Постпозитивизм Т.Куна в философии

      Второе  направление в критике нормальной науки представлено К. Поппером. Он не отрицает существования в науке такого периода, как нормальное исследование в понимании Куна. Поппер говорит, что различие между нормальной наукой и революционной практикой в науке, «может быть, не такое резкое, каким его делает Кун; тем не менее, я готов признать, что в лучшем случае я лишь смутно представлял себе это различие и, далее, что это различие указывает на нечто, имеющее большое значение». Поппер неоднократно подчеркивает, что в характеристике Куном нормальной науки отражен реально существующий и очень важный момент. Однако, считает Поппер, нормальная наука Куна не только не является нормальной, но и представляет опасность для самого существования науки. «Нормальный» ученый в представлении Куна вызывает у Поппера чувство жалости: его плохо обучали, он не привык к критическому мышлению, из него сделали догматика, он жертва доктринерства. На самом деле, полагает Поппер, хотя ученый и работает в рамках какой-то теории, при желании он может в любой момент выйти за эти рамки. Правда, при этом он окажется в других рамках, но эти другие рамки будут лучше и просторнее.

      Согласно  третьему направлению критики нормальной науки, предполагается, что нормальное исследование существует, но оно не является основным для науки в целом. Оно также не представляет страшного зла, каким его считает Поппер. Не следует приписывать нормальной науке слишком большое значение – ни положительное, ни отрицательное.

      «Кроме  того, Кун явно сгустил краски, характеризуя особенности научной деятельности в период спокойного развития науки, и сильно сблизил ее с алгоритмизированной деятельностью, почти целиком лишив ее критического и творческого начала»²³. Это было сделано с целью, чтобы сильнее подчеркнуть важную мысль о различии между задачами, решаемыми наукой в периоды ее спокойного развития и в периоды научных революций. Но нельзя упускать из виду, что те коренные сдвиги, которые происходят во время научной революции, назревают и подготавливаются в предшествующий период, что между периодами спокойного, эволюционного развития и научной революцией существует прямая внутренняя связь. Они не независимы друг от друга, а вырастают друг из друга. При всей своей увлеченности идеей принципиального отличия характера научной деятельности в период спокойного развития науки от ее характера в период научной революции Кун, несомненно, понимал связь этих периодов, но, находясь в плену своей главной идеи, не уделил должного внимания данному вопросу.

      Правда, в ряде мест Кун высказывает отдельные соображения по этому поводу. Благодаря тому, что в период нормальной науки ученые работают в соответствии с принятыми моделями, правилами действия, нормальная наука чрезвычайно чутко улавливает любые аномалии – несоответствия решений, полученных в результате исследования, ожиданиям, вытекающим из принятой теории. Нормальная наука, таким образом, выступает как очень чуткий прибор по обнаружению аномалий. А поскольку аномалии – сигнал о неблагополучии в принятой теории, необходимости ее ревизии, то именно результаты, полученные нормальной наукой, становятся толчком к пересмотру парадигмы. Однако в целом важная проблема связи и соотношения спокойных периодов в развитии науки и научных революций, повторяем, не нашла разработки в концепции Куна. И это не случайное упущение.  

6. НАУЧНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 

      Научная революция выражает процесс смены  парадигм. Она начинается с кризиса господствующей парадигмы, когда накопившиеся научные факты уже не могут быть объяснены и головоломки разрешены с помощью общепринятых теорий, составляющих содержание нормальной науки, что порождает профессиональную неуверенность. «Начинается переход к кризисному состоянию, к периоду экстраординарной науки», которая покоится на научных открытиях и предлагает новое видение мира, более эффективные способы решения накопившихся головоломок и объяснения научных фактов, не укладывающихся в рамки прежней парадигмы. Переход к новой парадигме составляет суть научной революции, перерыв кумулятивного накопления знаний, постепенности в динамике науки. Ядро научной революции составляет «отказ научного сообщества от той или иной освященной веками научной теории в пользу другой теории, несовместимой с прежней»²⁴. По словам Куна сдвиг в проблемах, подлежащих научному исследованию в стандарте их исследования и решения приводит к трансформация мира, в котором проводится научная работа.

      Это не означает полного отказа от научного наследия. Устаревшие, оказавшиеся ошибочными в результате новых научных открытий теории  отбрасываются, становятся предметом истории науки. Другая часть научного наследия трансформируется применительно к новой парадигме. Третья, и весьма значительная часть научного знания, составляющая ядро наследственного генотипа науки в целом или отдельных ее отраслей, передается следующим поколениям, образуя фундамент научного знания.

