МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ

Сегодня современная наука стоит перед  признанием новой научной парадигмы, которая предвещает революцию в  сфере мышления людей. Эта революция  переведет человечество в другое измерение сознания.       

  Подобные переходы от одной  научной парадигмы к другой  Т. Кун сравнивал с обращением  людей в новую религиозную  веру: мир привычных объектов  предстает в совершенно новом  свете благодаря решительному  пересмотру исходных объяснительных  принципов. Аналогия с новообращением понадобилась Т. Куну главным образом для того, чтобы подчеркнуть, что исторически почти мгновенный акт смены парадигм не может быть истолкован строго рационально. Утверждение новой парадигмы осуществляется в условиях мощного противодействия сторонников прежней парадигмы, да к тому же новаторских подходов может оказаться сразу несколько.        

  Поэтому выбор принципов, которые  составят будущую успешную парадигму,  осуществляется учеными не столько  на основании логики или под  давлением эмпирических фактов, сколько в результате внезапного  «озарения», «просветления», иррационального акта веры в то, что мир устроен именно так, а не иначе.   

    3.4.1.2 МЕТОД НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ   

  Однако далеко не все исследователи  методологии научного познания  согласились с таким выводом.  Альтернативную модель развития  науки, также ставшую весьма  популярной, предложил И.Лакатос. Его концепция, названная методологией научно-исследовательских программ, по своим общим контурам довольно близка к куновской, однако расходится с ней в принципиальнейшем пункте.    

  И. Лакатос считает, что выбор научным сообществом одной из многих конкурирующих исследовательских программ может и должен осуществляться рационально, на основе четких, рациональных критериев.     

  В общем виде лакатосовская модель развития науки может быть описана так. Исторически непрерывное развитие науки представляет собой конкуренцию научно-исследовательских программ. Эти программы имеют следующую структуру: 

• «Жесткое ядро», включающее неопровержимые для сторонников программы исходные положения.  

• «Негативная эвристика». Это своеобразный «защитный  пояс» ядра программы, состоящий из вспомогательных  гипотез и допущений, снимающих противоречия с аномольными фактами. 

(Например, допустим, что небесная механика  рассчитала траектории движения планет, а данные наблюдения свидетельствуют об отклонении реальных орбит от расчетных. В данном случае законы механики  подвергаются сомнению в самую последнюю очередь. А вначале в ход идут гипотезы и допущения «защитного  пояса»: можно предположить, что неточны измерения,  ошибочны расчеты, присутствуют некие возмущающие  факторы - неоткрытые еще планеты и т.д. Известно, к  примеру, что даже И. Ньютон, испытывавший трудности  с объяснением стабильности Солнечной системы, был  вынужден допустить, что сам Бог исправляет отклонения  в движении планет.)

• «Позитивная эвристика» - «... это правила, указывающие, какие пути надо избирать и как по ним идти». Иными словами, это ряд доводов, предположений, направленных на то, чтобы изменять и развивать «опровержимые варианты» исследовательской программы. В результате последняя предстает не как изолированная теория, а как целая серия модифицирующихся теорий, в основе которых лежат единые исходные принципы.       

  Важно отметить, что эта последовательная  смена модифицирующихся теорий  и моделей мотивировалась вовсе  не аномальными наблюдаемыми  фактами, а теоретическими и  математическими затруднениями  самой Программы.  Именно их разрешение и составляет суть «позитивной эвристики» по И. Лакатосу. Благодаря ей, ученые, работающие внутри какой-либо исследовательской программы, могут долгое время игнорировать критику и противоречащие программе факты: они вправе ожидать, что решение конструктивных задач, определяемых «позитивной эвристикой», приведет в конечном счете к объяснению ныне непонятных или «непокорных» фактов. Это придает устойчивость развитию науки.         

  Однако рано или поздно позитивная  эвристическая сила исследовательской  программы исчерпывает себя. Встает  вопрос о смене самой программы.  «Вытеснение» одной программы  другой представляет собой научную  революцию. Причем эвристическая  сила конкурирующих программ  оценивается учеными вполне рационально:  

«... Программа считается прогрессирующей  тогда, когда ее теоретический рост предвосхищает ее эмпирический рост, то есть когда она с некоторым  успехом может предсказывать  новые факты... программа регрессирует, если ее теоретический рост отстает  от ее эмпирического роста, то есть когда она дает только запоздалые объяснения либо случайных открытий, либо фактов, предвосхищаемых и открываемых  конкурирующей программой...».   

  В результате получается, что  главным источником развития  науки выступает конкуренция  исследовательских программ, каждая  из которых имеет в свою  очередь внутреннюю стратегию  развития (позитивную эвристику). Этот  «двойной счет» развития науки  и обусловливает картину непрерывного  роста научного знания.        

  Концепции Т. Куна и И. Лакатоса оказались в итоге самыми влиятельными реконструкциями логики развития науки во второй половине XX в. Хотя, конечно, существует и множество других, менее известных. Но как бы ни отличались эти концепции друг от друга, все они так или иначе вынуждены опираться на некие узловые, этапные моменты истории науки, которые принято называть научными революциями.      

 3.5. НАУЧНЫЕ  РЕВОЛЮЦИИ    

  Сегодня вряд ли кто возьмется  оспаривать тезис о наличии  в истории науки революций.  Однако термин «научная революция»  при этом может иметь разное  содержание.      

  Самая радикальная его интерпретация  заключается в признании одной-единственной  революции, которая состоит в  победе над невежеством, суевериями  и предрассудками, в результате  чего и рождается, собственно, наука. 

  Другое понимание научной революции  сводит ее к ускоренной эволюции. При этом любая научная теория  может быть лишь модифицирована, но не опровергнута.    

