Принцип субстанциальности сознания

  Давая общую оценку концепции Маркса, Сорокин  полагает, что она содержит в себе немалое число глубоких идей, которые тем не менее противоречат друг другу и не способны составить целостное логически стройное учение. Для доказательства этой точки зрения Сорокин прибегает к доскональному разбору тезисов, сформулированных в предисловии к работе Маркса «К критике политической экономии», выражающих, по убеждению многих марксистов, сердцевину материалистического понимания истории.

  Напомним  читателю содержание этого фрагмента. «Общий результат, к которому я пришел... — пишет Маркс, — может быть кратко сформулирован следующим  образом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»58.

  Сорокин усматривает разительное противоречие в этих утверждениях Маркса, в которых, как он полагает, социально-философский  тезис о первичности общественного  бытия перед общественным сознанием  опровергается своей собственной  социологической конкретизацией.

  В самом деле, в качестве общественного  бытия, полагает Сорокин, у Маркса выступает  «способ производства материальной жизни», который представляет собой  единство производительных сил и  производственных экономических отношений. Мы видим, что главный импульс  функционирования и развития общества Маркс усматривает в производительных силах, которые определяют характер производственных отношений, а через  них — социальный и политический уклады общественной жизни и, далее, системы общественного сознания.

  Но  что представляют собой эти первичные  «материальные производственные силы»? При ближайшем рассмотрении выясняется, что в структуре производительных сил Маркс выделяет вещные компоненты — средства производства — которые определяют способ «личного» участия людей в процессе производства, а в их структуре важнейшей считает технику — «костно-мускульную» основу трудовой деятельности. Осталось добавить, продолжает Сорокин, что столь важную во всех отношениях технику — первоисточник детерминационного воздействия на сознание — Маркс определяет в других своих работах как «овеществленную силу знания».

  В итоге круг замыкается. Производительные силы, которые являлись взгляду Маркса-философа как «материальная первооснова  общества», важнейший компонент  общественного бытия, определяющего  общественное сознание, предстают перед  взглядом Маркса-социолога как модус  этого сознания, человеческое знание, воплощенное в технических объектах, которое действительно определяет функционирование и динамику общества, но в качестве идеальной, а не материальной, как полагал Маркс, силы.

  Как и Р. Арон, Сорокин упрекает Маркса за непонимание той истины, что  история людей всегда есть история  идей — даже тогда, когда она есть история производительных сил. «Человеческое  общество, — заявляет Сорокин, —  вся культура и вся цивилизация в конечном счете есть не что иное, как мир понятий, застывших в определенной форме и в определенных видах»59.

  Конечно, признает он, не все согласятся с  подобной редукцией предметной социокультурной  реальности, включающей в себя города с их зданиями, дорогами и мостами, заводы с их станками, армию с  ее вооружением, к «бестелесным»  понятиям, которые «нельзя взвесить, измерить, ощупать».

  «Это  замечание, — продолжает Сорокин, —  с виду очень убедительно, но тем не менее оно поверхностно, и вот почему. Совершенно верно, мир понятий нельзя взвесить так просто, как мы взвешиваем хотя бы камень. Но, спрошу я в свою очередь, разве можно взвесить, например, жизнь, не тот комплекс материи, в котором она воплощена, а саму жизнь? Нельзя, конечно, и, однако, никому в голову не приходит отрицать ее реальность. То же относится и к миру понятий: его нельзя непосредственно взвесить, но оглянитесь вокруг себя, и вы его увидите всюду! Вот, например, фабрика со сложнейшими машинами, вот школа, университет, академия, вот больница, построенная сообразно научным требованиям, вот почта и телеграф и т. д. и т. д., разве все это не застывшая мысль? Разве все эти фабрики и заводы, больницы и школы, дома и одежда и т. д. сами собой создались? Разве все это предварительно не было в виде мысли хотя бы в головах их изобретателей?»

