Проблемы познания

   Лингвистические аналитики считают, что философские проблемы возникают как раз в результате непонимания логики естественного языка.  Поэтому  и  решены они могут быть лишь путем анализа  именно  этого  языка,  путем  тщательного выявления    и    кропотливого     описания     многообразных     контекстов словоупотреблений. Думать, что эти проблемы  можно  решать  путем  выявления каких-то общих характеристик тех слов, которые волнуют  философов  (как  это полагала  сделать  традиционная  «метафизика»  в  своих  попытках  построить систематическую теорию  философских  категорий),  или  же  путем  построения искусственных  языковых  систем,  в  которых   словам   придается   условное значение, весьма удаленное от реального, диктуемого  их  употреблением  (как

пытались сделать  логические позитивисты,  строившие  искусственные  языковые модели),—значит,  по  мнению  лингвистических  аналитиков,  идти   по   явно бесперспективному пути. Нужно, однако, осознать, подчеркивают  представители данного философского направления, что этот аппарат  при  всей  его  важности непригоден  для  целей  разрешения  философских   проблем,   ибо   последние существуют именно как  результат  непонимания  многообразия  и  несводимости друг к другу различных языковых  контекстов.  В  искусственных  же  языковых системах терминам не может не придаваться  жесткий  и  однозначный  смысл  в соответствии с самой идеей таких систем. К  тому  же  смысл,  придаваемый  в

формальной логике логическим константам  («все»,  «некоторые»,  «и»,  «или», «если...то», «не», «существует»), весьма далек от многообразия их смыслов  в реальном языке. Поэтому  выполнение  различных  задач  философского  анализа лучше всего достигается средствами неформального анализа  неформализованного обыденного языка.

  Следует заметить, что между обоими направлениями  аналитической  философии (лингвистический и логический  позитивизм)  существует  определенного рода связь. Она выражается, во-первых, в  том,  что  сама  логика  противостояния вынуждает лингвистических аналитиков обсуждать те философские проблемы и  их решения, которые были существенны для логического позитивизма. Во-вторых,  и это главное, лингвистический анализ унаследовал от  логического  позитивизма некоторые принципиальные установки в понимании самого характера  философской деятельности.

   Свою задачу  аналитические философы видят  в том,  чтобы  вскрыть   источник «метафизических» псевдопроблем и выявить реальный,  подлинный  смысл  слов, неправильно употребляемых  философами-метафизиками».  Так,  например,  если путем  анализа  слова  «знать»  выявляется,  что  оно   имеет   целый   ряд

контекстуальных значений, между  которыми  вряд  ли  можно  найти  что-либо общее, то, утверждают лингвистические аналитики, не  существует  какой-либо общей  дефиниции  знания  и,   следовательно,   задача   построения   общей философской теории познания лишена смысла.

3.Проблемы  познания. 

3.1. Проблема обоснования  знания. 

     Во  все времена знанием считалось  то, что доказательно обосновано, но в том, что это можно проделать, мыслители сомневались уже две  тысячи лет назад. Наиболее глубоко  и подробно проблема обоснования  знания стала разрабатываться с  появлением естественных наук, поскольку  заявленной целью деятельности ученых изначально был поиск объективной  истины об окружающем мире.

     Проблема  включает в себя два аспекта: определение  источника знаний и определение  истинности знаний. И с тем, и с  другим все не так просто.

Все попытки определить источник человеческих знаний можно  разделить на два направления. Первое можно обозначить, как подход “изнутри”, поскольку предполагается, что все  исходные предпосылки истинного  знания находятся внутри человека. При этом не важно, проявляются ли они в виде божественного озарения, общения с “миром идей” или  являются врожденными, главное, что  для их получения нет необходимости  во внешней деятельности, только во внутренней духовной работе (рациональном размышлении, самоанализе, медитации  или молитве). В рамках этой концепции  существует очень много вариантов  философских систем. Для проблемы научного знания важна позиция рационализма, сформулированная Рене Декартом и получившая название картезианство . Декарт стремится построить всеобъемлющую картину мироздания, в которой вселенная предстает в виде обособленных материальных тел, разделенных пустотой и действующих друг на друга посредством толчка, подобно частям единожды заведенного часового механизма. В том, что касается познания, Декарт полагает, что, критически анализируя содержание собственных убеждений и используя интеллектуальную интуицию, индивид может подойти к некоему нерушимому основанию знания, врожденным идеям. Однако при этом возникает вопрос об источнике самих врожденных идей. Для Декарта такой источник – Бог. Для того чтобы такая система работала, врожденные идеи должны быть у всех одинаковые, причем такие, чтобы в точности отражать внешний мир. В этом состоит слабое место подхода “изнутри” в целом – нерешенность проблемы выбора между теориями. Если оппоненты с помощью интеллектуальной интуиции не придут к единому мнению, выбор позиции окажется исключительно делом вкуса.