  Самая же экстравагантная точка  зрения на природу и характер  научных революций разработана  К. Поппером. Ее называют концепцией  перманентной революции. Как мы  помним, в соответствии с попперовским принципом фальсификации только та теория может считаться научной, которая в принципе опровержима. При этом опровержимость, так сказать, потенциальная рано или поздно превращается в актуальную, т.е. теория на самом деле терпит неудачу. Это-то и есть по К. Попперу самое интересное в науке - ведь в результате крушения теории возникают новые проблемы. А движение от одних проблем к другим и составляет, по сути, прогресс науки.       

  Не вступая в дискуссии с  вышеприведенными позициями, попробуем  определить общезначимый смысл  понятия «научная революция». Слово  «революция» означает, как известно, переворот.       

  В применении к науке это  должно означать радикальное  изменение всех ее элементов:  фактов, закономерностей, теорий, методов,  научной картины мира. Но что  значит изменить факты? Твердо  установленные факты, конечно,  изменить нельзя - на то они  и факты.  

  Но в науке имеют значение  не сами факты, а их интерпретация,  объяснение. Сам по себе факт, не включенный в ту или иную  объяснительную схему, науке безразличен.  Только вместе с той или  иной интерпретацией он получает  смысл, становится «хлебом науки». А вот интерпретация, объяснение  фактов подвержены порой самым радикальным переворотам. Наблюдаемый факт движения Солнца по небосводу поддается нескольким интерпретациям: и геоцентрической, и гелиоцентрической. А переход от одного способа объяснения к другому и есть переворот (революция).   

  Объяснительные схемы для фактов  поставляют теории. Множество теорий, в совокупности описывающих известный  человеку природный мир, синтезируются  в единую научную картину мира. Это целостная система представлений  об общих принципах и законах  устройства мироздания.        

  Таким образом, о радикальном  перевороте (революции) в области  науки можно говорить лишь  в том случае, когда налицо  изменение не только отдельных  принципов, методов или теорий, но непременно всей научной  картины мира, в которой все  базовые элементы научного знания  представлены в обобщенном виде.    

  Поскольку научная картина мира  представляет собой обобщенное, системное образование, ее радикальное  изменение нельзя свести к  отдельному, пусть даже и крупнейшему  научному открытию. Последнее может,  однако, породить некую цепную  реакцию, способную дать целую  серию, комплекс научных открытий, которые и приведут в конечном счете к смене научной картины мира. В этом процессе наиболее важны, конечно, открытия в фундаментальных науках, на которые она опирается. Как правило, это физика и космология. Кроме того, помня о том, что наука - это прежде всего метод, нетрудно предположить, что смена научной картины мира должна означать и радикальную перестройку методов получения нового знания, включая изменения и в самих нормах и идеалах научности.   

  Таких четко и однозначно фиксируемых  радикальных смен научных картин  мира, т.е. научных революций, в  истории развития науки вообще  и естествознания в частности  можно выделить три.  

  Если их персонифицировать по  именам ученых, сыгравших в этих  событиях наиболее заметную роль, то три глобальных научных  революции должны именоваться: аристотелевской, ньютоновской и эйнштейновской.        

  Опишем вкратце суть изменений,  заслуживших право именоваться  научными революциями. 

I. Первая революция. В VI - IV вв. до н. э. была осуществлена первая революция в познании мира, в результате которой и появляется на свет сама наука. Исторический смысл этой революции заключается в отличении науки от других форм познания и освоения мира, в создании определенных норм и образцов построения научного знания. Наиболее ясно наука осознала саму себя в трудах великого древнегреческого философа Аристотеля. Он создал формальную логику, т.е. фактически учение о доказательстве - главный инструмент выведения и систематизации знания; разработал категориально-понятийный аппарат; утвердил своеобразный канон организации научного исследования (история вопроса, постановка проблемы, аргументы, «за» и «против», обоснование решения); предметно дифференцировал само научное знание, отделив науки о природе от метафизики (философии), математики и т.д. Заданные Аристотелем нормы научности знания, образцы объяснения, описания и обоснования в науке пользовались непререкаемым авторитетом более тысячи лет, а многое (законы формальной логики, например) действенно и поныне.   

  Важнейшим фрагментом античной  научной картины мира стало  последовательное геоцентрическое  учение о мировых сферах. Геоцентризм  той эпохи вовсе не был «естественным»  описанием непосредственно наблюдаемых  фактов. Это был трудный и смелый  шаг в неизвестность: ведь для  единства и непротиворечивости  устройства космоса пришлось  дополнить видимую небесную полусферу  аналогичной невидимой, допустить  возможность существования антиподов,  т.е. обитателей противоположной  стороны земного шара и т.д.  Да и сама идея шарообразности  Земли тоже была далеко не  очевидной. Получившаяся в итоге  геоцентрическая система идеальных,  равномерно вращающихся небесных  сфер с принципиально различной  физикой земных и небесных  тел была существенной составной  частью первой научной революции.  (Конечно, сейчас мы знаем, что она была неверна. Но неверна - не значит ненаучна!)

II. Вторая глобальная научная революция приходится на XVI- XVIII вв. Ее исходным пунктом считается как раз переход от геоцентрической модели мира к гелиоцентрической. Это, безусловно, самый заметный признак смены научной картины мира, но он мало отражает суть происшедших в эту эпоху nepeмен в науке. Их общий смысл обычно определяется формулой: становление классического естествознания. Такими классиками-первопроходцами    признаны:     Н. Коперник,     Г. Галилей,  И. Кеплер, Р. Декарт, И. Ньютон.