До сих пор свое расширение
в мире, господство над его стихийными
силами человек осуществлял прежде всего
за счет искусственных орудий, продолжавших
его органы, одним словом, при помощи технических
средств и машин. На этом пути достигнуты
колоссальные успехи, осуществились сказочные
мечтания о сапогах-скороходах, коврах-самолетах
и т.д. Развивая технику, человек не покушается
на собственную природу как таковую, он
священно блюдет ее норму и границу, оставляя
себя самого как есть, ограниченным и физически
и умственно. Сила его увеличивается за
счет внешних ему, его телу, его мозгу и
сердцу орудий и машин. Разрыв между мощью
техники и слабостью самого человека как
такового растет и потому все более ошеломляет,
даже начинает ужасать (отсюда современные
мифы-фобии "восстания машин", порабощения
людей будущими киборгами, могучими роботами
и т.д.). Нельзя отрицать значение техники,
нужно только поставить ее на место. Технизация,
считает Федоров, может быть только временной
и боковой, а не главной ветвью развития.
Нужно, чтобы человек ту же силу ума, выдумки,
расчета, озарения обратил не на искусственные
приставки к своим органам, а на сами органы,
их улучшение, развитие и радикальное
преображение (так, скажем, чтобы человек
сам мог летать, видеть далеко и глубоко
и т.д.). "Человеку будут доступны все
небесные пространства, все небесные миры
только тогда, когда он будет воссоздавать
себя из самых первоначальных веществ,
атомов, молекул, потому что тогда только
он будет способен жить во всех средах,
принимать всякие формы". Федоров часто
говорит о необходимости глубокого исследования
механизма питания растений, по типу которого
возможны перестройки и у человека. Человек
должен так чутко войти в протекающие
в природе естественные процессы, чтобы
можно было по их образцу - но на более
высоком, сознательном уровне - обновлять
свой организм, строить для себя новые
органы, иными словами - овладевать направленным
естественным тканетворением. Эту способность
человека в будущем создавать себе всякого
рода творческие органы, которые даже
будут меняться в зависимости от среды
обитания, действия, философ называет
полноорганностью.
В соответствии с идеей Бергсона,
жизнь пошла двумя путями развития:
путь бессознательного инстинкта и
путь интеллекта. Главное качество инстинкта
"есть способность пользоваться и даже
создавать орудия, принадлежащие организму"
(пример - превращение куколки в бабочку).
А человек, homo farber, созидает орудия, свои
искуственные органы, для манипулирования
с телами мира, что ведет к развитию интеллекта,
а с ним, в определенном смысле, механического
подхода к миру. "Интеллект, - подчеркивает
философ, - характеризуется природным
непониманием жизни". Инстинкт же, напротив,
органичен, он изнутри, интимно чует мир.
Если бы инстинкт мог озариться сознанием,
то проник бы в самые недра жизни, ведь
сам он "продолжает ту работу, посредством
которой жизнь организует материю".
В человеке есть неразвитые зародыши такого
"инстинкта". Это прежде всего интуиция.
Через нее можно скорее и глубже если не
осознать, то смутно почувствовать саму
суть вещей, суть жизни. Так вот, если вернуться
к идеям Федорова, то творчество самой
жизни, "органический" процесс, к
которому он призывает, это и есть расширение
интеллекта за счет разбуженных и развитых
ресурсов интуиции, сознательное овладение
тем "органосозиданием", которое
доступно "творящему стану" самой
природы на уровнях инстинкта. Движет
такой прогресс мечта о бессмертии, которая
в трудах Федорова обрела достижимые очертания:
впервые в истории был предложен реалистический
путь опытного познания, преобразования
законов природы, всеобщего труда, - путь,
ведущий к победе над смертью.
Сейчас человечество находится
в своей земной (теллурической)
стадии развития. Ему предстоит пройти,
завоевать собственным усилием еще две:
солярную (солнечную), когда произойдет
расселение землян в околосолнечном пространстве,
и сидеральную (звездную), предполагающую
проникновение в глубины космоса и их
освоение. Это и будет Всемир, "всемирное
человечество" - "вся тотальность
миров, человечеством обитаемых во всей
бесконечности Вселенной". Такое звездное
будущее возможно лишь при колоссальном
эволюционном прогрессе человечества,
творчестве им своей собственной природы.