     Второе  направление поисков источника  знания – “внешнее”. Познание человеком  реальности идет исключительно через  чувства, переживания. С появлением естественных наук такой подход получает новое звучание. В развитие этих взглядов в Англии формируется концепция  эмпиризма, важность которой для  развития научного знания не возможно переоценить. Фактически, эмпирический подход лежит в основании всей научной практики. Его основа хорошо сформулирована Френсисом Бэконом: знание получается путем постепенного восхождения от фактов к закону, путем индукции. Для классического  эмпиризма характерно отношение  к разуму ученого как к tabula rasa, чистой доске, свободной от предрассудков  и ожиданий.

     Последовательно придерживаясь идей эмпиризма, Дэвид  Юм обозначает и границы его применимости. При чисто эмпирическом подходе термин, не связанный с чувственным переживанием не имеет смысла. Содержание ума четко делится на синтетические высказывания (отношения между идеями) и факты (единичные высказывания, знания о мире, истинность которых определяется внелогическим путем). Обращаясь к происхождению фактов, Юм обнаруживает, что в их основе лежит отношение причины и следствия, получаемое из опыта, а фактически - привычка. Отсюда вытекает характерное для эмпиризма ограничение на принципиальную познаваемость общих принципов (последних причин) и скептическое отношение к попыткам такого познания. В то, что такие принципы в следующий момент времени не изменятся по произволу, можно только верить. Однако можно ли свести все знания к опыту? Сам процесс обобщения оказывается невыразим в эмпирических терминах. Начиная с отбрасывания туманных терминов, эмпирист неизбежно заканчивает отбрасыванием знания вообще. Юм обосновывает наличие привычки ее необходимостью для выживания человеческого рода, но механизм возникновения такого непогрешимого инстинкта все равно оказывается за рамками рассмотрения. Таким образом, строгий эмпиризм не позволяет получить эмпирическое знание.

     Первой  серьезной попыткой учесть внешнее, эмпирическое и внутреннее, рациональное начало является философская система Канта . Пытаясь разрешить поднятые Юмом, Кант предполагает, что чувственный опыт упорядочивается с помощью априорных форм познания, не врожденных, но формирующихся под действием культуры, среды. Без этих исходных механизмов никакое познание просто не возможно. Кант выделяет две составляющие мыслительной деятельности: рассудок, как способность составлять суждения на основании чувственного опыта, и разум, всегда направленный на понятия рассудка. Поскольку разум не связан с чувствами непосредственно, он способен оперировать с отвлеченными понятиями, идеями. Чувственный опыт рассматривается как граница возможного знания, выходя за которую разум обречен впадать в противоречия.

     Мы  приходим к выводу, что человеческое знание имеет источниками одновременно работу разума и показания чувств. В массиве знания неизбежно каким-то образом смешаны элементы того и  другого. Но в каких отношениях находятся  эти две составляющие и можно  ли их четко разделить? Тот, кто не рискует довериться “врожденным  инстинктам” или поверить, что  априорные формы познания идеальны, неизбежно пытается оценить результат  умственного процесса и подходит к вопросу обоснования истинности знаний. Любая попытка управлять  процессом мышления упирается в  вопрос оценки результатов. Как отличить истинные умозаключения от ложных? Если не рассматривать субъективные доводы типа интеллектуальной интуиции или гениального прозрения, с  античных времен философы пользовались для этого логикой. Логика – это  инструмент, переносящий истинность с посылок на выводы. Таким образом, истинно только то, что выводится  из истинных предпосылок. Это умозаключение  было положено в основу концепции, оказавшей  фундаментальное влияние на современное  состояние теории научного знания. Я имею в виду позитивизм во всех его разновидностях.

