Автор работы: Пользователь скрыл имя, 11 Марта 2012 в 11:47, реферат
Николай Александрович Бердяев (1874, Киев - 1948, Кламар, ок. Парижа) – известный философ, литератор, публицист, общественный деятель. Один из «властителей дум» ХХ века, экзистенциальный мыслитель, страстно отзывающийся на глубинные сдвиги в человеческом духе, христианский гуманистический наследник В.Соловьева, чувствующий свою ответственность за судьбу человека в современном мире. О жизни и творчестве Н.А.Бердяева не так много известно в широких слоях русского общества. После высылки его из России его труды долгое время находились под запретом. Серия публикаций его основных работ появилась в России в начале 90-х годов. В это же время стало возможным изучение культурологии как науки. Для лучшего понимания трудов Н.А.Бердяева большой интерес представляет знакомство с его жизненным путем.
1.Основные этапы жизни и деятельности Н.А.Бердяева.
2.Особенности мировоззрения.
1) Идея объективации.
2)Проблема теодицеи, или Богооправдания.
3)О культуре и цивилизации.
4)Идеи по поводу России.
5)Этические идеи.
6)Этика закона.
7) Этика творчества.
3. Конспект письма № 13 "О культуре" по работе Н.А.Бердяева "Философия неравенства".
4.Источники информации.
Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К.Михайловском
Новое религиозное сознание и общественность.
Опыты философские, социальные и литературные.
Духовный кризис интеллигенции.
Философия свободы.
Алексей Степанович Хомяков.
Душа России.
Смысл творчества. Опыт оправдания человека.
Возможна ли социальная революция?
Народ и классы в русской революции.
Национализм и империализм.
Национализм и мессианизм.
Свободная Церковь.
Кризис искусства.
Судьба России.
Философия Достоевского.
Конец Ренессанса.
1923
Миросозерцание Достоевского
Смысл истории.
Философия неравенства.
Новое Средневековье.
Константин Леонтьев.
Философия свободного духа. Проблематика и апология христианства.
О достоинстве христианства и недостоинстве христиан.
Марксизм и религия. Религия, как орудие господства и эксплуатации.
О назначении человека. Опыт парадоксальной этики.
Русская религиозная психология и коммунистический атеизм.
Христианство и классовая борьба
Генеральная линия советской философии и воинствующий атеизм.
Христианство и активность человека.
Судьба человека в современном мире. К пониманию нашей эпохи. .
Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения.
Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности.
Христианство и антисемитизм.
О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической метафизики.
Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века.
Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация.
4. Особенности мировоззрения.
Бердяев впитал в себя самые различные влияния. В. С. Соловьев и Несмелов, Розанов и Мережковский из русских мыслителей ярче всего сказались в творчестве Бердяева, но не менее сильно было и влияние Ф. М. Достоевского, что отмечает и сам Бердяев. Из иностранных писателей больше всего повлияли на Бердяева Шопенгауэр, Ницше и Беме, но он глубоко впитал в себя и основные идеи трансцендентализма. Широта и разносторонность философских интересов, постоянное и пристальное внимание к чужим идеям, к чужим построениям — все это умерялось тем даром синтеза, который особенно сближает Бердяева с В. Соловьевым. В Православии Бердяев ни мало не считался с церковной традицией, без колебаний отклонялся от него, легко вбирал в себя чужие религиозные установки — отсюда у него убеждение, что он защищает некое «универсальное» (или «вечное») христианство. Когда Бердяев окончательно утвердился в мысли о «примате свободы над бытием», тогда ему стало совсем легко уходить в вольные построения.
Если внимательно проследить эволюцию моральных воззрений Бердяева, то становится ясно, что он не сразу осознал характерные для него моральные идеи. В начале своего творчества Бердяев еще не до конца осознал внутреннюю «независимость» этического сознания: он хотел, чтобы «идеал получил научную санкцию», он думал, что свобода в человеке открывается тогда, когда «необходимость благосклонна к нашему идеалу», принимает еще учение марксизма о том, что «свобода есть осознанная необходимость». Но критический идеализм его постепенно освобождает от исканий «научной санкции идеала» — и чуть позднее Бердяев учит об «абсолютности и вечности нравственного закона», о том, что он дан «для мира сего», но что «он не от мира сего». Свобода в человеке совсем и никак не связана с необходимостью. «Давно уже пора, — пишет он, — уничтожить этическую фикцию “ты”… отношение человека к человеку этически производно и зависит от отношения к самому себе». Моральное сознание осложняется у Бердяева при этом его религиозными и мистическими идеями: у него уже выступает идея «нового эона», он ищет «нового религиозного сознания». «Человек нового религиозного сознания не может отречься ни от язычества, ни от христианства» – начинается отрыв от христианской культуры, а позже и борьба с ней, и отвращение к ней (во имя «нового» религиозного сознания»).
