Этические проблемы современной экономической науки

1. Правила должны быть для всех одинаковы. Нельзя допустить, чтобы одна команда играла по правилам футбола, в то время как другая принимала допинг, иногда прибегала к помощи «Божьей руки» (Диего Марадона) или играла по правилам регби. При многочисленных нерешенных проблемах нашего мира в международной сфере конкуренты подлежат неодинаковым правилам; поставки оружия, аграрная и стальная продукция, торговые условия в поле напряженности между либерализацией и протекционизмом, продукция и исследования генной инженерии и пр. Значительные моральные проблемы являются результатом таких неодинаковых правил для конкуренции.

2. Правила  должны быть известны игрокам  и, в принципе, такжепризнаваться ими, ибо иначе игроки не смогут (правильно) играть. Неопределенность правил мешает игре и рыночной экономике, как и непризнание отдельных правил, которые ведут к скрытым фолам. Значение этого пункта станет особенно ясно при переходе к рыночной экономике в восточно-европейских странах.

3. Правила необходимо проводить. Только представьте себе важный футбольный матч без судьи, только на основе призывов к соблюдению правил! Желаемые интеракции возможны только посредством контроля и принуждения к соблюдению правил. Проводящая инстанция также должна иметь нейтральную позицию. Ещё Л. Эрхард предостерегал от ситуации, когда судья становится на сторону игроков.

4. В спорте относительная сила команд должна быть приблизительно одинаковой, чтобы игра была интересна для зрителей. При переносе на экономику это означает, заботиться о том, чтобы существовало достаточноеколичество сильных конкурентов, каждый из которых имеет шансы получить преимущество относительно своего конкурента. Как в спорте существуют гандикапы и различные классы игр, так и в экономике могут быть сформированы такие исходные ситуации, чтобы могла состояться настоящая и справедливая конкуренция. Долговременные властные позиции крупных субъектов экономики с возможностью разрушающей конкуренции подрывают смысл конкуренции; по этой причине защита патента ограничена по времени.

5. Игроки должны серьёзно воспринимать конкуренцию, что означает, они должны хотеть выиграть, иначе зрители будут обмануты, как в 1980 году на матче Германии против Австрии на чемпионате мира в Испании. В экономике всегда существуют стремления выйти из конкурентной борьбы и добиться гарантий стабильности. Но конкуренция должна быть острой, картели должны быть запрещены, нужно по возможности предотвратить так называемую «сонную конкуренцию». Все это следует из функциональных законов и смысла конкуренции.

6. Правила должны обнаруживать определенную стабильность по времени, чтобы они соответствовали своей цели, надежности взаимных ожиданий поведения. Изменения правил должны проводиться формально, т.е. публично, с предусмотренной датой действия и быть одинаково обязательными для всех. Нельзя апеллировать только к одной команде, чтобы она не выполняла, например, пасы в свою штрафную или не совершала экспорт оружия, в то время как их противники, конкуренты, могут извлекать преимущества из таких ходов. Призывы без угрозы применения санкций имеют в действительных условиях конкурентной борьбы большой недостаток, ибо они могут эксплуатироваться: именно те, кто по замыслу справедливой игры придерживаются требовательной морали, оказываются «оштрафованы», и это не может сохранить надолго общественно действенную мораль.

7. Тем самым общие призывы к честности не становятся излишними, даже наоборот, однако им требуется институциональная поддержка и защита против эксплуатирования. Призывы смогут реализовывать мораль только на основе защищенных санкциями правил и в этом смысле дополнительным образом, только в небольшой сфере. "Совесть отдельного человека не может компенсировать несостоятельность институтов". Всеобщей целью должно быть формирование правил таким образом, чтобы стала возможной справедливость, а таким образом индивидуальное моральное поведение.

В этой далеко проведенной аналогии со спортом  должны стать понятными (1) различие между правилами игры и ходами, (2) роль нейтральной проводящей инстанции  и (3) важные функциональные условия  рынка и конкуренции. Кроме того, должно стать уже ясно, что означает для морали в экономике, когда современная рыночная экономика устанавливает конкуренцию для достижения повышения благосостояния всех: добровольные моральные деяния отдельных людей (предприятий) эксплуатируются посредством конкуренции, ибо они ведут к увеличению стоимости и дают преимущества как раз тем конкурентам, которые не совершают подобных особых моральных деяний. 
Глава 2: Этика и экономика

Согласно  распространенной точке зрения подходы  этики и экономики очень различны: в этике речь идет о благе для всех, выраженном, например, в основоположении универсализируемости моральных норм, в то время как в экономике в центре внимания находится анализ индивидуальных стимулов и следующих из них действий. В этике важна солидарность всех людей, в то время как экономика аргуменирует с помощью homo oeconomicus, неутомимого и беспокойного умножителя своей выгоды или прибыли. Говоря словами Ю. Хабермаса, для этики важна "коммуникативная рациональность", т.е. рациональность, основу которой составляет признание собеседника и в которой признаются только "хорошие основания", в то время как экономика останавливается на "стратегической рациональности», основой которой является расчет собственных интересов действующих актеров. Из этого краткого изложения проблемы П. Ульрих делает вывод, что экономический разум должен быть "трансформирован" в коммуникативный разум.