      Спектр критических мнений по данному вопросу довольно широк и разнообразен. Одни полагают, что научные революции случаются совсем не так уж редко, как может показаться на первый взгляд, и наука вообще никогда не развивается лишь путем накопления знаний. Научная революция совсем не является «драматическим перерывом в «нормальном», непрерывном функционировании науки: вместо этого она становится «единицей измерения» внутри самого процесса научного развития. Часть критиков хотят сделать революцию менее революционной, а нормальную науку            менее кумулятивной, сгладить между ними по возможности границу.

      Основным  является обвинение в иррационализме. Здесь особенно активным оппонентом Куна выступает И. Лакатос. Он утверждает, например, что Кун «исключает всякую возможность рациональной реконструкции знания», что с точки зрения Куна может быть только психология открытия, но не логика, что Кун нарисовал нам «в высшей степени оригинальную картину иррациональной замены одного рационального авторитета другим» и т.д.»²⁵.

      Кун, несомненно, сумел разглядеть некоторые  существенные черты научной деятельности в период между научными революциями, который он удачно назвал нормальной наукой. В самой сущности науки заложена коренная трансформация знаний. Поэтому научные революции являются нормой ее развития, а следовательно, с не меньшим правом нормальными можно назвать и периоды научных революций. Неверно, однако, на этом основании говорить об истории науки как о непрерывной революции, к чему склоняется К. Поппер. Во-первых, это не соответствует реальности даже тогда, когда мы имеем в виду не только научные революции, ведущие к коренному изменению общей картины мира, но и революции в отдельных науках и отраслях. Во-вторых, подобный подход фактически ведет к отрицанию научных революций в качестве узловых, переломных моментов в истории науки. И, наконец, в-третьих, такая точка зрения лишает исследователей развития науки ориентира в потоке исторических событий, позволяющего выделить в нем главные, определяющие. Сам термин «нормальная наука», введенный Куном, уже наталкивает на мысль, что аспект научной деятельности, обозначаемый этим термином, является наиболее характерным, типичным для науки в целом. И действительно, Кун высказывает мысль о том, что нормальное исследование отличает науку от других форм духовной деятельности человека, в то время как революционная трансформация сближает науку с искусством, политикой и т.д. Такой подход к вопросу нам не кажется верным. То, что Кун называет нормальной наукой, правильнее было бы называть периодом спокойного эволюционного развития. 

7. ВЫБОР НОВОЙ ТЕОРИИ 

Вопросом, который не затронули критики  Куна и который является коренным, важнейшим для теории развития науки является вопрос о возникновении нового знания. Начав с критики позитивизма за сведение анализа науки к анализу только готового знания, Кун затем сам отказался от разработки этого вопроса и свел его к выбору научным сообществом между двумя уже имеющимися теориями или парадигмами – старой и новой. Это, безусловно, важный вопрос, имеющий не только теоретическое, но и практическое значение. Он содержит много сложностей и тонкостей. Но проблема выбора между старой и новой теорией не снимает, а, наоборот, предполагает раскрытие того, как возникает новое знание. Без этого невозможно создание законченной, целостной концепции развития науки.

      Бесспорно, что эта проблема относится к  числу чрезвычайно сложных и  трудных. Здесь история науки смыкается с гносеологией. Кун это хорошо понимает. Отсюда его внимание к соотношению теории и факта, теоретического и эмпирического, его интересные соображения о роли мысленного эксперимента в познании, о конструировании и преобразовании ученым идеального образа внешнего мира и изменении видения этого реального физического мира с изменением теоретических представлений. Однако, отказавшись от рассмотрения проблемы возникновения нового знания или, вернее, оставив ее на полпути, Кун слишком схематизировал характер научной деятельности в период спокойного развития науки и лишил себя возможности раскрыть ее взаимосвязь с научной революцией.

      С этим же связаны и неудачи Куна в трактовке вопроса о выборе между конкурирующими теориями. Критики Куна обвиняют его в иррационализме на том основании, что Кун вместо логического объяснения того, почему научное сообщество отвергает старую теорию и принимает новую, выдвигает социальные и психологические аргументы. В этом они видят «грехопадение» Куна, отказ от рациональной реконструкции истории и переход на позиции иррационализма. Но такая критика ничего не доказывает и свидетельствует лишь о живучести на Западе имманентного направления в историографии науки, которое исходит из замкнутости науки и представления, что все, что происходит в ней, обусловлено исключительно внутренними законами ее развития». Хотя порой, когда критика Куна пытаются объяснить наиболее существенные моменты в развитии науки, они вынуждены, вопреки своим исходным теоретическим позициям, так или иначе, прибегать к внешним факторам.