Новый этап в эволюции морального сознания Бердяева проглядывается в книге «Смысл творчества». Книга эта начинает период дуализма (с которым так и остался до конца дней Бердяев, хотя самые формулировки дуализма несколько раз у него менялись): «мир есть зло, — пишет он, — из него нужно уйти. Свобода от мира — пафос моей книги». Уже из этих слов ясно основоположное значение моральной сферы во всем творчестве Бердяева (поскольку дуализм, вытекающий из моральной основы, остался, как еще увидим, решающей предпосылкой всех его высказываний). «Бесконечный дух человека, — читаем здесь, — претендует на абсолютный, сверхприродный антропоцентризм, он сознает себя абсолютным центром не данной замкнутой планетной системы, а всего бытия, всех миров». При такой позиции (которая определяется вовсе не онтологией человека, а именно его моральным самовозвеличением) основной задачей (даже долгом) человека является творчество. «Цель человека не спасение, а творчество», — пишет Бердяев. «Для творческого восхождения нужно спасение от зла и греха». «Не творчество должны мы оправдывать, а наоборот — творчеством должны мы оправдывать жизнь». «Старое религиозное сознание» не знало, — подчеркивает Бердяев, — такого отношения к творчеству — и потому с новым отношением к творчеству мы вступаем в эпоху «нового, небывалого религиозного сознания», ибо «творческий акт есть самоценность, не знающая над собой внешнего суда». «Культ святости должен быть дополнен культом гениальности» (как творческой силы). Но мысль Бердяева идет дальше. Для него «творческий акт задерживается в мире искуплением», и в моральном сознании, по Бердяеву, открывается внутренняя двойственность: «Христианство, как мораль искупления, не раскрыло морального творчества». Перед нами открылось 2 моральных пути, заключает Бердяев, «послушание и творчество, устроение мира и восхождение из мира». Это уже не просто отрыв от «морали, основанной на борьбе против собственных грехов», т. е. по существу против христианской морали («нельзя жить в мире и творить новую жизнь, — пишет Бердяев, — с одной моралью послушания»), это уже попытка найти новую «этику творчества» («возлагающую на человека… ответственность за его судьбу и судьбу мира»). «Творческое откровение о человеке, — пророчествует Бердяев, — есть единственный путь возрождения и развития омертвевшей жизни Церкви».
Все эти новые построения с достаточной ясностью выражены в книге «Философия свободного духа», в которой уже выступает и новая метафизика мира: прежде всего учение о «символизме» природного бытия (что предваряет дальнейшее учение об «объективации» духа, а затем о божественности «энергии человеческой» и о «теономической природе» морального сознания (что вытекает из нового учения о человеке). Здесь же есть зачатки построения, которые развиваются позже: о том, что «можно идти к высшему добру через зло». Но своего высшего расцвета новая моральная установка у Бердяева достигает в его книге «О назначении человека» («Опыт парадоксальной этики», 1931).
«Этика шире той сферы, — пишет Бердяев, — которую ей обычно отводят», «в основании философии лежит нравственный опыт». Для Бердяева «оценки по критерию добра и зла носят лишь символический характер»: «глубина бытия в себе, глубина жизни совсем и не “добрая” и не “злая”… она лишь символизируется так». «Наша этика, — пишет он, — символична» и потому она «слагается из парадоксов»: «ее основной вопрос совсем не о добре, а об отношениях между свободой в Боге и свободой в человеке». Бердяев различает 3 ступени в этической эволюции: этику закона (Ветхий Завет), этику искупления (Новый Завет) и этику творчества. О том, что этика закона есть низшая, не может быть для Бердяева и спора — она есть «этика социальной обыденности», она проходит мимо личности, она «исходит из религиозного страха», хотя и охраняет личную жизнь, но и калечит ее; она есть и в христианскую эру — здесь она создает психологию христианского законотворчества. Даже если мы кладем в основу этики идею добра, то этика все же «становится снова законной и нормативной» — евангельская же мораль есть «мораль благодатной силы, неизвестной закону, т. е. уже не есть мораль, ибо христианство поставило человека выше идеи добра». Бердяев доходит до нарочитого противопоставления «живой личности» и «идеи добра». Превосходные мысли о «тайне искупления» и тайне «преодолимости прошлого» в благодатной силе искупления быстро переходят у Бердяева в учение о том, что «этика искупления во всем противоположна миру», что «на Евангелии нельзя обосновать государство, хозяйство, семью, культуру», что «правда духовной жизни невместима в жизнь природную». В сущности этика искупления собственно не есть этика, — ибо само по себе христианство «есть не что иное, как приобретение силы во Христе и через Христа», — подлинно христианская этика есть поэтому этика творчества.
«Творчество стоит, — пишет Бердяев, — как бы вне этики закона и вне этики искупления и предполагает иную этику. Творец оправдывается своим творчеством… творец и творчество не заинтересованы в спасении и гибели»… «творчество означает переход души в иной план бытия»: «страх наказания и страх вечных мук не может играть никакой роли в этике творчества». Бердяев уверен, что «творческое горение, эрос божественного побеждает похоть и злые страсти», что «сублимация или преображение страстей означает освобождение страсти от похоти и утверждение в ней свободной творческой стихии». Этика творчества есть этика творческой энергии — и тогда как наш «закон сковывает энергию добра», этика творчества, преодолевая этику закона, «заменяет абсолютные веления… бесконечной творческой энергией». Творчество, — уверяет Бердяев, — «есть благодатная энергия, делающая волю свободной от страха, от закона», творчество «есть первожизнь», оно обращено «не к старому и не к новому, а к вечному».
Информация о работе Основные этапы жизни и деятельности Н.А.Бердяева