2.1 Homo oeconomicus и образ человека

Стандартная критика экономики, в особенности  теологами и философами, утверждает, что та работает с "сокращенным  обликом человека": homo oeconomicus не достигает "действительного" человека как эмпирически, так и нормативно. В доказательство этого понимания экономики критики могут указывать на экономическую литературу. Так М. Тицель, Г. Кирхгеснер и З. Фрей считали homo oeconomicus эмпирически принципиально точным выражением человека, хотя Фрей хотел ограничить это большой средней сферой, мыслимой как «нормальное» распределение популяции, вне которого находятся аномальные случаи "благонравных" и "злостных" типов людей. Г. Гирш аргументирует с нормативной точки зрения: он видит "мораль открытых рынков" лучше всего выраженной в "образе человека" homo oeconomicus, в той мере, в какой он готов ставить "себе собственные цели и задачи" и нести за это ответственность, и, добавляет Гирш, полностью осознавая область применения своих высказываний: "частично даже в противоположность Zoon politicon". Основное определение человека в западноевропейской философии как общественного существа приносится, таким образом, в жертву на алтарь рыночной экономики.

Для нас homo economicus не представляет никакого образа человека в понимании теологии и философии, который должен описывать человека во всей полноте его настоящего и исторического существования; если бы мы понимали его так, homo oeconomicus был бы эмпирически многократно фальсифицирован и его следовало бы отклонить нормативно. Homo oeconomicus представляет собой модельчеловека, которая была разработана только для совершенно специфических исследовательских целей и более-менее может подходить только для этих ограниченных исследовательских целей. Даже если экономика, по крайней мере неявно, использует образ человека, его нельзя искать или найти в homo oeconomicus; здесь мы попадаем не по адресу.

Исследовательской целью, которая побудила А. Смита и за ним классическую экономическую теоретическую традицию неявно или позднее затем явно использовать модель homo oeconomicus, является корпоративный институциональный анализ. Его основной вопрос звучит так: как должна быть организована институциональная система? Этот вопрос тянет за собой следующий вопрос: как будут реагировать индивидуумы на альтернативные институциональные устройства? Чтобы ответить на этот основной вопрос классической экономики, необходимо исследовать включенные в альтернативные институты структуры стимулов. За этим стоит точка зрения, что институты в комплексном обществе функционируют желаемым образом только в тех случаях, если для достижения этой цели - можно сказать: всеобщего блага – будут делать ставку на индивидуальные стимулы как двигатель деятельности многих отдельных людей, а не на нормативные постулаты. Чтобы поставить функциональные проблемы общественных институтов в центр анализа, экономический институциональный анализ аргументирует так, что он - если хотите даже: контрафактически, - приписывает постоянное увеличение выгоды отдельным человеком в своей деятельности. Если перевести на язык моделей, частная наука экономики работает в этом контексте по следующей объяснительной схеме: при прочих условиях действующие актеры увеличивают свою ожидаемую выгоду.

Это только что приведенное положение  методологически указывает на две  решающие характеристики: с одной  стороны, оно является не эмпирическим высказыванием, а преэмпирической схемой для мысленного структурирования при исследовании опыта - аналогично категории причинности у Э. Канта; это предложение не результат эмпирического исследования, а предпосылка эмпирического исследования в экономике.⁶ Во-вторых, это модельное высказывание, которое нельзя неверно истолковывать так, что люди, говоря с позиции жизненного мира, согласно утилитаристскому пониманию всегда только неутомимо и беспокойно "увеличивают"; это представление нельзя принимать всерьез с научной точки зрения, скорее оно могло бы быть возможным материалом для сатиры.

Если  мы хотим использовать в этике  и в аргументации с позиции  «жизненного мира» осуществленные на языке моделей частной науки  аналитические результаты экономического институционального анализа, то необходимо предпринять перевод в его другие виды речи. Переформулированные на этический язык и язык жизненного мира, эти результаты означают следующее: если институционально установленные системы санкционирования и поощрения являются такого рода, что моральное поведение не в отдельных случаях, а систематически и длительно "наказывается" экономическим ущербом, то мораль будет очень быстро разрушаться в комплексном мире, характеризующимся глубоким разделением труда и анонимными обменными отношениями; она не может быть постоянной. Тогда в условиях конкурентной борьбы именно те, кто действует морально, чувствуют себя эксплуатируемыми, они вынуждены предстать в роли нарицательно "глупого Августа", и нельзя ни принципиально ожидать, ни морально требовать, чтобы они остались в этой роли надолго. "Увеличение выгоды" языка моделей следует с  точки зрения жизненного мира понимать не как акцию всех, а как реакцию отдельного человека на поведение других, которое приносит ему убыток. В современных обществах всегда существуют отдельные нарушители, которые приносят ущерб всеобщему благу. Проблема экономики состоит в том, следуют ли этому нарушению многие, т.е. разрушает ли оно институты. Для этого необходимо исследовать определенную институтами структуру стимулов для отдельного человека. Если нарушение выгодно с экономической точки зрения, отдельные нарушители в соответствии с логикой дилеммы заключенного могут "вынудить" целое общество встать на путь нарушений, и институты могут быть разрушены.

