Аристотель

    Начнем  с первой черты науки- ее доказательности. По определению самого Аристотеля, наука есть вид бытия, способный доказывать. Само же доказательство может быть только о том, что не может происходить иначе. Оно состоит в получении заключения из начал: истинных,  необходимых и относящихся к предмету доказательства. Доказательство невозможно ни о случайном бытии, ни о том, что возникает и разрушается, а лишь об общем. Если же общего нет налицо, то предмет доказательства- это, по крайней мере, то, что случается всего чаще. Пример- затмение Луны. Будучи тем, что оно есть, затмение это происходит всякий раз одним и тем же способом. И хотя оно не происходит всегда, оно, по крайней мере, есть частный случай общего рода.

    Из  текстов видно, что общее сливается  у Аристотеля с необходимым и  что необходимость может быть даже в том, что встречается только часто и отнюдь не постоянно. Этим не исключается наивысшая ценность, которая для знания представляет безусловное постоянство явления- такого, как, например, движение неба. Однако научное знание об общем уже налицо, если мы знаем суть бытия вещи: существует знание о каждой вещи, если мы знаем сущность бытия.

    Научное предложение характеризуется, таким  образом, необходимостью своего содержания и всеобщностью своего применения. Правда, отдельный ученый всегда рассматривает и может рассматривать только единичные сущности, но наука в целом слагается и состоит из общих предложений.

    Способность науки к определению сущности и всеобщность применения усматриваемых  ею положений обуславливает объяснительный характер знания. Задача научного знания заключается, во-первых, в фиксировании некоего обстоятельства, или факта. Во-вторых, задача науки- в выяснении причины. Знание предполагает, что известна причина, в силу которой вещь не только существует, но и не может существовать иначе, чем как она существует. В–третьих, знание есть исследование сущности факта. В плане бытия необходимая причина может быть только сущностью вещи. В плане познания или в логическом плане она может быть лишь началом в отношении к его логическим следствиям. собственно, доказательство и есть познание этой причины: «Если тот, кто при наличии доказательства  предмета не имеет понятия о том, почему предмет есть, то он предмета не знает». Такое логическое  объяснение посредством понятий обосновывает право на познание даже случайностей: согласно разъяснению Аристотеля, существует не только случайность в узком смысле, но также и то, что, по Аристотелю, есть «случайность в себе».таковы свойства, которые не производят сущности человека непосредственно, но которые происходят из этой его сущности. Объяснить эти свойства – значит доказать при помощи логической дедукции, каким они из нее происходят.

    Наконец, в-четвертых, знание есть исследование условий, от которых зависит существование или несуществование факта.

    Рассматриваемый в целом процесс знания ведет от вещей, познаваемых «через свое отношение к нам», стало быть, от понятий, первых для нас, к понятиям, которые являются первыми сами по себе. Эти последние постигаются только умом. Они образуют род возведения и в конце концов приводят к положениям, уже недоказуемым. Редукция необходимо стремится к достижению начал, недоказуемых положений: то, что не имеет конца – «беспредельное»,-не может стать предметом научного познания. Доказательство, исходящее из начала, основательнее доказательства, не исходящего из начала, а доказательство, «в большей мере исходящее из начала, основательнее того, которое исходит из начала в меньшей мере». В конечном счете, редукция приводит к «непосредственным» предложениям. Такие предложения прямо постигаются умом, не доказываются.

    Относительно  высшего начала знания «не может быть ни науки, ни искусства, ни практичности, ибо всякое научное знание требует доказательств». В той же мере, в какой последние предложения науки все же составляют предмет знания, знание это уже не доказательное.

    Третья  черта знания – его единство, соединенное с подчинением одних  знаний другим. Единство науки означает прежде всего, что различные предметы науки принадлежат составу одного и того же рода. Далее, это единство обуславливается и тем, что различные предметы могут относиться все к одному и тому же  предмету и быть, таким образом, через отношение к этому предмету в одинаковом к нему отношении. Именно таково единство, в котором все науки находятся относительно первой науки – науки «о бытии как о бытии». «Бытие» здесь – общий предмет и основа аналогии, которая в нем связывает в единство различные его роды.

