Изменения климата: риски или факторы развития?
Автор работы: Пользователь скрыл имя, 08 Ноября 2012 в 04:32, статья
Описание работы
Мировая политика, в том числе экономическая, все больше будет использовать
климатические изменения как предлог для ограничений контрагентов и реальный стимул для
поощрения собственных производителей в конкурентной борьбе за ускоренный переход к
новому технологическому укладу.
Файлы: 1 файл
Статья опубликована в журнале «Россия в глобальной политике», июль 2010 г.
Атмосфера и экономика
Изменения климата: риски или факторы развития?
Б.Н. Порфирьев – д. э. н., профессор, руководитель Лаборатории анализа и
прогнозирования природных и техногенных рисков экономики Института народно-
хозяйственного прогнозирования РАН.
Резюме: Мировая политика, в том числе экономическая, все больше будет использовать
климатические изменения как предлог для ограничений контрагентов и реальный стимул для
поощрения собственных производителей в конкурентной борьбе за ускоренный переход к
новому технологическому укладу.
За два без малого десятилетия, прошедших с того момента, когда международное сообщество впервые
внесло в повестку дня вопрос о климатических изменениях, его статус существенно изменился. Это
подтвердила Конференция сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата, состоявшаяся в
Копенгагене в декабре 2009 г. В ней приняли участие представители более 190 стран, в том числе лидеры
всех государств – основных источников техногенных выбросов парниковых газов, которые, по мнению
Межгосударственной группы экспертов по проблеме климатических изменений (IPCC), являются главной
причиной этих изменений в ХХ – начале XXI века. Как ход, так и итоги конференции стали объектом
обстоятельных комментариев политиков, ученых, журналистов, мнения которых по обсуждавшемуся вопросу
существенно, иногда полярно, расходятся. Остановимся на экономических аспектах проблемы изменения
климата, в том числе связанных с переменами в ее статусе.
Проблема климатических изменений и перемены в оценке ее статуса
Прежде всего, эта проблема закрепилась в качестве подлинно общемировой, касающейся всех стран без
исключения. Климат – явление планетарное, а в экономическом плане он, как известно, является глобальным
общественным благом. Поэтому все, что происходит с климатом, имеет мирохозяйственное измерение, а
решение связанных с ним проблем требует усилий всех государств и, очевидно, не одного поколения.
При этом обращает на себя внимание совпадение двух взаимосвязанных тенденций. С одной стороны, рост
значимости развивающихся стран в международной политике и экономике, дополнительный импульс
которому придал мировой финансово-экономический кризис. По мнению многих авторитетных экспертов, он
стал мощным ускорителем смещения экономического могущества от богатых государств к развивающимся. С
2007 г. рост мировой экономики на 45 % обеспечивается странами БРИК (Бразилия, Россия, Индия и Китай).
Это вдвое больше, чем в 2000–2006 гг., и втрое выше уровня 1990-х гг. С другой стороны, развивающиеся
страны (включая Россию) становятся лидерами в общемировом объеме выбросов парниковых газов (см.
рис.), и соответственно их роль в решении данной проблемы значительно возрастает.
Это наглядно видно на примере Китая, который, наряду с Соединенными Штатами, является мировым
чемпионом по эмиссиям парниковых газов и ключевым игроком на всех международных переговорах по
климатической тематике. Позиция КНР решающим образом повлияла на отказ участников Копенгагенского
саммита принять новый обязывающий договор взамен Киотского протокола, срок действия которого истекает
в 2012 г. Вместо этого подписано паллиативное и весьма расплывчатое Копенгагенское соглашение.
Рис. 1. Динамика мировых выбросов парниковых газов
Источник: Climate Change Mitigation: What Do We Do? (Paris: OECD, 2008. Р. 7)
В то же время происходит осознание того, что решение климатических проблем сразу по всему фронту и
окончательно невозможно или, по крайней мере, неэффективно. Это со всей очевидностью доказали, во-
первых, неудовлетворительные итоги выполнения Киотского протокола и, во-вторых, ограниченность
результатов самой конференции в Копенгагене, которую склонны считать провальной. Однако, учитывая
устойчивую полярность позиций сторон, их многочисленность и недоверие друг к другу, речь скорее должна
идти о неоправдавшихся, точнее, неоправданных ожиданиях. Решение столь трудных политических и
экономических проблем требует открытости информации, доверия и серьезного реформирования
международных институтов. А этого, конечно, нельзя достичь не то что за несколько дней, а и за несколько
лет.