  То  же касается «всей техники, всей практики индивида ли или данной общественной группы: поведения, нравственности, права, форм общественной и политической организации, «сил и орудий» производства и  т. д., — все это обусловлено  миром понятий и представляет ту или иную его трансформацию. Это  положение, несмотря на противоположное  утверждение марксизма, может быть подтверждено всей историей политических организаций, техники, нравственности и права и ежедневным опытом каждого. Машины, прежде чем принять «материальное» бытие, должны уже иметь «логически-психическое» существование в мысли своего изобретателя, а не наоборот. Это  ясно. То же относится и ко всей технике, и ко всем «орудиям» производства. Все это, по остроумному выражению  Тарда, есть «застывшая мысль». Фабрики и заводы, паровые и электрические двигатели, та или иная форма жилища, характер или состав пищи, форма одежды и вообще весь материальный быт в конце концов являются застывшей мыслью современной ли или же предыдущей эпох»60.

  Прежде  чем оценить справедливость или  несправедливость такой критики  Маркса, мы должны констатировать, что  основное расхождение во взглядах на функционирование и развитие общества между ним и Сорокиным связано  с вопросом о роли сознания в этих процессах.

  Выше, рассуждая о функциональной организации  социального действия, мы уже рассматривали  развитую Сорокиным теорию «двух  аспектов» социокультурной реальности, согласно которой уже в простейшем акте человеческой деятельности именно идеальные компоненты «внутреннего аспекта», духовные значения оказываются  тем системообразующим фактором, который определяет социальный статус субъекта и объекта действия, причины  и характер их взаимной связи.

  Тот же принцип последовательно проводится Сорокиным при рассмотрении более  сложных общественных образований  — систем социального взаимодействия. Коллективная деятельность людей —  ее результаты и сам ее процесс, ее причины и механизмы — выводится  Сорокиным из идеальных целей и замыслов, общих взаимодействующим субъектам, соединяющих воедино людей, предметы и процессы, никак не связанных между собой в аспекте своей «телесной» материальной организации. Именно эти духовные значения создают системы социального взаимодействия — отдельные человеческие группы и общество в целом — определяют их качественную самотождественность, сущность во всех аспектах ее существования — генетическом, структурном, функциональном и динамическом.

  В самом деле, что объединяет людей, участвующих в церковной службе, позволяет нам рассматривать  их как участников единой по своей  сущности и содержанию совместной деятельности?

  Представим  себе человека, попавшего на богослужение в католический храм и не знакомого  с христианским вероучением, его  догматикой и ритуалами. В состоянии  ли такой человек понять, что соединило  вместе людей, занятых самыми различными формами деятельности — курением ладана, хоровым пением, зажиганием свеч, окунанием пальцев в чашу с водой и пр.?

  Очевидно, что самые глубокие знания в области  естественных наук не помогут ему  сориентироваться в происходящем, установить каузальные или функциональные зависимости  между вещественно-энергетическими  взаимодействиями, образующими процесс  богослужения с его внешней стороны. Суть происходящего станет ясной  лишь тогда, когда мы проникнем в  систему внутренних «смыслов», набрасывающих  сеть «логико-значимой» интеграции на субстратно не связанные между собой процессы и объекты.

  «Лишенные своего значимого аспекта, — пишет  Сорокин, — все явления человеческого  взаимодействия становятся просто биофизическими явлениями и, как таковые, предметом  изучения биофизических наук. Намеренное или ненамеренное в совместной деятельности, солидарность или антагонизм, гармония или дисгармония, религиозное и  нерелигиозное, моральное или неморальное, научное или художественное —  все эти социокультурные характеристики вытекают не из биофизических свойств взаимодействия, но из значимых компонентов, налагающихся на них. То же самое справедливо в отношении любой социальной системы взаимодействия — такой, как государство, семья, церковь, университет, академия наук, политическая партия, профсоюз, армия и военно-морской флот. В химическом мире не существует научных или философских элементов или молекул тред-юнионизма... в биологическом мире мы не находим религиозных клеток, юридических хромосом или моральных тканей...»61.

