слишком значимое покровительство во многих случаях спасало жизнь.

Апатия,  главный  признак  второй  стадии. Окружающая  реальность  затмевалась, и  все  усилия  и эмоции сконцентрированы  на одном задание: сохранить  свою жизнь  и друзей. Часто можно увидеть, когда вечером они возвращались  в лагерь, как  кто-то  с надежной в глазах шептал: "Слава Богу, еще один день прошел!" Внутренняя жизнь заключенного опускалась до примитивного уровня. Нечеловеческого   существования лишило   способности   думать  о чем-нибудь, кроме еды, хлеба, печенья,  сигарет и хорошей горячей  ванны. Из-за  нехватки этих простых вещей наяву,  человек искал исполнения желаний в мечтах и сне.

Большинство заключенных тратили все усилия   на элементарное выживание, существование, а интерес ко всему остальному, что не было нацелено на выживание,  к жизни терялся. Эти объяснялось их полное бесчувствие. Его поезд шел через Вену, его родной город.  Он должен был проходить мимо родной  улицы, мимо своего дома, где прожил много лет своей. Они были себя больше мертвыми, чем живыми,  неизвестно куда отправляется поезд, шанс, что  он отправляется в Маутхаузен. У Франкла  возникло чувство, что  он видит улицы, дома своего детства в последний раз, глазами мертвеца, смотрящего с того света вниз на призрачный город.

В лагере царствовала "культурная спячка". Однако религия и политика еще волновали умы и сердца. Разговоры о военном положении усиливали напряжение, раздражение и нервотрепку у заключенных. Обращение к религии было чрезвычайно искренним.

Зимой и весной 1945 г. произошла вспышка тифа, почти все  заключенные заразились. Некоторые   симптомы  болезни  были  крайне малоприятны:   непреодолимое  отвращение  к  еде  (дополнительная  опасность для жизни при скудном рационе заключенного)  и  страшные приступы горячки. Заключенные старались  не спать всю  ночь, чтобы  избежать этих приступов бреда, Франкл часами  сочинял  речи в уме. Постепенно он начал восстанавливать  рукопись, потерянную   в  дезинфекционной   камере  Освенцима,   нацарапывая стенографическими знаками ключевые слова на маленьких клочках бумаги (Врачебное душепопечение).

Однажды Франкл был свидетелем спиритического сеанса. «Один человек начал вызывать духов чем-то вроде молитвы.  Лагерный клерк сидел перед листом чистой бумаги без всякого сознательного намерения писать. Через  десять  минут (после которых  сеанс закончился, поскольку медиуму  не удалось  упросить духов явиться)  его карандаш совершенно отчетливо вывел на бумаге "VAE V". Все  считали, что клерк  никогда не учился  латыни и никогда раньше не слышал слов  "vae victis"  - "горе побежденным".  А,  по-моему,  он наверняка когда-то их слышал, но не  запомнил сознательно, и они оказались в распоряжении "духа" - духа его подсознательного мышления -  как  раз сейчас, за несколько месяцев до нашего освобождения и окончания войны».[21] Автоматическое письмо дало выход глубоко затаившимся надеждам и чаяниям.

Сильные физические страдания, потери не всегда означали равноценные потери внутреннего Я, духовной жизни. Богатая внутренняя жизнь и духовная свобода защищали от окружающего ужаса. Некоторые заключенные, совсем не выглядевшие  крепкими,  часто  выживали  в  лагере  успешнее  здоровяков. Пока заключенные  брели по  обледеневшей дороге,  поддерживая друг друга, в молчании каждый  думал о своей жене, о своих родных.  На небе уже тускнели звезды, рассвет начал пробиваться из-за облаков. Но мысли Франкла были заняты образом  жены, он представлялся с пронзительность остротой, ясностью и чуткостью. Слышались разговоры, виднелась  улыбка, ободряющий и открытый. Реальный или нет, взгляд жены. Меня Франкла пронзила истина, которую воспевали в стихах поэты  и  провозглашали как  конечную  мудрость столько мыслителей: «любовь - это высшая цель, к которой может стремиться человек.» Величайший из секретов, сокрытых в поэзии, мыслях и вере: спасение человека происходит через любовь и в любви. Человек лишенный всего на  этом свете, все  еще может познать блаженство, хоть и на короткий миг, в мысленном общении, разговоре со своими любимыми. В ситуации крайней безысходности, когда человек не  может  выразиться  в  какой-либо полезной деятельности,  когда остается только достойно  переносить  свои страдания, лишения, человек  может выразить себя через размышление о  близком человеке,  наполненное истинной любовью. Становится понятным значение слов:  "Блаженны ангелы,  погруженные  в  вечное и полное  любви  созерцание бесконечной красоты".

Даже во время избиений мысли о любимых прерывались ненадолго.  Вскоре  душа   возвращалась  из   лагерной действительности  в другой мир, поднималась над лагерной действительностью, над психофизическим миром, в мир духовный. Любовь намного сильнее физической  личности  любимого человека.  Она направлена на существование  любимого. Есть ли  любимый тут физически, жив или нет, в  некотором смысле не имеет значение.

