Психология бессознательного З.Фрейда

Психопатология  обыденной жизни

    Следующий шаг в изучении бессознательного Фрейда сделал, обратив внимание на аномальные, но распространенные в повседневной жизни случаи забываний, ошибок, описок, оговорок, непреднамеренных действий и "самокалечения". Повторяемость, типичность этих явлений говорят о том, что в них проявляются какие-то устойчивые намерения бессознательного. Аномалии обыденного поведения отличаются от сна и истерических симптомов тем, что они непосредственно включены в ткань социальной жизни. 

Забывание собственных имен 

    З. Фрейд говорил, что явление временного забывания собственных имен это весьма обыкновенный и практически не особенно важный вид расстройства одной из психических функций – способности припоминания. Весь процесс, который должен вести к воспроизведению искомого имени, потерпел смещение и привел к подмене. Смещение не является актом психического произвола, что оно, напротив, совершается в рамках закономерных и поддающихся научному учету. Акт воспроизведения и забывания обусловлен известным соотношением и расположением психических элементов. Сводя все условия, при которых забываются и неправильно воспроизводятся имена, мы получаем:  
 
- известное предрасположение, благоприятное для забывания;  
 
- незадолго перед тем происшедшее подавление;  
 
- возможность установить внешнюю ассоциативную связь между соответствующим именем и подавленным элементом.  
 
    При более внимательном изучении оказывается, что связанные внешней ассоциацией элементы обладают связью и по своему содержанию. Это явление можно обозначить как акт, мотивированный вытеснением. З. Фрейд думал, что нет основания делать принципиальное различие между теми случаями забывания, когда оно связано с ошибочным воспроизведением имен, и простым забыванием, не сопровождающимся замещающими именами. В ряде случаев имена-заместители всплывают самопроизвольно; в других случаях их можно вызвать усилением внимания, и тогда они обнаруживают такую же связь с вытесненным элементом и искомым именем, как и при спонтанном появлении. Решающее значение имеют два момента: усиление внимания, с одной стороны, а с другой – некоторое внутреннее условие, относящееся уже к свойствам самого психического материала: это может быть, та степень легкости, с какой создается между обоими элементами необходимая внешняя ассоциация. Наряду с обыкновенным забыванием собственных имен встречаются и случаи забывания , которые мотивируются вытеснением. 
 
 

Забывание иностранных слов 

    «Слова, обычно употребляемые в нашем родном языке в норме защищены от забывания. Иначе обстоит дело со словами иностранными. 
    Предрасположение к забыванию иностранных слов существует по отношению ко всем частям речи, и первая ступень функционального расстройства сказывается в той неравномерности, с какой мы располагаем запасом иностранных слов в зависимости от нашего общего состояния и от степени усталости.»[2]

   Фрейд  приводит пример из личной  жизни. Он напрасно вспоминал  имя известного итальянского  художника Сигнорелли. Губы произносили  другие имена взамен нужного:  Боттичелли, Больтраффио, будто воспроизведение  имени испытало перемещение. Непосредственно  перед этим замешательством Фрейд  подавил мысль, которую он не  желал высказывать собеседнику. 
    Приведенный в работе Фрейда анализ имел для него большое значение. Он освещал случай забывания, не сопровождающегося появлением подставных слов и подтверждал установленный ранее тезис, что факт появления или отсутствия подставных слов не может обусловливать существенного различия. 
   Главная ценность случая с забыванием aliquis заключается в другой особенности. Между вытесненным элементом и темой забытого имени существовала лишь смежность во времени. Этого достаточно для того, чтобы эти элементы связались один с другим путем внешней ассоциации. Напротив, в примере с aliquis нет и следа подобной независимой вытесненной темы. Расстройство репродукции исходит здесь изнутри, из самой же темы в силу того, что против выраженного в цитате пожелания бессознательно заявляется протест. 
    Этот протест производит свое действие тем же путем, что и в примере с Синьорелли: образуется внешняя ассоциация между одним каким-либо из числа заключающихся в нем представлений и каким-нибудь элементом опротестованного пожелания. Второй существенный пункт схождения с примером Синьорелли заключается в том, что протест берет свое начало из вытесненных элементов и исходит от мыслей, которые могли бы отвлечь внимание. 
 
 

Забывание имен и словосочетаний 

    Фрейд говорит о том, что анализируя наблюдаемые на себе самом случаи забывания имен, мы почти регулярно находим, что недостающее имя имеет то или иное отношение к какой-либо теме, близко касающейся нас лично и способной вызвать в нас сильные, нередко мучительные аффекты. В согласии с весьма целесообразной практикой Цюрихской школы (Блейлер, Юнг, Риклин) Фрейд это выражает в такой форме: ускользнувшее из нашей памяти имя затронуло в нас «личный комплекс». Отношение этого имени к нашей личности бывает неожиданным, часто устанавливается путем поверхностной ассоциации (двусмысленное слово, созвучие); его можно вообще обозначить как стороннее отношение. Несколько простых примеров лучше всего выяснят его природу.