Наконец, специалисты и политики все больше отдают себе отчет и признают тот факт, что последствия
изменения климата противоречивы для разных экономик, видов деятельности и слоев населения. Это
связано с неравномерностью климатических изменений как во времени (за последние десятилетия темпы
этих изменений резко ускорились), так и в пространстве в территориальном разрезе. В частности, если за
столетие с небольшим (1900–2005) глобальная температура повысилась почти на 0,8 °С, то в России этот
показатель примерно в полтора раза выше.
Неоднозначность последствий глобального потепления для экономики связана и с тем, что страны и регионы
мира, а также различные отрасли, производства и группы населения по-разному уязвимы к воздействию
опасных природных явлений. Некоторые выигрывают от указанных изменений, но большинство оказывается
в числе проигравших. Это – исключительно важное обстоятельство, поскольку в попытках согласовать задачи
смягчения последствий изменения климата с задачами экономического развития ключевую роль играют
факторы регионального и производственно-отраслевого уровня. В то же время региональный климат зависит
от более сложных и трудно прогнозируемых процессов, чем глобальный, поэтому и оценка последствий его
изменений для населения и экономики сопряжена с большей неопределенностью, что порождает
дополнительные риски.
Инвестиции в снижение климатических рисков весьма значительны. По оценкам Всемирного банка, в период
с 2010 г. по 2030 г. на меры по снижению выбросов парниковых газов одним только развивающимся странам
потребуются дополнительные (по сравнению со сценарием сохранения нынешней технологической модели
развития, основанной на энергоемких процессах и использовании ископаемого топлива) капиталовложения в
размере от 140 до 175 млрд долларов в год.
Учитывая, что выгоды, получаемые благодаря таким инвестициям (в частности, снижение расходов
благодаря мерам энергосбережения и энергоэффективности), извлекаются лишь со временем, масштабы
указанных капиталовложений в первые несколько лет будут существенно выше. Эксперты консалтинговой
компании McKinsey считают, что они превысят 560 млрд долларов, что означает примерно трехпроцентный
рост по сравнению с сохранением инерционного сценария развития экономики до 2030 г. И для такого мнения
есть все основания: достаточно упомянуть, что в одном только Китае для радикального снижения выбросов
парниковых газов угольными ТЭС, на которые приходится подавляющая часть таких эмиссий, ежегодно
потребуется более 146 млрд долларов.
При этом рассчитывать на помощь экономически развитых государств особенно не стоит, поскольку им самим
придется инвестировать немалые средства в снижение выбросов парниковых газов. По некоторым оценкам,
ежегодно это около 180 млрд долларов, или примерно столько же, сколько и развивающимся странам,
помощь которым по Копенгагенскому соглашению оценивается в 10 млрд долларов в год в период с 2010 г.
по 2012 г. с возможным увеличением до 100 млрд долларов к 2020 г. Сами развивающиеся страны полагают,
что сумма должна быть вдвое либо втрое больше.
Не менее впечатляющие масштабы инвестиций прогнозируются для адаптации экономики к изменениям
климата. Только развивающимся странам ежегодно потребуется от 100 до 180 млрд долларов. Таким
образом, речь идет о капитальных затратах в размере не менее 0,5 % мирового ВВП.
По оценкам Всемирного банка, в 2030 г. инвестиции в обеспечение адаптации мировой экономики к
климатическим изменениям могут достигать 75 млрд долларов, в снижение выбросов парниковых газов и
реализацию других превентивных мер – 400 млрд долларов в год, что в сумме может составлять 0,30–0,32 %
мирового ВВП. Однако эти оценки представляют собой медианные величины при вариации показателей от 30
до 90 млрд долларов и от 140 до 675 млрд долларов соответственно: при этом недооценены некоторые
расходы, например, на ликвидацию последствий разрушительных природных катаклизмов. А если принять во
внимание еще и практику воплощения в жизнь крупномасштабных проектов, реальные расходы на которые
превышают первоначальную смету, как минимум, вдвое, то величина совокупных капиталовложений в
снижение климатических рисков развития мировой экономики будет близка или превосходить приведенную
выше среднегодовую величину (0,5 %) мирового ВВП.
