Пробемы христианской теологии в философии Аврелия Августина

Министерство  науки и образования  Российской Федерации.

Саратовский Государственный  Технический Университет. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Кафедра «Философия». 

Реферат по теме:

«Проблемы христианской теологии Блаженного Аврелия Августина» 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

  Выполнил: ст. АСФ  гр. ТГС11

Вельмизов  Е.А.

  Проверил: 

                                                                                                                Зарова Л.И. 
 
 
 

Саратов, 2008г.

      Содержание.

1. Введение                                                                                                                                           3
2. Блаженный Аврелий Августин – христианский теолог с языческими корнями                       6
3. Двойственность существующего мира в философии Августина                                                9
4. Христианство – как итог скитаний и размышлений Августина                                                14
5. Civitas Dei - самое законченное и совершенное выражение Блаженного Августина             19
6. Список литературы                                                                                                                        20

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

      Введение.

      Пятый век, несомненно, одна из важнейших  эпох христианской цивилизации. Это  та критическая эпоха, когда церковь, во всеоружии своей вполне сложившейся  организации, вступает в средние  века, передаваясь от древнего греко-латинского мира варварам и воспринимая в  себя греко-латинские элементы. Вместе с тем это тот век, когда  уже весьма резко и рельефно обозначается различие между христианством эллинским, восточным и латинским, западным. Государственный порядок в то время расшатан и поколеблен в  самом своем основании; церковь  одна представляет собою общественное единство, скрепляя и связуя империю, распадающуюся на части в процессе саморазложения. Против варваров, со всех сторон прорывающихся в империю сквозь ослабевшие легионы, она одна представляет собою культурное единство греко-латинского мира." Среди волнений мира,- говорит еще в конце IV века св. Амвросий Медиоланский,- церковь остается неподвижной; волны разбиваются об нее, не будучи в состоянии ее пошатнуть. В то время, как всюду вокруг нее раздается страшный треск, она одна предлагает всем потерпевшим крушение тихую пристань, где они найдут себе спасение". Церковь представляет собою в то время единство не только духовное, но и мирское; одряхлевшее государство не в состоянии отправлять самых элементарных своих функций, светская власть не может уже собственными силами защитить государство извне и скрепить его изнутри; она не обеспечивает ему ни справедливого суда, ни сколько-нибудь сносной администрации. Поэтому церковь, как единственная живая сила в этом обществе, волей- неволей вынуждена взяться за мирские дела, исполнять задачи светской власти. Мы видим в ту эпоху епископов в роли светских администраторов и судей, разбирающих такие дела, как споры о наследстве; мы видим их и в роли дипломатов.

      В те тяжкие времена необходимость  иногда заставляет их принимать деятельное участие даже в военной защите государства: епископ в осажденном городе нередко стоит во главе  обороны. На Западе и на Востоке церковь  спасает государство, отправляя  его функции. Это ведет там и здесь к образованию такого порядка вещей, в котором церковное единство смешивается с государственным и благодатный порядок строго не размежуется с порядком мирским. Константин Великий понимал, что империя не может одними своими силами противостоять естественному процессу саморазложения и смерти. Чувствуя, что государство само по себе спастись не способно, что оно не в состоянии держаться на материальном базисе своей стихийной силы и военного могущества, он искал ему сверхприродной основы и призвал церковь к обоснованию Рима: он хотел скрепить единое государство посредством единой церкви. Но именно поэтому он и его преемники хотели стоять во главе единой церкви, чтобы через нее господствовать над государством. С одной стороны, император хочет сделать свою мирскую власть центром христианского общества, подчинив ей власть духовную в качестве служебного органа. Но, с другой стороны, и церкви присуще стремление к самостоятельности и попытки восточных императоров к главенству в делах веры встречает энергичное противодействие. Притязаниям светской власти противополагается независимый епископат с римским епископом, как главою и центром.

      На  востоке и на Западе в интересующую нас эпоху мы наблюдаем образование  своеобразной христианской теократии, в которой церковь смешивается  с государством; она не сливается  с ним в единое целое, но, как  сказано, строгие и определенные границы между ними отсутствуют. В обеих половинах империи  это смешение двух сфер, церковной  и государственной, ведет, однако, к  противоположным результатам. На Востоке  через все отдельные царствования христианских императоров красной  нитью проходит один неизменный принцип  церковной политики, увековеченный  императором Констанцием в классическом изречении: "Что я хочу, да будет  вам канон", - говорил он собору епископов в Милане. При системе  управления государством посредством  церкви, единый канон и, в особенности, единый догмат представляют для императора не только единую церковь, но и единое государство. В догматических вопросах и спорах он заинтересован не только как верующий, но и как представитель мирской власти. С точки зрения Константина, высказанной им и унаследованной его преемниками, чтобы спасти государственное единство, нужен единый Бог и единая вера. Понятно, что с этой точки зрения всякий догматический спор, всякое разделение в церкви представляется угрозой целостности государства. Чтобы не выпустить из рук власть, необходимо заставить подданных верить так же, как и император: кто держится другого исповедания, тот не только еретик, но и бунтовщик. Отсюда стремление императора определять самое содержание христианского догмата. Он берет на себя обязанности духовной власти, диктуя своим подданным догматические формулы. Он предписывает им верить или не верить в единосущие Сына Божия Отцу или равенство Св. Духа Сыну, признавать в Сыне одно или два естества и т.п. Так поступают императоры как еретические, так и православные. Если церкви и поручаются разнообразные мирские задачи, то император тем более стремится утвердить над нею свою суперматию, обратив ее в орган своей светской политики.