      Критики Куна правы только в том, что, утверждая, будто переход к новой теории может быть основан лишь на вере в ее будущую плодотворность или на смутном эстетическом чувстве, он фактически отходит от рационального объяснения науки. Его утверждение, что формообразующим ингредиентом убеждений, которых придерживается научное сообщество в данное время, всегда являются личные и исторические факторы – элементы, по видимости, случайные и произвольные, которые дают основание для такого вывода. Но произошло это не по тем причинам, на которые указывают его критики, а в силу того, что Кун отказался от рассмотрения вопроса, как возникает новое знание. Не ответив на этот вопрос, невозможно выяснить и вопрос о критерии истинности знания. Отсюда и отсутствие обоснованного критерия выбора между конкурирующими теориями.

      Пути, приводящие ученых к тому, чтобы оставить одну почитаемую парадигму в пользу другой, не могут быть обеспечены доказательством. Обсуждать их механизм, значит, говорить о «технике убеждения или аргументах и контраргументах в ситуации, где не может быть доказательства»²⁶. В такой ситуации долгое сопротивление новой теории не является нарушением научных стандартов. «Хотя историк всегда может найти последователей того или иного первооткрывателя, например Пристли, которые вели себя не разумно, ибо противились новому слишком долго, он не сможет указать тот рубеж, с которого сопротивление становится нелогичным и ненаучным»²⁷. Утверждения этого рода, очевидно, приводят к вопросу, почему при отсутствии обязывающих критериев научного выбора так заметно возрастает как число решенных научных проблем, так и точность научных решений. «Если отсутствуют критерии, способные диктовать выбор каждому ученому, мы были бы правы, доверяя коллективным суждениям членов научного сообщества»²⁸.

      Далее Кун приводит пять основных характеристик, являющихся стандартными критериями оценки адекватности теории: точность, непротиворечивость, область приложения, простота и плодотворность. Вместе с множеством других почти таких же характеристик они дают общую основу для выбора теории.

      Каковы характеристики добротной научной теории. Среди набора совершенно обычных ответов я выбираю пять.

      Во-первых, теория должна быть точной: следствия, дедуцируемые из теории, должны обнаруживать согласие с результатами существующих экспериментов и наблюдений.

      Во-вторых, теория должна быть непротиворечива, причем не только внутренне или сама с собой, но также с другими принятыми теориями, применимыми к близким областям природы.

      В-третьих, теория должна иметь широкую область  применения, следствия теории должны распространяться далеко за пределы тех частных наблюдений, законов и подтеорий, на которые ее объяснение первоначально было ориентировано.

      В-четвертых, (это тесно связано с предыдущим), теория должна быть простой, вносить порядок в явления, которые в ее отсутствие были бы изолированы друг от друга и составляли бы спутанную совокупность.

      В-пятых, это менее стандартная, но весьма важная для реальных научных решений характеристика – теория должна быть плодотворной, открывающей новые горизонты исследования; она должна раскрывать новые явления и соотношения, ранее остававшиеся незамеченными среди уже известных»²⁹.

      Тем не менее, перед тем, кто должен использовать эти критерии, регулярно возникают два вида трудностей. Каждый в отдельности критерий смутен: исследователи, применяя их в конкретных случаях, могут с полным правом расходиться в их оценке. Кроме того, используемые вместе, они время от времени входят в конфликт друг с другом; точность, например, может предполагать выбор одной теории, область приложения – ее конкурента. 
 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

      Как пишет Нарский И.С.: «В отношении  к построениям Т. Куна с некоторым  запозданием у нас, среди советских философов, утвердилась наконец справедливая критическая позиция. Конечно, заслуга Куна в том, что он привлек внимание к коренным, скачкообразным изменениям в естественнонаучной картине и методах познания мира. Вместе с тем необходимо отметить отсутствие  четкого теоретического подхода, существенные упрощения и огрубления в освещении историко-научного процесса, а также обусловленные односторонним психологизмом расплывчатость и туманность основных понятий. Это касается таких понятий, как «нормальное состояние науки», «парадигма», «революция в науке». Кун не учел диссонансы между научными теориями и методами, не раз имевшие место в истории познания. Между тем в историческом развитии науки и философии бывали случаи создания новых теорий в рамках прежних методов (Ньютон)»³⁰.