Указанная цифра значительно превышает оценки группы экспертов под руководством Николаса Стерна,
которая в 2006 г. опубликовала первое и по сей день наиболее капитальное и авторитетное исследование по
экономике климатических изменений. По мнению ученых, совокупные расходы (инвестиции плюс текущие
затраты) на снижение выбросов парниковых газов в период до 2030 г. не превысят 0,10–0,11 % мирового
ВВП, хотя и это немало, если учесть, что в абсолютном исчислении речь идет о сотнях миллиардов
долларов.
Но главная проблема заключается не столько в масштабах инвестиций, сколько в их экологической
императивности, т. е. насколько они необходимы именно сейчас, в какие именно программы снижения
климатических рисков нужно вкладывать средства. Кроме того, важна социально-экономическая
эффективность – вложения в какие сектора и сферы деятельности, производства и виды услуг оптимальны
для решения задачи при условии поддержания устойчивых темпов роста и модернизации экономики на
перспективу.
Причины изменения климата и экономическая политика по смягчению последствий
Ответы на поставленные выше вопросы непосредственно связаны с анализом причин изменения климата. В
частности, от этого зависит принятие решений относительно того, что и кому из экономических субъектов
нужно делать, кому и за что платить.
Если признать подавляющий вклад техногенных факторов в изменение климата, то на глобальном уровне это
означает, что у развивающегося мира действительно есть серьезные аргументы в пользу ответственности
промышленно развитых стран за их примерно 200-летнюю деятельность, приведшую к росту концентрации
парниковых газов в атмосфере. Если же принята концепция естественной изменчивости климата, то решение
проблемы связывается не с ответственностью конкретных групп государств, а с активным участием в данном
деле всех без исключения.
По поводу исторической ответственности стоит сделать следующую оговорку.
Новейшие исследования влияния характера землепользования на изменение климата показывают, что
существенный и до недавних пор недооцененный вклад в увеличение выбросов парниковых газов вносит
подсечно-огневое земледелие, которое по-прежнему широко применяется в развивающихся странах. Таким
образом, роль этих государств в генезисе потепления представляется уже в ином свете – правда, трудно
избежать вопроса о политизации таких исследований, учитывая, что они осуществлены специалистами из
США и Евросоюза.
На уровне государств признание доминирования техногенных факторов изменения климата означает
необходимость решения проблемы так называемых внешних издержек, или экстерналий, что подразумевает
упор в инвестиционных и технологических программах на снижение выбросов парниковых газов. Кроме того,
цена на них должна устанавливаться либо через механизм рыночной, в том числе биржевой, торговли (в
таком случае основным регулятором становятся сами фирмы и предприятия, т. е. в первую очередь частный
сектор), либо путем введения налога на эти выбросы, что уже является прерогативой государства. Отметим,
что значение государственных институтов, прежде всего законодательств, устанавливающих правила
поведения рыночных игроков, весьма велико и при использовании первого из указанных механизмов
ценообразования.
Ситуация совсем другая, если признать «всепобеждающую» роль естественной изменчивости климата.
Основной стратегией становится адаптация населения и экономики, при этом роль государства оказывается
приоритетной. Соответственно качественно иначе распределяются ответственность сторон и финансовое
бремя на мероприятия по подготовке и реагированию на указанные изменения.
Ближе всего к истине, вероятно, концепция комбинированного, природно-техногенного генезиса ускорения и
усиления амплитуды климатических изменений в последние 50–60 лет. Однако она ставит новый
принципиальный вопрос – об оценке соотношения техногенных и природных факторов. Для инвестора важна
степень неопределенности оценки, которая напрямую коррелирует со степенью рискованности
капиталовложений. В качестве примера можно привести последний, IV Оценочный доклад IPCC от 2007 г. В
нем утверждается, что существует «очень большая вероятность» (более 90 %) того, что техногенный вклад
является «основным» (последнее не расшифровывается). Предположив, что вероятность равна 0,91, а доля
вклада – 55 %, что вполне соответствует принятым в докладе допущениям, получим, что соотношение
техногенных и природных факторов равно 50/50.