Изобретение таких средств передвижения,
как велосипед, локомотив - первые шаги
к этой будущей свободе и силе, "почин,
зерно будущих органических крыльев, которыми
человек несомненно порвет связующие
его кандалы этого теллурического мира".
"Человека технического" сменит "человек
летающий": "высший, т.е. солярный,
человек просветит свое тело до удельного
веса воздуха... и для этого выработает
свое тело в трубчатое тело, т.е. воздушное,
более того в эфирное, т.е. наилегчайшее
тело". В результате преобразовательного
действия, направленного на собственную
природу, человек как бы сбросит свою нынешнюю
тяжелую телесную оболочку и превратится
в бессмертное духовное существо. Это
и есть радикальное преосмысление гегелевского
"абсолютного духа", тут обернувшегося
реальным человечеством в его грядущей
космической судьбе.
Любая философская теория направляется
в своих посылках и выводах тем или
иным нравственно-ценностным импульсом.
Федоров в своих футурологических построениях
всегда опирается на сверхприродные, духовные
задатки человека, предвосхищая будущее
их развитие с полным вытеснением всего
живого, "дарового" в нем. Усматривая
в первоначальном, так сказать, человеке
сыновнее чувство, нравственное потрясение
от осознания смерти, одаривая его сердцем,
может быть, чище нашего, Федоров как бы
выдвигает теоретическую философскую
предпосылку его равноценности нам (как,
впрочем, и всех живших на земле людей)
и необходимости личного присутствия
в будущем всемирном человечестве.
Раз идет все усложняющееся
преемственное развитие форм
жизни, то и человек получает
определенный естественный шанс для своего
совершенствования. Исходя из одного,
общего желания превзойти, перерости нынешнюю
противоречивую, промежуточную природу
человека, проективная мысль начала работать
в двух направлениях. В одном из них чувствовалось
сильнейшее, направляющее действие дарвиновских
идей естественного отбора, борьбы за
существование как двигателей прогресса
(та или иная форма, часто скрытая и неосознанная,
социал-дарвинизма). Даже лучшие идеи этой
ориентации искривлены полем этого воздействия.
Дальнейшее восхождение "гомо сапиенс"
виднелось на природных путях борьбы и
вытеснения слабых и неприспособленных
форм. Но любая самая утонченная селекционная
идея, перенесенная на человека, всякого
рода природно-биологические идеалы усовершенствования
высших рас и экземпляров рода человеческого
приводят в конце концов лишь к новому
виду антропофагии. И горло одиночного
антропофага первобытных времен вырастает
в громаднейшую глотку, пожирающее жерло,
в котором должны бесследно исчезнуть
тысячи и миллионы неудачных, неполноценных
и недостойных. И конечно, наиболее яркий
и крайний пример тут - идея "сверхчеловека"
Ницше, столь кроваво опошлившаяся в известных
попытках ее исторической реализации.
Но в значительно более гуманных
вариантах логическая и душевная
установка на "селекцию" прослеживается
в некоторых идеях Умова и Циолковского.
При всем пафосе творчества, одухотворения
мира и человека в их построениях временами
звучат жесткие элитарные нотки: у Умова
дается внутреннее согласие на неизбежность
вымирания неких людей-автоматов, не сумевших
подняться на гребень эволюции; у Циолковского
встречается идея "искусственного подбора",
приводящего к созданию "существ без
страстей, но с высоким разумом", или
задача "профилактического" уничтожения
несовершенных, низших форм жизни.
Другая нравственно-философская
тенденция, обосновывая самодостаточное
значение человеческой личности, солидарно-родственно
связанную цепь поколений, была одушевлена
идеалом всеобщности. Вернадский высказывался
в этом смысле однозначно: "Нельзя безнаказанно
идти против принципа единства всех людей
как закона природы". Человеческая личность
- высшая ценность и, следовательно, такая
же ценность - ее бесконечная, преображенная
жизнь, причем развитое нравственное чувство
личности требует спасения буквально
всех погибших, возвращения всех утраченных.
Философ призывал не потерять ни единого
из малых сил, чутко ценить даже слабые
проявления человеческой индивидуальности,
которая должна быть развита до своего
совершенства у всех без изъятия всеобщим
и личным творчеством и трудом. Одним из
вариантов активно-эволюционного осмысления
задач человека в мире стала теория ноосферы,
которая является неотъемлемой принадлежностью
круга идей русского космизма.