      Само  собой разумеется, что властолюбие  императоров - не единственная причина  такого порядка вещей. В глазах массы  христиан император - защитник веры - является центром христианского общества и поэтому - повелителем церкви. К  нему обращаются и епископы для решения  своих догматических споров, причем, как водится, те, кому удается склонить его в свою пользу, признают за ним  право авторитетного вмешательства  в дела веры, отрицают же это право  те, против кого власть императора обращается. Если, с одной стороны, император  стремится к главенству в делах  веры, то, с другой, и иерархия стремится  обратить догматы в принудительные юридические нормы. Языческое прошлое  империи, где не было особого жреческого класса и всякий светский магистрат мог отправлять жреческие функции, не подготовило общество к различению духовного и светского порядков, и мы видим, как и в христианской империи то и другое переплетается и смешивается.

      На  Востоке, где светская власть сравнительно сильна, это смешение ведет к преобладанию светской власти, которая узурпирует функции церкви. Совсем другое происходит на Западе. Здесь в течение всего IV и V-го веков вплоть до падения Западной империи мы видим, с одной стороны, постепенное умаление светской власти, а с другой - быстрый рост и усиление независимого епископата. Быстро развиваясь, духовная власть здесь господствует над мирской областью, подчиняя себе, в конце концов, и саму императорскую власть. Это отличие Запада от Востока вызвано сложной совокупностью культурно- исторических условий.

      По  мере того, как светская власть слабеет, впадая в старческое бессилие, духовная власть епископа становится на ее место, отправляя ее функции, и Августин жалуется на то, что, в качестве епископа, он до того завален светскими, гражданскими делами, что это мешает отправлению его пастырских обязанностей. Смешение церкви и государства, выразившееся на Востоке в мирском деспотизме, в господстве мирской власти над церковью, на Западе, напротив, ведет к тому, что государство постепенно уходит в церковь, а церковь постепенно облекается в государство. Возвышению епископов над государством способствует и та благородная роль, которую они играют во время варварских нашествий. В минуту, когда сил у государства не хватает, чтобы спасти своих подданных от ярости завоевателей, епископы выступают в роли защитников мирного населения; они берут на себя обязанности посредников между победителями и побежденными и делают то, что не под силу государству - спасают свою беззащитную паству, укрощая дикие разрушительные инстинкты варваров. Понятно, что христиане больше надеются на своих епископов, ждут от них своего спасения, а не от светской власти. Восточные императоры своими цезаро- папистскими стремлениями со своей стороны также способствовали расширению власти папы, хотя и в чисто духовной сфере. В значительной мере благодаря им, влияние папы распространилось далеко за пределы Западной империи, на дальний Восток.

      Вглядываясь внимательно в занимающую нас  эпоху, мы убедимся , что в ней уже в конце IV-го и начале V-го века все элементы средневековой жизни и все признаки европейской цивилизации налицо. Атомарный инвидуализм разлагающегося общества в то время уже сливается в индивидуализмом пришлых германских элементов, прорвавшихся в империю. Расшатанный до основания государственный порядок уже не в состоянии сдержать анархического произвола, и церковь одна стоит против индивидуализированной личности с ее стремлением к безграничной свободе и ненасытной жаждой жизни. Привыкшая к разносторонней практической деятельности, не только духовной, но и мирской, церковь мало по малу проникается элементами античной культуры, насыщается государственными идеями древнего Рима; ее епископы являются представителями не только духовной власти, но и светских преданий, юридических и административных. Ее духовенство в управлении и господстве над людьми, и пастыри ее могли быть для варваров не только наставниками в вере, но и учителями права. На этой-то почве возрос и развился тот теократический идеал, который уже в начале V-го века нашел себе классическое выражение в творениях Блаженного Августина. О нем-то мы теперь и будем говорить. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

      Блаженный Аврелий Августин – христианский теолог с языческими корнями.