     «Пациент просит меня рекомендовать ему какой-либо курорт на Ривьере. Я знаю одно такое место в ближайшем соседстве с Генуей, помню фамилию немецкого врача, практикующего там, но самой местности назвать не могу, хотя, казалось бы, знаю ее прекрасно. Приходится попросить пациента обождать; спешу к моим домашним и спрашиваю наших дам: «Как называется эта местность близ Генуи там, где лечебница д-ра N, в которой так долго лечилась такая-то дама?» — «Разумеется, как раз ты и должен был забыть это название. Она называется — Нерви». И в самом деле, с нервами мне приходится иметь достаточно дела.»[3]

    Непрерывный ток «самоотношения» («Eigenbeziehung») идет через наше мышление, ток, о котором мы обычно ничего не знаем, но который дает о себе знать подобного рода забыванием имен. Мы словно принуждены сравнивать все, что слышим о других людях, с собой самими, словно при всяком известии о других приходят в действие наши личные комплексы. Это ни в коем случае не может быть нашей индивидуальной особенностью; в этом заключается скорее общее указание на то, каким образом мы вообще понимаем других. Мы имеем основание полагать, что у других людей происходит совершенно то же, что и у нас.

О воспоминаниях детства  и покрывающих  воспоминаниях

    З. Фрейд считал вопрос о воспоминаниях детства очень интересным и важным. Он полагал, что первое воспоминание формирует отношение человека к миру и заставляет его действовать в соответствии с ним. (Но справедливо и обратное: человек преподносит нам в качестве первого воспоминания то, которое сейчас, с позиции сегодняшнего дня, кажется ему самым важным). З.Фрейда волновал вопрос: как далеко вглубь детства простираются наши воспоминания? Он говорит о существующих значительных индивидуальных различиях, некоторые из подвергавшихся наблюдениям людей относят свои первые воспоминания к шестому месяцу жизни, в то время как другие ничего не помнят из своей жизни до конца шестого или даже восьмого года.

    Также  З. Фрейд придавал большое значение  такому феномену как детская  амнезия - утрата воспоминаний  о первых годах жизни человека. "Мы знаем, - говорит З. Фрейд  - о том какого высокого уровня  интеллектуального развития достигает  ребенок уже на четвертом году  жизни, на какие сложные эмоции  он способен; мы должны были  бы поразится, как мало сохраняется  обычно из этих душевных событий  в памяти в позднейшие годы; тем более мы имеем все основания  предполагать, что эти забытые  переживания детства отнюдь не  проскользнули бесследно в развитии  данного лица; напротив, они оказали  влияние, оставшееся решающим  на все времена. И вот, несмотря  на это несравненное влияние  они забываются. Это свидетельствует  о совершенно своеобразных условиях  припоминания, до сих пор ускользавшим  от нашего познания"[4].

          Среди сохранившихся воспоминаний  детства некоторые представляются 

нам вполне понятными, другие - странными или непонятными. Некоторые воспоминания несомненно искажены, неполны, либо передвинуты  во времени или в пространстве. З. Фрейд полагал, что рассказы людей  о том, что, например, их первые воспоминания относятся, скажем, ко второму году жизни, явно недостоверны. И он надеялся, что скоро удастся найти те мотивы, которые объяснят нам искажение  и сдвигание пережитого, и которые вместе с тем докажут нам, что причиной этих ошибок является не простая погрешность памяти.

     Ранние детские воспоминания, согласно З. Фрейду, представляют собой не настоящий след давнишних впечатлений, а его позднейшую обработку, подвергшуюся воздействию различных психических сил более позднего времени.

    Детские воспоминания приобретают значение воспоминаний покрывающих и проводят при этом, как писал З.Фрейд: "замечательную аналогию с воспоминаниями детства народов, закрепленными в сказках и мифах" ранние детские воспоминания, согласно З. Фрейду, представляют собой не настоящий след давнишних впечатлений, а его позднейшую обработку, подвергшуюся воздействию различных психических сил более позднего времени.

    Детские воспоминания приобретают значение воспоминаний покрывающих и проводят при этом, как писал З.Фрейд: "замечательную аналогию с воспоминаниями детства народов, закрепленными в сказках и мифах". 
 