     Эта концепция возникает в 19 веке под  влиянием успеха естественных наук и  объединяет в себе классический эмпиризм и формальную логику. Фактически, это  попытка игнорировать поднятые Юмом вопросы. Первая формулировка подобного  подхода связывается с именем Огюста Конта . Претерпевая некоторые изменения, позитивизм достигает высшей точки развития в начале 20 века в форме логического позитивизма. В рамках этого подхода наука рассматривается как единственный путь достижения объективной истины, причем, отличительной особенностью науки является ее метод. Все отрасли человеческого знания, не использующие эмпирический метод, не могут претендовать на истину и потому равноценны (или равнобессмысленны). В чем, согласно позитивизму, особенность научного метода? Во-первых, проводится четкое различие между эмпирическим базисом и теорией. Теория должна быть доказана, верифицирована, а элементы эмпирического базиса не нуждаются в логическом доказательстве. Эти элементы соответствуют юмовским “фактам”, их истинность определяется внелогическим путем (в разных интерпретациях они “даны в чувствах”, “достоверно известны”, “непосредственно наблюдаемы”). Каждый такой элемент принимает значения “истина” или “ложь”. Научной теорией считаются только такие высказывания, которые сводимы к эмпирическому базису при помощи определенных правил, под которыми обычно подразумевается экзистенциональная логика. Все, что не сводимо к чувственному опыту объявляется метафизикой и бессмыслицей. С точки зрения позитивизма нет большой разницы между религией, всей предыдущей философией и большинством общих научных теорий. Задача науки заключается не в объяснении, а в феноменологическом описании совокупности экспериментальных фактов, теория рассматривается исключительно как инструмент упорядочивания данных. Фактически науку отождествляют с аксиоматической логической системой, а философия рассматривается как теория научного метода. Понятно, что такой подход слишком узок. Кроме того, позитивизм поднимает ряд проблем, которые сам решить не в состоянии.

     Во-первых, это проблема эмпирического базиса. Что считать непосредственно  наблюдаемым, “данным в чувствах”? Любое наблюдение психологически нагружено  ожиданием, органы чувств разных людей  отличаются, более того - большинство  измерений ведется опосредованно, через измерительные приборы. Следовательно, в получении результата как минимум  участвует “теория наблюдения”, по которой построен прибор (для  астрономии это будет оптика). А  как быть с экспериментами, которые  стали возможны только потому, что  их результат был предсказан теорией? Кроме психологических возражений существует чисто логическое: любое  высказывание об наблюдаемых фактах уже является обобщением. При детальном  рассмотрении проблемы оказывается, что  непреодолимой естественной границы  между наблюдением и теорией не существует .

Во-вторых, даже если бы эмпирический базис существовал, оставались бы и другие логические проблемы . Проблема индуктивной логики (верификации) заключается в том, что логика позволяет только переносить истинность с посылок на выводы, никаким количеством сингулярных высказываний невозможно доказать универсальное высказывание типа " х (для любых х). Попытка демаркации (разграничения науки и прочих форм сознания) по принципу верифицируемости натолкнулась на необходимость отбросить признанные научные теории как недоказуемые. Все это потребовало последовательного ослабления всех критериев, введение противоречивого термина “осмысленности”. Осталась нерешенной проблема редукции терминов теоретического языка к протокольным предложениям (например, сложность формулировки смысла диспозиционных предикатов). Попытки выработки особого “языка науки” окончились неудачей.

     В третьих, на серьезные возражения наталкивается  попытка свести функции теории к  чисто инструментальным. Согласно позитивистской трактовке истолкование – средство получения знания, без которого можно  обойтись. При детальном рассмотрении оказывается, что теоретические  термины не просто упрощают теорию и делают ее удобней. Термины удается  выбросить только из готовой теории, да и как разделить теорию и  опыт и т.д и т.п. Более того, если теория – инструмент, то почему она вообще нуждается в доказательстве?

     В итоге, к середине ХХ века философия подошла  с убеждением, что крупнейшие научные  теории – фикция, а научное знание – результат соглашения. Реальная наука упорно не помещалась в такие  рамки. Отечественные разработки проблемы на базе ленинской теории отражения, на мой взгляд, дают слишком общее  толкование проблемы и на практике бесполезны . Кроме того, диалектический материализм настаивает на последовательном приближении относительной истины к абсолютной, на прогрессе, накоплении, а не просто росте знания. Единственной интересной разработкой диалектического материализма является отношение к знанию, как к идеальному плану деятельности и обращенность всего знания на практику. Современное состояние философии науки в целом и проблемы обоснования истины в частности является реакцией на крах концепции позитивизма.