    Но  каждая отдельная наука обусловлена  своим особым логическим родом и  составляет сама по себе некоторое  единство. Отсюда сразу получается важный вывод, отличающий теорию науки Аристотеля от теории науки Платона. согласно теории Платона все знания образуют соподчинение, или иерархию, на вершине которой стоит знание о высшей из «идей» - «идее» блага. Напротив, у Аристотеля единой для всех наук иерархии не может быть. Науки « не сводимы- ни одна к другим, ни к одному- единственному роду». Также как различаются по роду «форма» и «материя», «точно также – всё то, о чём идет речь по разным формам высказывания о сущем, ибо из того, что есть, одно означает собою суть той или иной  вещи, другое – что-нибудь качественно – определенное, и так дальше…;оно.. не сводится ни друг на друга, ни на что-нибудь одно» там же.

    Именно  по этому невозможен никакой переход  от одной науки к другой: от предмета арифметики, например, к предмету геометрии.

    Однако  этому выводу Аристотеля явно противоречит другое его положение: поскольку  общий предмет – бытие –  образует основу аналогии, которая  связывает различные роды единого бытия, сведение одних наук к другим в каком-то смысле  всё же возможно. В этом смысле существует иерархия  наук и возможна их классификация, сводящая науки в некоторое единство. Наука – не проста сумма совершенно разнородных знаний. Существуют науки, которые в сравнении с другими находятся ближе к общему предметному пределу знания. Чем выше стоит наука на ступеньках иерархии, тем точнее доступное для нее знание, тем больше в ней ценности. По Аристотеля, наука, дающая одновременно и знание того, что что-нибудь есть, и знание того, почему что-нибудь есть, а не только знание того, что что-нибудь есть,- более точная и высшая, чем наука, дающая знание только того , почему что-нибудь есть. И точно также науки возвышающиеся до абстракций над непосредственной чувственной основой , выше наук, имеющих дело с этой основой.  

    Логика  Аристотеля и его  учение о методе. 

    В философии стоицизма, выступившего несколькими  десятилетиями позже

Аристотеля, логика понималась как специальная наука, составляющая часть науки в более обширном смысле слова. Напротив, для Аристотеля логика – не отдельная наука, орудие всякой  науки. Аристотель называет логику «Аналитикой»; в специальном трактате, который получил название «Аналитик», он изложил ее основные учения: об умозаключении и доказательстве. Задача логики, как понимает ее Аристотель, - исследование и указание методов, при помощи  которых известное данное может быть сведено к элементам, способным стать источником его объяснения. Из этого видно, что основной метод логики Аристотеля – «сведение». Учение об этом искусстве Аристотель называет «наукой», но здесь этот термин он понимает не в смысле специальной по предмету отрасли науки, а широко, как умозрительное исследование, дающее возможность различить условия доказательства, его виды, степени, а также выяснить последние предложения, достигнув которых мы уже не модем продолжать сведение данного к элементам, объясняющим это данное.

    «Аналитики»- не единственный труд Аристотеля по логике. Важным вопросам логики посвящены также его «Топика», «Об истолковании», «Опровержение софистических умозаключений», «Категории», а кроме того отдельные места «Метафизики» и даже «Этики».

    Изучение  всех сочинений Аристотеля, посвященных  вопросам логики или, по крайней мере, рассматривающих эти вопросы, показывает, что в логических исследованиях  Аристотеля наибольшее его внимание привлекали три проблемы:

1. вопрос о методе вероятностного знания; этот отдел логических исследований Аристотель называет «диалектикой», он рассматривает его в своей «Топике»;
2. вопрос о двух основных методах выяснения уже не вероятного только знания, а знания достоверного; эти методы – определение и доказательство;
3. вопрос о методе нахождения посылок знания; это индукция.

    «Диалектика»  Аристотеля. Сравнение учения Аристотеля о знании с учениями некоторых крупных рационалистов XVII в., например Декарта, показывает, что в одном чрезвычайно важном вопросе теории познания и логики Аристотель видел дальше и яснее, чем знаменитый французский ученый и философ. Это вопрос о вероятном знании.