При таком раскладе риск капиталовложений очень велик. Сказанное подчеркивает сложность выстраивания
эффективной экономической стратегии в отношении климатических рисков развития, предполагающей
определение системы приоритетов и многоэтапного эшелонирования при их хеджировании.
В частности, при такой иерархии приоритетов государству должна принадлежать ключевая роль в создании
стимулов для привлечения частного капитала и одновременно роль главного инвестора. При выборе
инвестиционных программ предпочтение следует отдать тем, которые увязывают капиталовложения в меры
снижения климатических рисков и в само экономическое развитие. Не менее приоритетна задача увеличения
финансирования и повышения престижа науки – именно ее развитие помогает реализовать принцип
предосторожности, который зиждется на том, что, даже если вклад техногенных факторов очень мал, он
должен учитываться в процессе принятия решений.
При нынешнем уровне знаний неизвестно, не является ли этот вклад «последней каплей», за которой
последуют резкие изменения существующего климатического режима и связанные с этим риски для здоровья
людей и экономики. Принцип предосторожности зафиксирован, кстати, в Рамочной конвенции ООН об
изменении климата, но против него возражают экономические либералы, в том числе в России. Они
апеллируют к тому, что следование данному принципу может привести к «отвлечению» инвестиций от
производства и получения дополнительной прибыли.
В действительности речь должна идти о многофункциональности или, как говорят экономисты,
мультипликативном эффекте инвестиций, которые призваны сопрягать решение задач развития экономики
России, поддержания темпов роста и, главное, качественной перестройки экономики, ее модернизации на
основе инноваций с задачей снижения климатических рисков. Отрасли и производства, в которых
упомянутого эффекта можно добиться в сравнительно сжатые сроки, известны.
Прежде всего это энергетическая инфраструктура и соответствующие НИОКР, мультипликатор которых
(оценки по экономике США, отечественные данные отсутствуют) примерно вдвое превышает среднюю
величину по экономике в целом с точки зрения как числа рабочих мест, так и роста ВВП. Сюда относятся
также ЖКХ, строительство, промышленность и транспорт, где благодаря мерам по повышению
энергоэффективности и энергосбережения удается получить добавленную стоимость и снизить выбросы при
сравнительно небольших затратах или даже экономии совокупных затрат. Однако, судя по текущей ситуации
и правительственной Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации
(до 2030 г.), такая увязка просматривается слабо. В этом важном документе не были учтены риски даже
нынешнего глобального экономического кризиса, не говоря уже рисках климатических изменений.
Между тем под их влиянием в мировой экономике активно формируются два новых сегмента. Один из них –
«зеленая» экономика, включающая технологии и производство оборудования по уменьшению и контролю
выбросов, энерго- и ресурсосбережению, мониторингу и прогнозированию климатических изменений,
адаптации зданий и сооружений к резким колебаниям температуры, влажности и ветровой нагрузки и т. д. На
сегодняшний день масштабы «зеленой» экономики в мире оцениваются в 2 трлн долларов, что составляет
почти 3 % мирового ВВП. На самом же деле ее вклад заметно выше, учитывая концентрацию
соответствующих производств в развитых странах, и в перспективе он будет расти. Это доказывает, в
частности, пример Европейского союза, который в марте 2010 г. объявил о новой долгосрочной
экономической стратегии под названием «Европа 2020», в которой одним из трех приоритетных направлений
названо устойчивое развитие, обеспечивающее формирование низкоуглеродной, ресурсоэффективной и
конкурентоспособной экономики. Два других направления – «умный рост» (smart growth), под которым
подразумевается экономика, основанная на знаниях и инновациях; «включающий, или инклюзивный, рост»
(inclusive growth), предполагающий эффективное обеспечение занятости, а также социальную и
территориальную интеграцию сообщества.
Другой сегмент – так называемый углеродный рынок, т. е. торговля квотами на выбросы парниковых газов.