  Именно  сознание, по Сорокину, есть определяющий фактор генезиса любых социальных систем, становление которых, как уже  упоминалось выше, проходит три взаимосвязанных  этапа. Первый представляет собой фазу логического синтеза, когда в сознании творцов зарождаются замыслы неких новых социальных явлений, каковыми являются не только вещи (средства труда и предметы потребления), но и организационные формы общественной жизни — будь то программа создания новой религии, партии или даже общественного строя (как это произошло с К. Марксом, разработавшим теоретические основы коммунизма).

  Именно  этот идеальный проект Сорокин считает  подлинным «базисом» любых общественных явлений. «Независимо от того, что  представляет собой логический базис  новой системы — идею ли нового стихотворения, картины, технического изобретения или целый синтез идей, создающих новую научную  теорию, религиозное верование, свод законов, экономическую или политическую систему — подобная интеграция всегда является логически первой фазой  возникновения нового в социокультурной  реальности»62. Эта фундаментальная  роль логической интеграции в развитии социального мира не меняется в зависимости  от того, совершена ли она намеренно  или случайно, в результате долгой серии опытов и расчетов или спонтанно. Так же несущественно, происходит ли этот логический синтез в одном или  многих рассудках, в результате удачного стечения обстоятельств или под  давлением внешних условий. Важно  лишь, полагает Сорокин, что умственная интеграция есть первооснова любых  общественных инноваций.

  Второй  этап становления связан с объективацией  идей, их переходом в предметную форму существования путем соединения с некоторыми материальными проводниками. Если логическую интеграцию Сорокин  уподобляет зачатию нового человека, то стадия объективации подобна появлению  новорожденного на свет — ибо самая  величественная система значений, существующая лишь в сфере «чистого разума», «зачатая, но еще не рожденная», не является реальным компонентом окружающей нас социальной действительности, способным влиять на другие ее компоненты. В результате объективации система идеальных смыслов превращается в совокупность реальных символических объектов — рукописей, книг и пр., становящихся «перевозчиками» смысла, благодаря которым возможна его передача от человека к человеку.

  Наконец, третья фаза становления систем взаимодействия (которую Сорокин уподобляет введению ребенка в общество других людей) — это фаза социализации, когда идеи, способные распространяться в обществе, находят людей, берущих их на вооружение, строящих свое поведение в соответствии с ними.

  В процессе такой социализации системы  взаимосвязанных идей, превращаясь  в надындивидуальные программы  поведения, создают системы взаимодействующих  людей или социальную реальность в узком смысле слова, означающем организационные формы коллективной деятельности. Это значит, что культурная система христианского вероучения превращается в институт христианской церкви, представляющей собой систему  социальную, точнее, социокулыпурную.

  В самом деле, поскольку люди —  в отличие от атомов или молекул  — могут объединяться только на основе некоторых идей, ценностей  и норм, любая реальная социальная система является именно социокультурным  образованием, в котором культурный компонент выступает как внутреннее организационное условие коллективности. Представить себе реальный социальный институт, лишенный функционального  единства смысловых структур поведения, логически невозможно — в то время  как существование систем культуры, потерявших своих актуальных носителей, в принципе возможно (как это имеет  место с египетскими пирамидами, иероглифическим письмом и прочими  «ископаемыми останками» исчезнувших  цивилизаций).

  Такая «живучесть» духовных значений лишний раз свидетельствует об их определяющей роли в процессе функционирования и  развития созданных ими социальных систем. Представим себе, утверждает Сорокин, что церковная организация потеряла большую часть материальных предметов  культа или лишилась значительной части  прихожан. Опыт «катакомбных» конфессий  свидетельствует о том, что и  в таких критических условиях социокультурная система способна существовать, сохраняя свою идентичность, потенцию к возрождению и даже увеличению прежних сил. Иначе обстоит  дело в случае, когда изменения  произошли в сфере религиозной  догматики. Нетрудно убедиться в  том, что их последствия для самосохранения системы могут быть несопоставимы по своему значению с изменениями в сфере «материальных проводников» и субъектных носителей религиозного культа. Достаточно вспомнить те тяжелейшие следствия для русской православной церкви, которые вызвала такая «малость», как новое написание имени Христа или замена двуперстного крещения трехперстным...