От классических утопий Т. Мора и Т. Кампанеллы к современным «женским» утопиям

   В современных  критических философиях М. Фуко, Ф. Джеймисона и З. Айзенстайн учитываются гендерные, расовые и социальные различия, лежащие в основе любого общества. Без формулирования своей позиции по отношению к гендерным ролям и образам «маскулинности» и «феминности» в обществе не обходится ни одна утопия. Правда, в истории культуры не существовало обществ с реально эквивалентными гендерными отношениями, поэтому любую гендерную программу по установлению равенства полов можно рассматривать как утопическую, а любая гендерная утопия вносит вклад в развитие «культуры критицизма».

   Исследуя  классические утопические тексты начиная  с «Утопии» Т. Мора, «Города Солнца» Т. Кампанеллы и кончая социалистическими утопиями Ш. Фурье и Р. Оуэна, американские исследователи пришли к выводу, что, хотя в ранних «мужских»  утопиях и предлагались модели гендерно-эгалитарного общества, в них не удалось избежать патриархатного отношения к женщине. Утверждая необходимость женской эмансипации в публичной сфере, классические утопии поддерживали гендерную субординацию в сфере приватной. В текстах Т. Мора, Т. Кампанеллы, Р. Оуэна, Э. Беллами и А. Бебеля радикальное изменение института брака и других традиционных форм отношений между мужчиной и женщиной не затрагивает гендерных привилегий в распределении работы и политических прав и «новым человеком» классической утопии выступает исключительно мужчина, а не женщина.

   Значительно больше внимания вопросам гендера уделялось  в утопиях Э. Беллами и У. Морриса, созданных в конце ХIX века во время подъема движения за эмансипацию женщин в США. 
 
 

5. «Взгляд в прошлое: из 2000 в 1887» Эдварда Беллами  и «Новости из ниоткуда» Уильяма Морриса.

   Эдвард  Беллами, американский писатель-фантаст, в имевшей огромный успех повести «Взгляд в прошлое: из 2000 года в 1887», создал индустриальную утопию Бостона будущего. В ней провозглашалось окончание войны между полами. Женщина больше не хотела быть зависимой от мужчины в браке, имела собственный счет в банке, делала карьеру и участвовала  в общественной жизни, хотя и под руководством мужчин. Однако через введенную в обществе систему кредитования сохранялась общая зависимость граждан от государства. Белами считал, что «проявления страсти» делают один пол непонятным для другого и, используя современную терминологию, в сфере желания мужчина и женщина никогда не будут равны. Для женщины, утверждал он, брак – своего рода карьера. Он поддерживал идею сохранения традиционной женственности, как она понималась в викторианскую эпоху. В его утопии освобожденная от финансовой зависимости женщина – «хранительница расового фонда»,  она свободно выбирает «лучшего самца» для репродукции, и это служит наградой победителю в обществе жесткой конкуренции. Было важно, чтобы дети рождались от наиболее успешных мужчин. Основа развития человеческой истории, по Беллами, заключается в селекции, и его утопия предвосхищает гендерно-расовые теории Третьего рейха. В целом, женщины в утопии Беллами равны мужчинам, но отличны от них, и это равенство приводит к гендерно-расовой сегрегации и этатизации «материнского инстинкта».

   Отталкиваясь  от индустриальной утопии Беллами, Уильям Моррис, английский художник, писатель и политический деятель, в новелле «Новости из Ниоткуда» (1891г.), критикует «общество машинерии» и находит свой идеал в прошлом, создавая буколическую идиллию, где все технологические достижения скрыты от взгляда наблюдателя и люди получают удовольствие от работы, свободной от отчуждения. Вместе с частной собственностью, насилием и индустриализацией, Моррис развенчивал институт буржуазного брака. Освобождение от частной собственности, по его мнению, должно трансформировать устаревшие формы брака, и женщина по своему выбору свободно сможет остаться с партнером или оставлять его. Ситуации конкуренции, ревности, измен или полигамии Моррис считает недостойными для идеального общества и не рассматривает их. Он придерживается традиционных взглядов на природную естественность для женщины домашней работы и заботы о потомстве и выступает против возможной в будущем гендерной андрогении (социально-эмоционального эгалитаризма).

   Большинство американских авторов утопий не были сознательными сторонниками женской эмансипации, а просто суммировали гендерные и сексуальные роли женщины в будущем, «хорошем», обществе, выстраивая его как более высокий статус, получив образовательные, избирательные и профессиональные права. Вплоть до ХХ века большинство утопий, созданных авторами-мужчинами, идеализируют женскую «сущность», её предназначение для вторых ролей в государстве; контроль над репродуктивными функциями женщины у них оказывается одной из главных – политических– задач в тоталитарном обществе.  