Почти три года заключения Франкл был лишен возможности узнать хоть что-либо о своей жене, писем не было. Такой  подъем внутренней жизни давал ему уход от  отчаяния, пустоты и духовной бедности  его бытия,  находил ему спасение  в прошлом. Свободное воображение вовсю играло миновавшими  событиями, мгновениями, зачастую незначительными,  мелкими   происшествиями  и  пустяками. Мир  прошлого,  был   далеким, и  душа с тоской рвалась к ним. Повседневный мир жизни – именно его не доставало заключенному. С ослаблением физического состояния обострялось восприятие красоты в искусстве и в природе. Во  время перевода из Освенцима  в  баварский лагерь, когда  заключенный  созерцали  горы  Зальцбурга, их  сияющие  на  закате вершины, через небольшое зарешеченное  окно арестантского  вагона ими  овладела красота природы. Мы  были благодарны  за  малейшую милость, радовались относительному везению, условному счастью.

Вопреки настоятельным уговорам своих друзей он согласился пойти врачом в лагерь с эпидемией тифа, там в его смерти был бы хоть какой-то смысл. Жители  лагеря   страшились  принятия  решений  или  проявляения любой инициативы. Некоторые научились предавать себя в руки судьбы. Судьба Франкла менялась много раз. Апатия настолько овладела заключенными, что принимать решения рискованно самостоятельно и ответственно, а временами и мгновенно не было сил и возможности, предпочтительнее было думать, что выбор за тебя сделает судьба. Адские муки испытывал каждый, раздумывая о попытке бегства. Франклу подворачивался удобный случай для побега, но неприятное чувство, охватившее его, помешало ему. Он решил взять судьбу в свои руки и отказаться от побега. Неприятное чувство покинуло его, будущее было неизвестно, но чувство внутреннего покоя, никогда ранее не испытанного, поселилось в его душе. Он вернулся к свои пациентам, стараясь облегчить их состояние.

Новая попытка бежать  не состоялась. Когда стал  приближаться фронт, лагерь приговорили к сожжению, похоже,  было,  что  вместе с  оставшимся заключенными. В надежде и отчаянии Франкл, его приятель и оставшиеся заключенные были готовы к путешествию. Их разбудил звук выстрелов, фронт добрался до лагеря. Наступило утро. Судьба играла людьми даже в эти последние часы. Человеческие решения ненадежны в особенности, когда дело касается жизни и смерти. Позже оказалось что заключенных, которых успели эвакуировать, не везли ни на свободу, ни в обмен на каких-то военнопленных они были заперты и сожжены заживо в бараках.

Вторая фаза сопровождалась раздражительностью, разочарованием в себе, комплексом неполноценности из-за превращения из «кого-то» в «нечто».

Все еще не верилось в то, что теперь и физически мы свободны.

Увиденное не приносило полноценной радости, лишь ее искры, заключенные все еще были в прошлом мире, не принадлежали к освобожденному миру. Радоваться пришлось учиться заново. Тело  не  так  склонно к торможению, как мозг, душа, эмоции. Физически с первого дня по настоящему тали пользоваться свободой. Шаг за шагом мы опять становились человеческими существами. Дорога к душевному спокойствию не была короткой и гладкой. Мораль исказилась. Горечь и разочарование настигали человека при прикосновении со своей прежней жизнью,  сама  судьба оказывалась  жестокой.  Тогда окружение  старалось внушить  человеку  в лагере  душевное  мужество, старалось показать ему перспективы в будущем, то ради чего  стоит стремиться выжить. Отчаявшемуся надо было напомнить, что  жизнь  еще  ждет его,  что  какое-то  человеческое существо дожидается  его  возвращения.  Но многих уже никто не ждал. Разочарование от столкновения с реальностью, когда оказывалось что человека, чей образ помогал жить в лагере, больше нет, что день, которого он дождался не так уж и радостен.

В феврале 1943 года умер отец от истощения и двух пневмоний, окончившихся отеком легких. Старший брат Франкла, Вальтер Август, погиб, вероятно, в 1944 году в шахте одного из концлагерей. В октябре 1944 в Освенциме его мать погибла в газовой камере. В апреле 1945 Тилли умерла в Берген-Бельзне. Из членов семьи Франкла выжила только сестра, эмигрировавшая в Австралию.

27 апреля 1945 Франкл был  освобожден из концлагеря американскими  войсками. В 1947 году публикация книги  «Психолог в концентрационном  лагере», которая была издана  под заглавием «Сказать жизни  «да»» и публикация «Врачебного  душепопечения». В 1947 году вступление во второй брак с медицинской сестрой Элеонорой Катариной Швиндт, опубликована «Психотерапия в практике». В 1949 году присуждена степень доктора философии за книгу «Подсознательный бог». С 1961 года читал лекции в качестве гостя в университетах по всему миру. На пенсии обучался летному делу. Последние лекции в 1996 году, смерть 2 сентября 1997 года от сердечной недостаточности.

2.2 Логотерапия. Религия. Франкл и религия.

Психологическое объяснение опыта лагерной жизни в книгах [21,22] не сводится к тому, что человек  полностью подпадает под влияние окружающей среды. Человек  - не только  продукт  разнообразных факторов биологической, социальной или психологической природы, у  человека есть свобода выбора. Человек  может  сохранить остатки  независимости мышления и духовной свободы даже в условиях крайнего психического и физического напряжения, может преодолеть апатию и подавить раздражительность. У  человека  можно все  отнять, кроме его последней свободы: выбрать свое отношение  к  любым данным обстоятельствам, выбрать свой собственный путь. « - Главное - не изменить самому себе. - Но ведь Гитлер, к примеру, тоже себе не изменял. Повернулся ко мне. - Верно. Не изменял. Но миллионы немцев себе изменили. Вот в чем трагедия. Не в том, что одиночка осмелился стать проводником зла. А в том, что миллионы окружающих не осмелились принять сторону добра"[15]