Культурно-исторические типы Н. Я. Данилевского

      Данилевский утверждал, что какие-либо социально-политические форм зрелой культуры и общественные науки «непередаваемы», он считал их «народными» по самому своему предмету. С этим утверждением нельзя согласиться, критики заслуженно упрекали Данилевского в том, что он смешивал два различных аспекта рассмотрения общества: нормативный и научно-аналитический. Каждое общество имеет особенную форму организации, однако из этого не следует, что универсальных общественных явлений и соответствующих им понятий не существует. Примерами могут служить труд, власть, язык, закон, государственность, рынок, обычай, стоимость, товар, используемые при описании и анализе всех обществ. Данилевский считал, что невозможно существование общей теории обществ. Однако такой теорией можно назвать его книгу «Россия и Европа».

      В этой книге есть примеры плодотворных контактов на высшем, творческом уровне развития, их - по аналогии с «прополкой» и «прививкой» - он называет «удобрением» и сравнивает с воздействием питательной почвы на организм растения.

      Совершенно верно понимание того, что механическое смешение культур  и культурный синтез – неравнозначные  понятия. Николай Яковлевич пришел  к мысли о том, что элементы  культуры, попадая в инокультурную среду, переосмысливаются и приобретают новые функции, нормы и ценности чужих культур, которые со временем усваиваются в несколько измененном виде, приспособленные к новым условиям.[3]

    Данилевский пытается обосновать самобытность России, выстраивая множество теорий. Он выделяет негативные качества европейцев, которые  приводят к религиозной и национальной нетерпимости (такие как «чрезмерно развитое чувство личности», эгоизм, насильственность). И из истории мы видим, что он прав: крещение огнем и мечом, Варфоломеевская ночь, работорговля, рыцарские ордена, колонизация других стран.

          Славянство же самой природой лишено насильственности, которую европейским народам удается лишь передвигать из одной сферы в другую. Смертную казнь у нас отменили раньше, чем в Европейских государствах. В России не сжигали ведьм на кострах. У русских нет колоний. Завоеванные ими племена постепенно ассимилировались или продолжали вести обычный для них образ жизни и не лишались свободы. Если на Западе политическим и духовным переменам предшествуют, как правило, междоусобицы и кровавые распри, то в России действие идет в глубине народного духа. Когда народ понимает недостатки существующего строя, он путем реформ, приводимых сверху, сравнительно безболезненно отрешается от того, что подлежит отмене. Изначально происходят нравственные перемены, а потом с удивительной быстротой совершаются внешние перевороты. Так, князь Владимир практически без отпора ввел на Руси христианство. Почти без борьбы и подготовки совершил избавление крестьян от крепостного строя Александр II. Все это говорит о том, что движущую силу русского менталитета составляет не эгоистический интерес, а коллективистский общинный разум, который медленно зреет, но полностью подчиняет себе человека, когда наступает время действовать.

          Национальный характер представляет собой значимый элемент  любой культуры, своего рода хранитель  и накопитель энергии, который в  нужное время может дать сильный  толчок для развития страны в конкретном направлении или, напротив,  приостановить его. Все зависит от  совпадения  или несовпадения предписаний характера духу и устремленности преобразований. Но при этом не стоит возводить национальный характер в ранг абсолюта, поскольку он (характер) сам по себе определен культурой, историчен, преграждается социально-классовыми структурами. Невозможно, какую то ни было нацию охарактеризовать лишь одним, пусть и неимоверно  богатым типом характера. В различные эпохи нация представлена различными же психологическими типами. Важно то, какого рода «ансамбль» формируется из психических черт, свойственных нации в тех или иных условиях. В России XX в. можно было наблюдать, как народ, только что живший степенно и традиционно, вдруг вовлекался в вихрь революций, нравственно обезличивался, разрушал святыни и храмы, которым поклонялся до сегодняшнего дня.

      Данилевский сравнивает Россию и Европу, и видит существенные различия относительно культурной самобытности. Все европейские государства, в отличие от России, являлись частью империи Карла Великого. В России не было феодально-аристократической иерархии, рыцарства, католических орденов, "ложного христианства". В России не развивались схоластика, опытная наука, либерализм, городские коммуны, парламентаризм. По всем этим причинам Россия не нуждалась в реформах. Основное предназначение России не в том, чтобы защищать Европу от степных кочевников и распространять в Азии европейское влияние, а в том, чтобы выстроить уникальную, основанную на православной нравственности культуру. «Чем-то гигантски лишним является наша Россия в качестве носительницы европейской цивилизации», - заключает Данилевский. [3]