6. «Женские» утопии

   Основной  же темой утопий, созданных женщинами (Урсулой Ле Гуин, Маргарет Атвуд, Джоанной Русс и др.) оказывается, как считает Франсис Бартковски (из Университета штата Небраска),  тема желания. В иронической или очень серьёзной и патетической форме эти утопии стремятся расширить представления читательской аудитории о возможностях и границах желания. При этом американская исследовательница Энн К. Мелор различает «абстрактные» и «конкретные» утопии.

   «Абстрактные» сгенерированы из «чистого желания», их функции, как и функции сновидений, заключаются в реализации желания; они не содержат практической программы социального изменения; их цель, в терминологии психоанализа, в установлении контакта с «отчужденным эго», «желанием». На практике это означает перевод повседневных норм и существующего социально-культурного опыта в пространство неограниченных возможностей  осуществления желания, причём в этих фантазиях, в отличие от реалистического повествования, деятелем становится не автор, а сам читатель. Ещё одна американская исследовательница, Рут Левитас, цель утопий конца ХХ века видит не в изображении «хорошего/плохого» общества, а в создании условии для перформативного переживания читательницей или читателем виртуальных событий. Такой текст она рассматривает как доступный постоянному реинтерпритированию в зависимости от задач актуального момента.

   «Конкретная», или критическая, утопия имеет практическую социальную цель: изображая потенциально возможный мир, она пытается определить природу той социальной болезни, которую критикует, и предложить для неё лекарство. Основываясь на тенденциях развития в настоящем, она предлагает «моральный», «политический» ил и «технологический» прогноз будущего.

   Размышления об изменении гендерных иерархий в обществе и установлении эгалитаризма сами по себе утопичны, поскольку нет никаких антропологических или археологических доказательств реального существования матриархата в историческом прошлом. Нонсексистское общество сначала должно быть построено только как модель, утопия, а затем апробировано в социальных реформах. В критической утопии, содержащей образы мира без гендерной дискриминации, показана ограниченность и/или ложность «социального знания», сгенерированного исключительно мужским родом. Однако больше всего авторов занимает устроение социальных  барьеров в реализации желания и трансформации сексуальных ролей.

   Основным  жанром утопии становится научная фантастика (science fiction и fantasy в западной терминологии), которая позволяет описывать утопические модели независимо от исторических, этнических или  этических реалий. Среди наиболее популярных авторов, помимо уже упоминавшихся можно назвать У. Ле Гуин  и Дж. Русс, Алису Шелдон, Мардж Пирси.

   В «женской»  утопии существуют два направления: радикальная критика представленных в классических утопиях гендерных иерархий и позиций и собственно женский взгляд, изображающий социальную организацию и социальный прогресс с либерально-демократических позиций.

   Первое  направление, ревизия классических утопий, использовало постмодернистский метод деконструкции и критики власти М. Фуко, Ф. Джеймисона и  К. Миллет для анализа гендерных дихотомий в утопиях Мора, Кампанеллы, Беллами. Американские писательницы выступали с критикой «природного» материнского инстинкта, гендерного разделения труда и обязательной «домашней» повинности женщин в идеальном обществе будущего. По их мнению, классическая утопия остаётся идеальным обществом для «публичности» мужчин и «приватности» женщин, несмотря на то, что равенство прав в таких обществах декларировалась для всех граждан. Мужской утопический радикализм оказывался «эмансипантным» лишь абстрактно, а практически сохранял для женского тела, желания и субъективности скрытую субординацию, не отводя женщине пространства для индивидуальной самореализации.

   Классические  социальные и политические утопии, будучи продуктом своего времени, никогда  не включали в свои идеальные проекты  женщину как полноправного члена  общества. Даже революционизируя институты  брака и домашнего труда, утописты не оставляли места для свободного волеизъявления самой женщины, видя её не субъектом, а объектом перемен. Осознав это, американские писательницы второй половины ХХ века дают собственно женское представление идеального общества. Критические утопии, написанные женщинами, начинают появляться с 1970-х годов.

   Женские (феминистские) утопии в сравнении  с классическими (маскулинными) отличает ряд особенностей: главным героем предстаёт женщина, повествование ведётся от женского лица с типично женским восприятием мира, предметом изображения и точкой отсчёта в сюжете становится гендерная структура общества.

   Женская утопическая традиция США связана  в первую очередь с именами  Шарлотты Г. Перкинс и М. Атвуд, которые в своих произведениях пропагандировали философские идеи женского общества, в частности право женщин контролировать своё тело и репродуктивное поведение.