Его емкость пока невелика: в 2009 г. она оценивалась примерно в 150–160 млрд долларов, львиную долю
которых обеспечивает Европейская система торговли выбросами (ETS), которая охватывает страны
Евросоюза. Однако темпы роста впечатляют: втрое за пять лет (2005–2009), из которых последние два года
пришлись на кризис, когда углеродный рынок сокращался, как и другие товарные рынки, хотя и в меньшей
степени. По некоторым оценкам, к 2020 г. емкость углеродного рынка может приблизиться к 1 трлн долларов.
России необходимо встраиваться в оба этих новых сегмента, в том числе активно развивать собственные
«чистые» производства, многие из которых находятся на острие научно-технического прогресса и воплощают
в себе те самые инновации, которые столь необходимы для модернизации промышленности. При сохранении
инерционного или близкого к нему сценария развития возможности могут быть упущены и возникнет
опасность углубления разрыва в уровне конкурентоспособности между отечественной экономикой и
ведущими странами мира, включая переходные экономики.
Климатические изменения как фактор риска для экономики России
Как отмечалось выше, в России скорость изменений температурного режима за последнее столетие почти
вдвое превосходила мировой показатель. Потепление сказывается прежде всего на так называемых
северных территориях, которые занимают примерно 60 % площади страны. На 4 млн кв. км происходит
деградация вечной мерзлоты, что приводит к изменению характеристик грунтов, их несущей способности и
разрушению соответствующей инфраструктуры. Параллельно идет процесс таяния льдов в окружающих
Россию (и, разумеется, не только ее) морях Мирового океана.
При этом на Россию приходится наибольшее число так называемых полюсов роста температуры, который
достиг за указанный период 5–6 °С. Эти полюса находятся в Алтайской, Иркутской, Читинской областях, на
юге Сибири. Иными словами, в районах, которые являются стратегически важными ареалами добычи и
разработки природных ресурсов. Такие города, как Надым (одна из газовых «столиц»), Сургут (один из
нефтяных центров), Воркута (один из центров угледобычи), уже испытывают серьезные проблемы. В
ближайшие десятилетия, они, видимо, усугубятся.
Также налицо тенденция к уменьшению осадков и, следовательно, учащению засух примерно на 15–16 %
территории. Это юг Западной Сибири, Ростовская, Ставропольская области и Краснодарский край, т. е.
основные зернопроизводящие районы. Неблагоприятные последствия для аграрно-промышленнного
комплекса (АПК) и риски продовольственной безопасности очевидны. С уменьшением осадков тесно связан
рост пожароопасности. Повышение температуры только на 1 °С может приводить к увеличению
продолжительности пожарных сезонов, росту числа лесных пожаров и площадей, которые затрагиваются
пожарами, в среднем от 12 до 16 %.
На основной части российской территории – примерно 80 % – прогнозируется увеличение осадков, что
связано с более мощными весенними паводками, наводнениями, затоплениями. При этом, по оценкам МЧС
России, страна обеспечена гидротехническими сооружениями на две трети от потребности, более 70 % этих
сооружений имеют амортизацию, которая перевалила за все мыслимые пределы. Интенсивные осадки ведут
к заболачиванию местности, что, в свою очередь, чревато вспышками эпидемий. Повышение температуры
сопровождается негативными для здоровья людей последствиями. Летом 2003 г. в городах России от
теплового шока умерло около 2 тыс. человек, в Европе – порядка 50 тысяч. Изменяется также ветровая
нагрузка, которая сопровождается ураганами, штормами и т. д.
Наиболее чувствительные к изменениям погоды сектора экономики дают примерно треть ВВП. Это АПК,
лесное хозяйство, водное хозяйство, транспорт, туризм, санаторно-курортное дело и некоторые другие виды
деятельности. Наносимый им ущерб при существующих тенденциях изменения регионального климата может
достигать ежегодно в среднем 1 % ВВП. В уже упоминавшейся Концепции долгосрочного социально-
экономического развития РФ отмечается, что примерно к 2030 г. могут возникнуть климатические барьеры,
которые способны затормозить экономический рост. Некоторые из этих барьеров проявляются уже сейчас.