НООСФЕРНЫЕ ЗАДАЧИ
По мнению авторов ноосферной
теории, появление человека в
ряду восходящих жизненных форм
означает, что эволюция переходит к употреблению
новых средств - психического, духовного
порядка. Действительно, эволюция в своем
первом мыслящем существе произвела небывалое
орудие своего дальнейшего развития: разум,
обладающий самосознанием, возможностью
глубинно познавать и преобразовывать
себя и мир. Человек - кульминация спонтанной,
бессознательной эволюции, но вместе с
тем и некое начало, вырабатывающее в себе
предпосылки для нового, разумно направленного
этапа самой эволюции. С первой мысли человека
о мире и себе, с первого самого малого
практического изобретения, идея и проект
которого стали передаваться (устно, в
предании, затем письменно, в документе
и книге...), совершенствоваться далее,
зачался тот опоясавший ныне всю планету
информационный поток сведений, знаний,
концепций, теорий, который дает нам наиболее
образно близкое представление о некоей
новой специфической оболочке Земли (ноосфере),
как бы наложенной на биосферу, но не слитой
с ней и оказывающей на последнюю все большее
преображающее воздействие. Она потому
и называется сферой разума, что ведущую
роль в ней играют разумные, идеальные
реальности: творческие открытия, духовные,
художественные, научные идеи, которые
материально осуществляются в преобразованной
природе, искусственных постройках, орудиях
и машинах, научных комплексах, произведениях
искусства и т.д. Но уже трактовка Федоровым
регуляции как "правящего разума природы",
как "внесения в природу воли и разума"
содержит в себе ядро ноосферной теории.
(Кстати, среди основных значений слова
"ноос" мы находим кроме разума еще
и волю.) Регуляция природы определяет
себя как принципиально новая ступень
эволюции, как сознательно-волевое преобразовательное
действие, выполняемое "существами
разумными и нравственными, трудящимися
в совокупности для общего дела". В традиции
христианского космизма аналогом идеи
ноосферы и ноогенеза (становления ноосферы)
стала концепция Богочеловечества, богочеловеческого
процесса обожения, преобразование мира.
С одной стороны, ноосфера возникает
с самого появления человека как процесс
сугубо объективный, стихийный, с другой
- только сейчас, в наше время, биосфера
начинает переходить в ноосферу; собственно
ноосфера где-то еще впереди, на совсем
другом, далеко не достигнутом уровне
планетарного сознания и действия человечества.
Такое же двойственное определение ноосферы
встречается у Вернадского. Современные
авторы различают предноосферу и будущую
собственно ноосферу, некоторые из них
эту предноосферу дробят на более мелкие
части: антропосферу, социосферу, выделяют
техносферу.
Тем не менее на Земле создана
новая искусственная оболочка - биосфера,
радикально преобразованная трудом
и творчеством человека. Но это преобразование
далеко не всегда было по-настоящему разумным,
зачастую носило хищнический, неукратимо
и жадно потребляющий природу, ее ресурсы
характер. Еще Федоров предсказал нынешнее
опасное направление во взаимоотношениях
человека и природы, называл его утилизацией
и истощением последней, утверждая при
этом, что цивилизация лишь "эксплуатирующая,
но не восстановляющая не может иметь
иного результата, кроме ускорения конца".
Да и ноосферный информационный поток
содержит в себе идеологии и концепции
антигуманные и ложные, осуществление
которых или уже приносило колосальные
бедствия Земле, или грозит еще большими,
вплоть до гибели самого человечества
и биосферы.
Человек в своих антопологических,
социальных, исторических гранях - существо
еще далеко не совершенное,
в определенном смысле "кризисное".
Вместе с тем существует идеал
и цель высшего, духовного Человека,
тот идеал, который и движет им в стремлении
превозмочь собственную природу. Так и
создание человека - ноосфера есть и еще
достачно дисгармоничная, находящаяся
в состоянии становления реальности, и
вместе с тем высший идеал такого становления.