Обмолвки

 
    Явление обмолвок, наблюдаемое у здорового человека, производит впечатление переходной ступени к так называемой "парафазии", наступающей уже при патологических условиях. 
    Расстройство речи, обнаруживающееся в форме обмолвки, может быть вызвано, во-первых, влиянием другой составной части той же части речи - предвосхищением того, что следует впереди, или отзвуков сказанного, - или другой формулировкой в пределах той же фразы или той же мысли, которую собираешься высказать. Но расстройство может произойти и в силу влияний, посторонних данному слову, предложению, данной связи, влияний, идущих от элементов, которые высказывать не предполагалось и о возбуждении которых узнаешь только по вызванному ими расстройству. Одновременность возбуждения - вот то общее, что объединяет оба вида обмолвок, нахождение внутри или вне данного предложения или данной связи составляет пункт расхождения. 
    Оказывающий позитивное влияние фактор в словесных ошибках - ничем не стесняемое течение звуковых и словесных ассоциаций, вызванных произнесенными звуками. В качестве отрицательного фактора к нему присоединяется выпадение или ослабление воздействия воли, стесняющих это течение, и внимания, также выступающего здесь в качестве волевой функции. Оба фактора оказываются лишь различными сторонами одного и того же процесса.  
    Как в грубых, так и в более тонких погрешностях речи, которые еще можно отнести к ряду обмолвок, фактором, обусловливающим возникновение ошибки и достаточно объясняющим ее, Фрейд считал не взаимодействие приходящих в контакт звуков, а влияние мыслей, лежащих за пределами речевого намерения. 
    В других случаях к обмолвке и даже к замене задуманного слова прямой его противоположностью вынуждает самокритика, внутренний протест против собственных слов. В таких случаях с удивлением замечаешь, как измененный таким образом текст какого-либо уверения парализует его силу, и ошибка в речи вскрывает неискренность сказанного. 
    В нарушении речи сказывается внутренний конфликт, когда мы имеем дело с такими нарушениями речи, как бормотание и заикание от смущения, т.е. с теми нарушениями, которые уже нельзя отнести к обмолвкам. 

   Забывание намерений

  Ни одна другая группа феноменов не пригодна в такой мере для доказательства нашего положения о том, что слабость внимания сама по себе еще не может  объяснить ошибочное действие, как  забывание намерений. Намерение  — это импульс к действию, уже  встретивший одобрение, но выполнение которого отодвинуто до известного момента.                    Конечно, в течение создавшегося таким образом промежутка времени может произойти такого рода изменение в мотивах, что намерение не будет выполнено, но в таком случае оно не забывается, а пересматривается и отменяется. То забывание намерений, которому мы подвергаемся изо дня в день во всевозможных ситуациях, мы не имеем обыкновения объяснять тем, что в соотношении мотивов выявилось нечто новое; мы либо оставляем его просто без объяснения, либо стараемся объяснить его психологически, допуская, что ко времени выполнения уже не оказалось необходимого для действия внимания, которое, однако, было необходимым условием возникновения самого намерения и которое, стало быть, в то время имелось в достаточной для совершения этого действия степени. Наблюдение над нашим нормальным отношением к намерениям заставляет нас отвергнуть это объяснение как произвольное. Если мы утром принимаем решение, которое должно быть выполнено вечером, то возможно, что в течение дня нам несколько раз напоминали о нем; но возможно также, что в течение дня оно вообще не доходило больше до нашего сознания. Когда приближается момент выполнения, оно само вдруг приходит нам в голову и заставляет нас сделать нужные приготовления для того, чтобы исполнить задуманное. Если мы, отправляясь гулять, берем с собой письмо, которое нужно отправить, то нам, как нормальным и не нервным людям, нет никакой надобности держать его всю дорогу в руке и высматривать все время почтовый ящик, куда бы его можно было опустить; мы кладем письмо в карман, идем своей дорогой и рассчитываем на то, что один из ближайших почтовых ящиков привлечет внимание и побудит нас опустить руку в карман и вынуть письмо. Нормальный образ действия человека, принявшего известное решение, вполне совпадает с тем, как держат себя люди, которым было сделано в гипнозе так называемое «постгипнотическое внушение на долгий срок» . Обычно этот феномен изображается следующим образом: внушенное намерение дремлет в данном человеке, пока не подходит время его выполнения. Тогда оно просыпается и заставляет действовать.

  В двоякого рода случаях жизни даже и дилетант отдает себе отчет в том, что забывание  намерений никак не может быть рассматриваемо как элементарный феномен, не поддающийся дальнейшему разложению, и что оно дает право умозаключить о наличности непризнанных мотивов. Фрейд имеет в виду любовные отношения и военную дисциплину. Любовник, опоздавший на свидание, тщетно будет искать оправдания перед своей дамой в том, что он, к сожалению, совершенно забыл об этом. Она ему непременно ответит: «Год тому назад ты бы не забыл. Ты меня больше не любишь». Если бы он даже прибег к приведенному выше психологическому объяснению и пожелал бы оправдаться множеством дел, он достиг бы лишь того, что его дама, став столь же проницательной, как врач при психоанализе, возразила бы: «Как странно, что подобного рода деловые препятствия не случались раньше». Конечно, и она тоже не подвергает сомнению возможность того, что он действительно забыл; она полагает только, и не без основания, что из ненамеренного забвения можно сделать тот же вывод об известном нежелании, как и из сознательного уклонения.