      В современном мире многие  теории и предположения Николая  Яковлевича до сих пор актуальны.  Однако остается один не до конца понятный момент – это принцип выделения культурных типов. Если собрать все культурные типы (исчезнувшие и существующие и по сей день), то их можно насчитывать тысячами. С другой стороны, провести границы в пространстве и времени между ними оказалось сложнее, чем предполагал Данилевский. Николай Яковлевич был «эволюционистом», и, несмотря на разногласия с Дарвином, он обращает большое внимание на значимость внутренних и недооценивает значимость внешних импульсов прогресса. Он как будто не хочет видеть стимулирующее воздействие одних культур на другие. Но мы видим, что взаимные влияния культур друг на друга, в конце концов, имеют важнейшее значение в истории. Каждое знаменательное изобретение, открытие делается, как правило, однажды. Богатые и сильные культурные центры появляются на пересечении торговых и военных путей. К примеру, современная Япония, успешно переняла однажды культуру Китая, а позже американскую и западноевропейскую; это говорит о том, что оздоровительный синтез далеко отстоящих друг от друга культур реален. И Россия, подражавшая в свое время Европе, сумела осуществить успешный союз культур Востока и Запада, это говорит против изоляционистского мировоззрения Данилевского.

    Сейчас  мы видим, что «европоцентризм», при котором Европа является идеальным примером для подражания – это примитивно; Данилевский отрекся от идеи, что у всего человечества единая история. Эта идея важна в философском и морально-политическом плане; Данилевский перекрыл путь к анализу перспектив всемирной цивилизации. Однако XX век привел не малое количество примеров огромных сдвигов в этом направлении. Утверждение единого правового, информационного и экономического пространства на Земле становится все более важным аргументом выживания человеческого мира. Нормативные и организационно-технические элементы всемирной цивилизации – космонавтика, авиация, экология, медицина, международные общества, банки и транснациональные компании, ООН  - крепнут от года в год. И если какой-либо элемент появляется в одной стране, то спустя время он становится мировым наследием. Можно привести много примеров универсальных для всего мира понятий, такие как право, государственность, семья, логика, экологические принципы. И если обмен между культурами будет производиться целенаправленно и избирательно, если к нему будет ответственный подход, то такой обмен не принесет вреда. Чем крепче международно-правовая и экономическая система мирового сообщества, тем свободнее может осуществлять обмен любая, даже самая малая культура, не боясь быть захлестнутой пороком чужеземных влияний. 

   Глава 3. Типология культур  О. Шпенглера

     О. Шпенглер (1880-1936), немецкий мыслитель,  использовал тот же подход, что  и Данилевский. Шпенглер стал знаменит благодаря своей книге «Закат Европы» (первый том 1918 год, рус. перев. — 1923; второй — 1922, рус. перев. 1998).

   Шпенглер, как и многие выдающиеся философы, стремился раскрыть и научно обосновать логику развития исторического процесса. На основании данной логики О. Шпенглер позволил себе предположить неутешительные политические прогнозы глобального масштаба. Формулировка одного из предсказаний идентично названию его известной книги «Закат Европы».

   Конечно же, печальные предсказания Шпенглера  не сбылись, но, тем не менее, книга его до сих пор представляет нескончаемый интерес для исследователей самого различного ранга. В России бытует мнение, что Шпенглер был культурологом, хотя лично он, как и, к примеру, Гегель, ни о какой культурологии не задумывался, а вся его работа выстроена исключительно на логике исторического развития с опорой на понятиях культуры.

     Шпенглер понимал культуру как  конкретный организм истории,  абсолютно уникальный, внутренне  гармоничный, цельный, каким и  должен быть здоровый организм. Вся история, как полагал Шпенглер, представляет собой сосуществование многочисленных организмов, когда каждый из них совершенно непроницаем для остальных и контактирует с другими культурами-организмами исключительно внешним образом. Соответственно, любой конкретный живой организм-культура последовательно проходит стандартный жизненный путь от рождения до смерти, со всеми знаковыми этапами – детство, юношеская пора, зрелость и старость. По Шпенглеру длительность такого цикла составляет где-то примерно 1000 лет, после чего культура закономерно умирает. В своей теории типологии культуры Шпенглер во многом соглашался с идеями Н.Я. Данилевского, он также категорически отрицал саму возможность существования общечеловеческой культуры. Только Н.Я. Данилевский при отрицании наличия общечеловеческой культуры, полагал, что в соответствии с функциональной ролью, в которой в историческом процессе культура играет индивидуальную роль, при доминировании в ней какой-либо деятельности, формируется культура народа. А Шпенглер основывался на сходстве изменения культуры, т. е.  как она рождается, развивается и погибает, но не оставляет после себя ничего.

    По  моему мнению, категорическое отрицание  и Данилевским, и Шпенглером возможности  существования общечеловеческой культуры тогда, более века назад, сейчас уже  не кажется таким невозможным, поскольку происходит смешение культур, происходит заимствование из одной культуры в другую. Однако сказать хорошо это или плохо, на данный момент сложно, поскольку с одной стороны это сблизит людей, но с другой стороны теряется идентичность народов.