Поэтому homo oeconomicus представляет собой зонд, при помощи которого экономист исследует длительную функциональность институтов относительно снова и снова возникающих нарушений. Homo oeconomicus представляет собой эвристику, при помощи которой экономист отвечает на свои специальные исследовательские вопросы. И если предложенные или установленные институциональные устройства даже тогда останутся стабильными, когда - мысленно - в это устройство будет помещен homo oeconomicus, экономист может советовать установление или сохранение этих устройств. На основании структур современных обществ, таких как анонимные отношения обмена, растущая взаимозависимость, недостаток непосредственного социального контроля, все институты должны быть подвергнуты испытанию Homo oeconomicus, H-O-испытанию. Только такие институциональные устройства, которые являются Н-О-устойчивыми или могут быть Н-О-устойчиво организованы, могут быть рекомендованы экономистами.

Таким образом, неверно, когда К.-О. Апель, Ю. Хабермас и в заключение П. Ульрих упрекают экономику, что она в иерархии ценностей останавливается только на "стратегической рациональности". Для экономики важны всеобщее благо, солидарность всех людей, развитие индивидуальной свободы всех в сообществе с другими: разногласий по цели не существует. Однако в условиях современной экономики и общества внедрение этой цели требует особых мер предосторожности, ибо систематически возникают структуры дилеммы. Это означает, что отдельный нарушитель может опрокинуть институциональное устройство. Ради развития солидарности не следует бояться возникающих структур дилеммы, скорее нужно сделать их овладеваемыми, чтобы обеспечить контролируемое обращение с ними, чтобы можно было использовать чрезвычайный потенциал продуктивности, который заложен в них. Контролируемое обращение со структурами дилеммы означает по мере потребности или учредить (конкуренция) или преодолеть (рамочный порядок). Именно потому, что мы видим современную экономику и общество все более характеризующимися структурами дилеммы, мы считаем, что реализация моральных намерений - в терминологии Хабермаса, коммуникативной рациональности, - совершается посредством собственно заинтересованной деятельности, что означает, что необходимо иметь подходящие институциональные устройства, которые Н-О-устойчивы. К тому же нельзя отказываться от экономической исследовательской позиции, которая работает со стратегической рациональностью.

Интерпретированная  таким образом экономика вносит фундаментальный вклад в этику  в условиях комплексного общества. Западноевропейская этика парадигматически является этикой малых групп. В условиях крупных, анонимных групп гораздо сложнее получить желаемый моральный результат через индивидуальную мораль и индивидуальную совесть. По этой причине А. Смиту в "Благосостоянии народов" было важно исследование воздействий стимулов альтернативных институциональных устройств, при помощи чего он определил постановку вопроса новой отдельной науки - экономики.

Можно пояснить ту же проблематику также  при помощи оценки Т. Гоббса. Интерпретируя таким образом, в своих знаменитых формулировках "homo homini lupus" и "bellum omnium contra omnes"* он говорит не о "человеке", а о реакции отдельного человека в определенных проблемных ситуациях, а именно в тех проблемных ситуациях, которые сегодня истолковывают как ситуации дилеммы заключенного. Затем он представляет не пессимистический, а скорее оптимистический облик человека. Если для общества выгодно реализовывать увеличение продуктивности посредством определенных форм сотрудничества в больших группах, и если оно приносит с собой структуры дилеммы заключенного (например, общее разоружение, правовой порядок, порядок конкурентной борьбы и пр.), то, согласно Гоббсу, общество может рисковать этим, не опасаясь разрушительных последствий ситуаций дилеммы заключенного. Ибо человек, согласно Гоббсу, в состоянии "посредством разума и в определенной степени также посредством своих пристрастий" овладеть этими ситуациями дилеммы заключенного. Так, он показывает, как общественное благо "свобода" может быть реализовано посредством того, что одной монополии власти ставят задачу наказывать нарушения порядка свободы отдельными нарушителями. Посредством разума мы можем установить такой общественный порядок, что возникающие ситуации дилеммы заключенного будут или с самого начала избегаться или преодолеваться таким образом, что они не будут создавать те деструктивные силы, на которые указывает экономика при помощи модели homo oecomonicus. Посредством разума мы можем также, по мнению А. Смита, сознательно устанавливать и поддерживать ситуации дилемм заключенного (конкурентная борьба), что будет служить всеобщему благу и солидарности всех людей.