И отношения между этой реальностью и
этим идеалом весьма сложны. Породив разум
как орудие своего дальнейшего развития,
но орудие, наделенное свободой, эволюция
словно пошла на риск. Вернадский как ученый-натуралист
больше других сделал для объективного
изучения складывающейся в геологическом
и историческом времени реальности ноосферы;
он провидел сущность "ноосферы как
цели", как идеала, а также ее задачи
и движущие силы. В ХХ веке, по чувству
и мысли ученого, возникли значительные
материальные факторы перехода к ноосфере,
к осуществлению идеала сознательно-активной
эволюции. Первый из этих факторов - вселенскость
человечества, т.е. "полный захват человеком
биосферы для жизни". Вся Земля не просто
преобразованна и заселена до самых труднодоступных
и неблагоприятных мест, но человек проник
во все стихии: землю, воду, воздух, а сейчас
способен жить и в околоземном, космическом
пространстве. Второй, может быть, решающий
для создания ноосферы - единство человечества.
Многие привыкли относиться к идеи единства,
равноправия и братства всех людей как
к благородной нравственной идеи, начавшей
пробиваться в относительно недавней
истории с мировых религий, великих философских
систем, литературных произведений. Вернадский
представляет эту идею как природный факт.
"Биологически это выражается в выявлении
в геологическом процессе всех людей как
единого целого по отношению к остальному
живому населению планеты". Единство
человека, считает Вернадский, в наше время
в многом стало "двигателем жизни и
быта народных масс и задачей государственных
образований". Будучи еще весьма "далеким
от своего осуществления", это единство
как стихийное, природное явление пробивает
себе путь, несмотря на все объективные
социальные и межнациональные противоречия
и конфликты. Созидается общечеловеческая
культура, сходные формы научной, технической,
бытовой цивилизации; самые отдаленные
уголки Земли объединяются быстрейшими
средствами передвижения, эффективными
линиями связи и обмена информацией. Третий
фактор - омассовление общественной, исторической
жизни, когда "народные массы получают
все растущую возможность сознательного
влияния на ход государственных и общественных
дел".
Научная мысль - такое же закономерно
неизбежное, естественное явление,
возникшее в ходе эволюции
живого вещества, как и человеческий разум,
и она не может, по глубочайшему убеждению
Вернадского, ни повернуть вспять, ни остановиться,
ибо таит в себе потенцию развития фактически
безграничного. "Научное знание, проявляющееся
как геологическая сила, создающая ноосферу,
не может приводить к результатам, противоречащим
тому процессу, созданием которого она
является".
Вернадский был свидетелем, как
уже первая мировая война явила
"невиданное ранее применение
научных знаний" в целях "военного
разрушения". Он предвидел, что найденные
и использованные наукой и техникой к
этому времени смертоубийственные средства
"едва начинают проявляться в этой войне
и сулят в будущем еще большие бедствия,
если не будут ограничены силами человеческого
духа и более совершенной общественной
организацией". Последние десятилетия
развития науки целиком оправдывают это
предсказание. В устрашающей тени рукотворных,
светлых научных чудес сейчас, как никогда,
множаться и изощряются столь же фантастические
средства убийства и уничтожения. Образец
"научно построенного человечества"
начинает не столько притягивать, сколько
вызывать опасения и даже отталкивать,
ведь на счету главной его силы - уже и
атомные, и нейтронные бомбы, и реальные
угрозы корыстных генетических манипуляций.
Вернадский считал необходимым создать
"интернационал ученых", которых
культивировал бы "сознание нравственной
ответственности ученых за использование
научных открытий и научной работы для
разрушительной, противоречащей идее
ноосферы, цели". А в статье "Война
и прогресс науки" он выдвинул идею:
обезвредить, так сказать, "негативную"
науку, все ее кошмарные плоды, наукой
же, но защитительного и охранительного
свойства.
Кризис веры в человека, кризис
гуманизма, остро обнаружившийся
в нашем веке после тех страшных
злодейств невиданного исторического
масштаба, на которые оказался способен
человек, по-новому остро поставил вопрос
о его природе, о правомерности "обожествления"
природной данности человека, ее естественных
границ. Можно ли в человеке (в его нынешней
противоречивой, несовершенной, подвластной
губительным импульсам в природе), которого
заносит в самый кромешный ад вопреки
самым благим намерениям, найти абсолют?
Мыслители-космисты отвечают: нет! За абсолют
может быть принят только идеал, стоящий
выше человека. Это - Бог или высший преображенный
человек в составе богочеловеческого
единства. Путь к такому высшему человеку
должен идти через обретение им все более
высокого онтологического статуса.