   Э. Мелор  в женской утопической баллетристике  выделяет следующие типы утопий:

   1. Полностью  женские общества;

   2. Общества, состоящие из биологических гермафродитов;

   3. Действительно  гендерно-эгалитарные, двуполые общества.

   Первый  тип представлен в романах  Ш. Перкинс, Моник Виттиш и Джеймса  Типтри-мл. (Алисы Шелдон). Мир мужчин в этих утопиях изображается как  мощный, самоубийственный, склонный к  доминированию и потому опасно разрушительный. Причиной изоляции женщин обычно оказывается глобальная катастрофа. Так, в новелле А. Шелдон «Хьюстон, Хьюстон, вы читаете?» повествуется о том, как эпидемия уничтожила  у-хромосому и оставила на Земле только женщин, которые воспроизводятся клонированием. Трое мужчин, появившихся на планете из-за деформации времени (чёрной дыры), неожиданно понимают, что они единственные в полностью женском мире и демонстрируют полный диапазон патриархатных традиций. Первый герой новеллы, Бад, начинает реализовывать фантазии соблазнения и насилия. Второй герой, майор Дейв, осуществляет фантазии мессианского патриархата: объявляет себя отцом-богом, который пришёл управлять своими дочерьми. Третий, наиболее чувствительный герой, наблюдая за своими приятелями, приходит к выводу, что у мужского рода и патриархатной культуры нет ничего, что можно было бы предложить женщинам.

   В произведениях  американской писательницы Сьюзи М. Чарнас «Прогулка к концу мира» и «Материнство» мужчины поработили женщин и разводят их как животных, чтобы они были или уродливыми сильными чернорабочими, или красивыми слабыми «домашними любимицами». Могущественные мужчины властители живут в гаремах, которые охраняют женщины. Однако власть мужчин распространяется только на технологически продвинутое общество, существующее посреди мировой войны и экологических бедствий, а подлинно человеческая жизнь сохраняется вне города, на равнинах, где свободные клонированные женщины-наездницы живут напряжённой, но гармоничной жизнью.

   Повесть «Женская земля» Ш. Перкинс обращена к теме материнства, сила которого прекращает распри в обществе. В центре внимания находятся дети. У них у всех есть матери, но дети им не принадлежат.

   Образ утопического полностью женского общества близок экологическому феминизму, так как независимые женские государства представляют собой альтернативу этически и экологически не оправдавшим себя технологическим «мужским» государствам. Во многих женских утопиях показано возвращение женщины к природе и развитие её магических способностей. Например, женщины в произведениях Дж. Русс умеют разговаривать с животными и деревьями, летать, плавать вместе с рыбами и жить в пустыне.

   Героини «женских» утопий предельно враждебны современной инженерии. С их точки зрения, естественный мир слишком сложен для системы «научных» рациональных законов. Враждебность к технологиям провоцирует деконструкцию основных традиционных ценностей маскулинного мира – науки и философии. И наука, и технологии раздражают создательниц утопий прежде всего тем, что в традиционном обществе мужчины заинтересованы больше в «машинерии», чем в общении и налаживании отношений с женщиной. Возможно, именно эмоциональная неудовлетворённость легла в основу феминистских утопий.

   Столкнувшись  в повествовании с проблемой невозможности удовлетворить желание, авторы феминистских утопий попытались спроектировать миры , в которых женщина способна обходиться без мужчины и изобретать альтернативные формы получения удовольствия. Карикатуры на мужчин-шовинистов, расистов, самодовольных «патриархов» и насильников, преобладающих в радикальных утопиях, не что иное, как заместительная форма женской психотерапии неудовлетворённости. Тоску по чувственному, желающему, обходительному, толерантному мужчине беллетристки трансформировали в «образ врага» или полный отказ взаимодействия мужчиной. Для этой цели в радикальных утопиях используются различные методы исключения мужчин: как результат землетрясения, эпидемий, межполовой войны. При этом лишь в некоторых женских утопиях обращается внимание на собственно социальную структуру и воспроизводятся образы древнего «племенного рая».

   Второй  тип утопии – общества, основанные на биологическом гермафродитизме – представлен, в частности, книгой У. Ле Гуин «Левая рука темноты» (1969). В ней описывается особый, «третий» пол, который 22 дня в месяц биологически нейтрален, после чего вступает в шестидневный «период изобилия», когда может стать мужчиной или женщиной (матерью или отцом), попеременно чередуя эти роли. Такая двойственность обеспечивает настоящую свободу, снимает традиционную оппозицию доминирующего/подчинённого, собственника/собственности, активного/пассивного и является в феминистской беллетристике основой идеального общества.