     «Детство» и «юность» всякой культуры, по мнению Шпенглера, тесно соединены с определенным состоянием народа, который в своей жизни опирается не на расчеты разума, не на научные знания, а руководствуется только религиозными постулатами, какими-то верованиями, интуициями, когда его понимание мироздания сравнимо с осознанием мира малым ребенком. Но на этапах взросления, достигая зрелости, каждый народ собирает информацию о мире, способствует научно-техническому прогрессу, и в конечном итоге научается мыслить и действовать рационально, а не под воздействием импульсов. И тогда в конечном итоге религия оказывается на самой периферии потребностей народа, когда он старается рассчитать и продумать свои действия с применением только лишь научных, подтвержденных данных, а не с опорой на религию. Рассчитывать, используя научные знания, а не религиозную веру. Шпенглер полагал, что в результате наблюдается явный переход от «героических деяний» к «механической работе», а в обществе становятся превалирующими наука, «острая холодная рассудочность», интеллектуальный расчет, практичность и рациональность, а душевная гармония заменяется рационализмом, благоговением перед деньгами. Именно этот этап развития культуры и символизирует ее смерть. Такое состояние народа Шпенглер интерпретировал как цивилизацию. Тем самым, в шпенглеровской концепции наблюдается радикальное противопоставление культуры и цивилизации. Шпенглер не жалеет самых сочных фраз и цитат, чтобы подчеркнуть эту полярность: он писал, что цивилизация — это «труп культуры», «мумия культуры», «смерть культуры».

   Таким образом, жизненный цикл культуры, согласно трактовке Шпенглера, отождествляется  с жизненным циклом любого живого организма. Гибель любой культуры и  ее обособленность от остальных культур  не дают возможности для объединения культурной и в целом исторической жизни человека.

   О. Шпенглер выделяет 8 основных типов  культур, которые в той или  иной степени пришли к своему закату: китайскую, вавилонскую, египетскую, индийскую, античную (греко-римская), арабскую, западноевропейскую, майя. Так же есть ещё Русско-сибирская, но она, по его мнению, находится на стадии развития.[17, С. 75].

   В отличие от Данилевского, у которого главным критерием определения  типа культуры становится инициативная человеческая природа, творческая деятельность, то О. Шпенглер таким критерием понимал внутреннюю, психологическую основу коллективной души человека. С такой точки зрения, сущность культуры заключается в искреннем тяготении коллективной души народа к самовыражению. Для каждого характерен свой неповторимый и красочный мир переживаний, свое индивидуальное мироощущение, свой уникальный психический первообраз, из которого проистекает вся обеспеченность форм культуры, на основе которых и живёт, дышит, чувствует коллективная душа.

   Известна  цитата мыслителя, что «каждая из великих культур обладает тайным языком мирочувствования, вполне понятным только тому, кто к этой культуре принадлежит. Чтобы понять культуру Индии, нужно иметь душу брамина» [17, С. 98]. Для того чтобы постичь и принять европейскую культуру, необходимо иметь поистине фаустовскую душу, для которой характерен весьма интересный вариант переживания времен и пространства, а именно - направление в бесконечность. В культуре античности Шпенглер наблюдает аполлоновскую душу, основу которой составляет принцип обозримого предела.

     На основе таких выводов О.  Шпенглер предполагал, что культура  в пределах историко-культурного  типа живет обособленно от  остальных, абсолютно ничего не  впитывая в себя, и не перенимая  от них, а стало быть, культурный  диалог совершенно невозможен. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    Заключение

    В отличие от славянофилов Данилевский  несколько аккуратнее старался высказываться  об историческом предназначении России, при этом, совершенно не полагая, что именно она способна подсказать ищущему Западу какой-то «спасительный выход» из культурно-исторического тупика, в который он сам себя загнал, или же указать на социально-политический идеал, который станет духовно-нравственной опорой.

    Данилевский справедливо полагал, что не должно быть никакого взаимовлияния, или хотя бы одностороннего влияния со стороны России, а допустима лишь достаточно полная изоляция страны от так называемого служения чуждым интересам, которое так стремилась навязать России Европа. Данилевский опирался на понимание, что не стоит принадлежать «ни европейскому добру, ни европейскому злу». Осознание необходимости в совершенной политической независимости собственными народами, идея о практичности федеративных отношений между народами в составе Российской империи, резкое порицание культурно-политической аккультурации – все эти и остальные теории Данилевского не дают возможности прийти к четкому пониманию его как сторонника официальной политической доктрины или яркого идеолога национализма. Совершенно необычный, неординарный, перешагивающий все мыслимые рамки широкий круг философских и культурологических идей Данилевского представляет его как весьма противоречивого и нестандартного мыслителя. Многие его идеи нашли живой отклик у современников, а также оказали существенное воздействие на развитие остальных философских систем, в том числе на типологию культур Шпенглера.