Климатические изменения и новые возможности для экономики России
Вместе с тем, как справедливо отмечается в том же документе, климатические изменения открывают и «окна
возможностей» для отечественной экономики. Так, потепление, помимо негативного воздействия, порождает
и определенные позитивные эффекты. Прежде всего это проявляется в сокращении отопительного сезона,
что исключительно важно для энергетиков, работников ЖКХ, транспортников и рядовых потребителей.
Согласно данным Оценочного доклада Росгидромета Правительству России от 2009 г., на подавляющей
части территории страны сокращение отопительного сезона варьируется в диапазоне от 4 до 10 суток. По
оценкам, это дает экономию более 50 млн т условного топлива за сезон, или около 450 млрд рублей (цены
2009 г.).
Кроме того, расширяется зона земледелия, увеличивается вегетационный период, что приносит
соответствующие выгоды АПК в виде роста урожая и соответствующих доходов. Далее, освобождение ото
льдов окружающих морей, о чем ранее упоминалось в негативном плане (в частности, в связи с возможным
повышением уровня Мирового океана, хотя здесь не все так однозначно), улучшает транспортные
возможности. Например, даже неполное освобождение ото льдов Северного морского пути увеличивает
продолжительность навигации, повышая потенциал судоходства. То же относится к автомобильному
транспорту: сокращение продолжительности оледенения дорог ведет к сокращению издержек на борьбу с
этим явлением. Все это, естественно, с определенными допусками по вероятности, поскольку в такой сфере,
как изменение климата, ничего строго определенного быть не может.
Выгодами могут обернуться не только позитивные последствия климатических изменений, как таковые, но и
косвенные эффекты, обусловленные реакцией общества на риски, о которых шла речь ранее. В первую
очередь это стремление к модернизации и переход экономики к новому технологическому укладу, который,
помимо прочего, снижает нагрузку на окружающую среду. Модернизация экономики связана прежде всего с
реализацией программ и мер по повышению энергоэффективности и энергосбережения, предусматривающих
инновации превентивного характера, т. е. тех, которые, собственно, уменьшают выбросы парниковых газов. В
перечне критических технологий, утвержденном президентом России, указаны программы, которые связаны с
развитием энергосбережения, энергоэффективности, альтернативной энергетики, с переходом на новые
виды транспортного топлива и т. д. Обязательным компонентом должны стать и адаптационные инновации,
связанные с использованием новых материалов, новых сортов растений, которые позволяют лучше
приспособить экономику к меняющимся климатическим условиям. Можно и нужно стремиться избежать
дополнительных, зачастую далеко не обязательных нагрузок на окружающую среду, понимая, что природная
изменчивость никуда не девается.
Одним из источников инвестиций могут стать экономические механизмы Киотского протокола (совместные с
западными партнерами проекты и торговля квотами на выбросы парниковых газов), которые до сих пор, к
сожалению, не востребованы. В результате страна недополучила порядка 2 млрд долларов на модернизацию
мощностей, в первую очередь в области энергетики. В годы, оставшиеся до конца обязательного периода
действия Киотского протокола (2012), у России сохраняются шансы на привлечение инвестиций, несмотря на
перехват значительной части рынка конкурентами, прежде всего Китаем. Подчеркнем: речь идет не о
торговле воздухом, как нередко утверждается в СМИ, а о реальной возможности получения прямых
инвестиций и технологий, которые помогут России в деле структурной перестройки и модернизации
экономики. В том числе уйти от засилья портфельных спекулятивных инвестиций, которые в недавнем
прошлом наводнили страну и бегство которых в значительной степени способствовало финансово-
экономическому кризису в России.
Вообще, кризис отрицательно сказывается на темпах и перспективах модернизации экономики, связанных с
энергосбережением и энергоэффективностью. Однако, как часто бывает, кризис дает и импульсы для
развития, в первую очередь для поиска новых сфер приложения инвестиций – экономических ниш, в которых
капиталовложения дадут наиболее быструю отдачу и наибольший мультипликативный эффект в кратко- и
среднесрочной перспективе. В долгосрочном плане это позволит выйти на рубежи модернизации, которые
обеспечат устойчивый рост и дадут всходы нового технологического уклада. В этом отношении технологии,
способствующие решению проблем последствий изменения климата, оказываются теми инструментами,
которые позволяют добиться наибольшего мультипликативного эффекта.