      Блаженный Августин - одна из самых интересных исторических личностей, которые когда-либо существовали. Оценка ее - одна из сложнейших и труднейших задач в виду разнообразия и богатства элементов, вошедших в состав его учения и так или  иначе повлиявших на образование  его характера. Августин - во всех отношениях олицетворение той переходной эпохи V-го столетия, когда один обветшавший  мир рушится, а другой созидается на его развалинах.

      Он  стоит на рубеже между древностью и средними веками: собирая обломки древней культуры, он вместе с тем закладывает основы средневекового, частью же и новейшего европейского миросозерцания. Говоря словами Шарпантье, Civitas Dei Августина есть "надгробное веяние мира нового". Эти слова могут послужить прекрасной характеристикой и всей жизни и деятельности этого отца церкви. Это во всех отношениях двойственная личность: в ней воплотились и сосредоточились все противоположности его века. Более того, он предвосхитил и объединил в себе контрасты нового времени, ибо, будучи отцом и, можно сказать, основателем средневекового католичества, он вместе с тем другими сторонами своего учения был пророком протестантства. И если протестанты и католики с одинаковым правом видят в нем своего родоначальника, то мы, без всякого сомнения, можем признать его отцом западного христианства во всех главнейших его разветвлениях.

      Сын развратного африканца-язычника и  христианской святой, Августин во всей своей жизни остается двойственным порождением язычества и христианства, которые борются в нем до конца  его жизни, не будучи в состоянии  совершенно преодолеть одно другое. Внутренняя борьба этой личности - мировая борьба, и тот процесс психологического развития, который он увековечил в  своей "Исповеди" есть прекрасное олицетворение мирового кризиса. Двум противоположным настроениям, сменившимся  в жизни Августина, разнузданному  язычеству его молодости и  святому христианству зрелых лет, соответствуют  две общественные среды; его внутреннее раздвоение есть раздвоение тогдашнего общества.

      Родина  Блаженного Августина, северная Африка, являет собою яркий образец этого раздвоившегося общества. Здесь противоположные настроения усиливаются страстной и впечатлительной африканской природой. Африка в занимающую нас эпоху - страна контрастов: здесь мы находим крайний аскетизм, соседствующий с самым грубым развратом, племенную религиозность рядом со всевозможными чувственными эксцессами.

      Полярной  противоположности в настроении Августина соответствует, таким  образом, полярная противоположность  тогдашнего общества. Каковы главные  впечатления его жизни? С одной  стороны толпа нравственно падших людей, с другой - немногие святые, избранные  личности. С одной стороны обесцененные культы и дикие оргии отживающей старой религии, с другой - христианство, которое одно дает силу держаться  на нравственной высоте своим последователям.

      В самом себе Августин познал дисгармонию, внутренний разлад своей среды, как  борьбу двух противоположных начал. Он испытал в своей развратной молодости силу злого начала, греха; но то не был только индивидуальный, личный грех: он жил "как все", повторяя грехи своего общества, где целомудрие считалось чем-то постыдным. То был  грех социальный, но вместе с тем  и грех его страстной и чувственной, отцовской природы, следовательно, грех родовой, унаследованный. Вся общественная среда и унаследованная физическая организация толкает его на путь разврата, зла. С другой стороны, этим злым, необузданным влечениям противятся остатки христианского настроения, сохранившиеся в виде смутных детских воспоминаний.

      В этих впечатлениях молодости уже  содержится тот основной контраст, который впоследствии определил  все миросозерцание Августина: с  одной стороны, грех является не только индивидуальным, но и социальным и  наследственным; с другой - сила добра, благодати. В сочинении "De Gubernatione Dei" Сальвиан говорит: "Почти во всех африканцах я не знаю, что не худо"; и в другом месте: "С трудом можно найти между ними доброго". Сопоставив хотя бы эти два изречения и все то, что Сальвиан говорит об африканцах, мы легко поймем, почему в особенности для африканца, как Августин, сила зла должна была представляться непомерной, неодолимой естественными человеческими силами; а добро, напротив, должно было казаться чем-то абсолютно сверхприродным, сверхчеловеческим. Это объясняет нам весьма многое в философии Августина и, между прочим, то, почему в его этическом миросозерцании человеческий элемент принижен, обречен на чисто пассивную роль, почему в его системе нет места человеческой свободе. Система эта раздирается контрастом между превозмогающей силой зла в развращенной человеческой природе и неодолимой силой благодати, которая одна в состоянии сломить это зло. Между этими двумя полюсами человек - ничто: его свобода всецело поглощается снизу или сверху, вся уходит в грех или в благодать. В тот век всеобщего разъединения и разлада отдельная личность чувствует себя одиноко и волей- неволей сосредотачивается в своем внутреннем мире. А потому мы не удивимся, что философствование Августина начинается с самоуглубления и самоисследования.