    Аристотель  с не меньшей силой, чем позднейшие рационалисты, и с гораздо большим приближением к  материализму, чем они, полагал, что цель знания – верное отражение самой реальности. Вместе с тем он ясно видел, что далеко не всегда и не по всем вопросам знание сразу возникает как достоверное познание реальности. В ряде случаев и по ряду вопросов знание не может быть непререкаемым обладанием истинной, а есть лишь знание вероятное. Это знание предполагает свой, особый метод. Это не метод науки в точном смысле слова, а метод, приближающий к научному методу, подготовляющий его. Аристотель называет его «диалектикой», отклонившись в использовании этого термина от традиции его применения у Сократа и у Платона. Для Сократа «диалектика» была способом отыскания достоверного знания посредством анализа противоречий в ходячих и в философских представлениях о его предмете. Для Платона  «диалектика» - учение о познании истинно-сущего, достигаемое посредством упражнения ума в созерцании бестелесных «эйдосов», или «идей», не опирающемся на чувственность. И у того и у другого «диалектика»- знание достоверное.

    Напротив, для Аристотеля «диалектика»- только исследование, а не доктринальное изложение непререкаемых истин. Предмет аристотелевской «диалектики» - не сама истина, не соответствие знания его предмету, а только отсутствие формального противоречия между терминами обсуждаемого вопроса, а также между положениями, высказанными участниками спора. Ценность «диалектики», по Аристотелю, во-первых, в ее способности показать, каким образом должен исследоваться вопрос; для этого развиваются умозаключения, которые могли бы привести к ответу на поставленный вопрос и которые были бы свободны от противоречий. Во-вторых, «диалектика» дает способ исследовать, что в ответах на поставленный вопрос может быть ложного.

    В качестве специфических умозаключений, а именно не способных к обоснованию достоверных выводов, «диалектические» силлогизмы, как их называет Аристотель, основываются не на необходимых посылках, а на « мнениях, принятых на веру», иначе – на положениях, признанных в качестве вероятных авторитетными лицами. Единственная логическая сила, которой обладают «диалектические» силлогизмы,- их внутренняя непротиворечивость. Однако, опираясь на эту свободу от внутренних противоречий, можно получить всего лишь вероятные выводы. Такое исследование следует считать не установлением истины, а всего лишь испытанием.

    Но  будучи систематически разработано, «испытание»- это не только логическая тренировка. «Испытание» возвышает мысль над узколичным или частным, над чисто случайным и вводит ее в сферу всеобщего. Однако всеобщность эта все же лишена необходимости. Исследованию умозаключений и рассуждений этого рода посвящена «Топика» Аристотеля. В ней в качестве цели «диалектики» указывается или установление определения или опровержение.

    В «Топике» особенно обстоятельно разработаны правила опровержения. Нельзя не согласиться с Робеном,- что по существу это «критические правила верификации». Испытывается некоторое предположение, в котором высказывается принадлежность известному предмету известного свойства. Вопрос заключается в исследовании, соответствует или не соответствует этому предмету приписанное ему свойство. Рассматриваются случаи, когда обращение предложения возможно и когда оно невозможно. В первом случае приписанный предмету атрибут или точно выражает сущность предмета и представляет его дефиницию, или не дает точного определения предмета и есть только его «собственное» свойство; например, когда «грамматик» по отношению к «человеку» не выражает сущности человека, а представляет единственный открывшийся его познанию атрибут. Во втором случае «обращение» неосуществимо. Здесь, в свою очередь, представляются две возможности: первая, когда свойство есть элемент определяемого, но имеет в сравнении с ним больший объём. Такое свойство – род.  Или вторая возможность, когда это свойство – не род, а видовое отличие, но опять-таки с объёмом большим, чем у определяемого. Если же приписанное предмету свойство не есть элемент его сущности, то оно будет «случайным» качеством.

    Сказанным определяется возможный способ «испытания» предложений. если сущность вещи или существа предполагают выразить посредством какого либо свойства(атрибута), то для проверки предложения можно сопоставить его или с отдельными экземплярами рода, или с видами.