Отметим также, что в антикризисных программах развитых государств и стран с переходной экономикой, к
которым относится и Россия, значительное, а в ряде случаев ведущее, место отведено модернизации
энергетической и транспортной инфраструктуры, развитию альтернативной энергетики и связанных с этим
НИОКР. Доля расходов на указанные цели в антикризисном «пакете» Южной Кореи достигает 81 %, в Китае –
38 %, во Франции – 21 %, в Германии и США – 12 %. В российской антикризисной программе доля затрат на
эти цели не превышает 2 %.
В то же время данные приводимой ниже таблицы свидетельствуют о том, что с точки зрения
рассматриваемой проблемы зарубежные и российская экономики имеют немало общих, пока недостаточно
используемых, особенно Россией, возможностей.
Как видно, и за рубежом, и в России в сфере ЖКХ можно добиться энергосбережения, снижения выбросов
парниковых газов, составляющих более четверти совокупного вклада. И это именно тот сегмент экономики, в
котором инвестиции обеспечивают наиболее высокую и скорую отдачу. Отмеченную увязку разрешения
финансового и «климатического» кризисов подчеркивают многие исследователи, в том числе такие
именитые, как нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц и Николас Стерн, посвятившие данной теме
специальную статью в начале марта с. г. в далекой от фантазий Financial Times.
* * *
Климатические изменения являются новым фактором развития мировой и российской экономик. Их
последствия противоречивы: есть негативные эффекты и проигрывающие от изменения климата группы
населения, производства, районы; есть и положительные воздействия и выигрывающие от них субъекты
экономики. Общий баланс, по оценкам ведущих американских специалистов, в пользу России: по их мнению,
это едва ли не единственная в мире страна, которая после 2050 г. может получить прибавку к росту ВВП до
0,6 %. Представляется, однако, что такие выводы как минимум преждевременны. Как показывают опыт и
модельные расчеты, для климатических флуктуаций характерны внезапность и резкость перемен,
сопровождающихся существенным ущербом для здоровья людей и экономики. При этом регионы, еще
недавно рассматривавшиеся как бенефициары изменения климата, могут превратиться в проблемные
территории. Вместе с тем нет оснований и для избыточного алармизма.
При всей противоречивости картины не приходится сомневаться, что уже сейчас и тем более в ближайшем
будущем мировая политика, в том числе экономическая, все больше будет использовать климатические
изменения как предлог для ограничений контрагентов и реальный стимул для поощрения собственных
производителей в конкурентной борьбе за ускоренный переход к новому технологическому укладу.
Риски и выгоды, связанные с климатическими изменениями, требуют перехода к долгосрочному
планированию, поскольку сам климатический фактор является долговременным по определению. Иными
словами, речь идет о климатическом или – шире – экологическом императиве перехода России к подлинно
стратегическому типу планирования. В свою очередь, это влечет за собой целый ряд требований к подготовке
важнейших программ развития страны и внесению существенных корректив в будущую систему
государственной статистики.
Кроме того, необходимо пересмотреть отношение к науке, являющейся единственным эффективным
инструментом снижения неопределенности, связанной с климатическими рисками, и обеспечения адаптации
экономики к изменению климата. Речь идет о науках о Земле, включая комплекс гидрометеорологических
дисциплин; об инженерных и технических знаниях – источнике конструкторских решений и практических
технологий; об экономической науке, которая должна обеспечить корректность учета и оценки всех аспектов
экономического развития, в том числе и климатических, и других экологических рисков.
Что касается внешнеполитического аспекта, то России, бесспорно, нужно использовать потенциал
международного сотрудничества, памятуя о том, что, если отсутствовать за столом переговоров, можно
оказаться, образно говоря, в меню. Тогда задача намного усложнится. Необходимо использовать и
возможности углеродного рынка, учитывая его риски и вместе с тем не относясь к нему как к фантому,
связанному исключительно с торговлей воздухом. Наконец, целесообразно внести в недавно принятую
Стратегию национальной безопасности Российской Федерации коррективы, учитывающие геополитические и
политико-экономические аспекты глобальных климатических изменений.
Информация о работе Изменения климата: риски или факторы развития?